Рыцарь Леопольд фон Ведель - Альберт Брахфогель

— О, я бедная несчастная и безутешная женщина! — воскликнула она. — Неужели никогда не будет у меня душевного спокойствия! Нет, нет! Пусть они говорят, что хотят и даже заставляют меня, — я не оттолкну тебя, мой Леопольд! Ты единственное существо, которое я так люблю! Кто знает, долго ли тебе придется покоиться у бедного сердца твоей несчастной матери!

Мальчик понял ее.

— Единственная милая мать!

Он прыгнул к ней на колени, она обняла его и чуть не задушила своими бурными поцелуями.

Но не долго Иоанне пришлось предаваться этой сладкой слабости, не пробыла она и пяти минут со своим любимцем, как раздались громкие и пронзительные звуки по всему дому. Они шли сверху и походили на глухой рев быка, который показался тем ужаснее, что сегодня весь замок был погружен в глубокую тишину.

В зале все мгновенно соскочили со своих мест.

— Это башенный стражник! — воскликнул, вставая Гассо.

— Да, молодой господин! — Юмниц также поднялся. — Я пойду наверх к Яну и узнаю, что там такое. Я думаю, нет ничего дурного, иначе звуки были бы другие и раздавались бы гораздо дольше.

— Я думаю, — ответил печально юноша, — что и так вполне довольно дурного для сегодняшнего несчастного дня! Если же это радостная весть, то Ян ради матери должен бы был трубить потише. Посмотри, Юмниц, а я пойду к матери. Но не поднимай большого шума, у нее и так довольно горя сегодня — она плачет за всех нас!

Оба они поднялись в верхний этаж башни, а Юмниц полез далее, чтобы узнать все от сторожа.

Гассо почтительно постучал в дверь, так как комната матери была святилище, куда имел доступ только тот кого она сама звала. Внутри послышался поспешный шорох. Леопольд начал хныкать, но строгие слова матери успокоили его. Потом отворилась дверь и оттуда вышла Иоанна с раскрасневшимся и испуганным лицом. С тихим плачем следовал за ней Леопольд.

— Что случилось, Гассо?

— Лоренц сейчас придет, матушка. Он полагает, что ничего особенного.

— Неужели? Если бы это были мирные люди, то они могли бы прийти завтра. Всякий знает, что сегодня день, когда я могу ожидать только дурное, поэтому с добрыми вестями никто и не приходит.

Она поспешно прошла коридор и остановилась у слухового окна, откуда видна была вся долина.

— Здесь нет ничего! — сказал Гассо.

— Этого и следовало ожидать. Значит, идут с польской стороны.

— Кто их знает, из Польши они или из Неймарка!

В то же время спустился с лестницы Юмниц и подошел к ней.

— Едут сюда из Штатгарта двенадцать благородных рыцарей и между ними дамы. Должно быть посещение.

— Разве сегодня собирался ко мне кто-нибудь Лоренц? — обратилась Иоанна к Юмницу!

— Может быть, господин начальник, ваш брат. Между ними видели одного в латах и шипах.

— А дамы? — Иоанна покачала головой. — Возьми Ловица и отправляйся к ним навстречу. А ты, сын, приведи в порядок зал!

Юмниц поспешил исполнить ее приказание Иоанна держа за руку утешившегося Леопольда, спустилась с лестницы. Гассо шел за ней. В зале все стояли у окон даже кухарка Ринка и экономка Лавренция, двадцатилетняя дочь Юмница пришла сюда, с нетерпеливым удивлением ожидая общества, пожелавшего в сегодняшний день посетить Кремцов.

— Разве ваше место здесь, девушки? — сказала вошедшая повелительница.

— Я думала, милостивая госпожа, — начала смущенная Ринка, — что нужно будет что-нибудь насчет обеда и…

— Сегодня никто не может рассчитывать на особенное пиршество! Я уже сказала, что нужно приготовить, Ринка! Отведите детей в свою комнату, — обратилась она потом к няньке.

— Гассо, София и Ика могут остаться здесь, пока мы не узнаем, чужие это или родные. Действительно, вдову во всем стесняют, не дадут даже уединиться в такой день!

Иоанна отдала еще приказание, чтобы некоторые из слуг надели праздничные платья, когда придется прислуживать гостям. Потом она с тем же беспокойством, но уже с меньшей грустью и видимым ожиданием села у окна, обратив свой взгляд на ворота.

Любопытство — такая сильная страсть у женщин, что может даже подавить на некоторое время грусть. С неменьшим нетерпением толпились у окна и остальные члены семейства.

Через четверть часа появился на деревенской дороге искусный охотник Ловиц, скачущий во всю прыть. Он остановился у замка и ловко спрыгнул со своего статного жеребца, которого оставил стоять просто так, даже не привязав к одному из множества колец, прибитых для этой цели у наружной стены замка. Он поспешно вошел в зал.

— Господин канцлер Валентин фон Эйкштедт с супругой и двумя фрейлинами и брат вашей милости, господин начальник, едут сюда.

— Две девушки? Что это значит?

— Фрейлины — дочери господина канцлера, — отвечал охотник.

— Странно! Не можешь ли ты мне сказать, сколько им лет?

— Одной будет около четырнадцати лет, а другая еще маленькая девочка, моложе господина Леопольда.

— Четырнадцать! — удивленная госпожа поднялась и ее лицо несколько повеселело.

— А сколько людей с ними? — спросила она.

— Служанка и двое слуг. Господин канцлер сказал Юмницу, что он думает пробыть у вас несколько дней.

— Ну, хорошо! Надо их хорошо принять. Позови Елизавету, София, пусть она поможет тебе и Ике покрасивее одеться. Гассо, ты также надень свое праздничное платье и посмотри, чтобы Буссо был также красиво одет. Ловиц, отправляйся в кухню, тебе там нужно будет кое-что сделать!

Все разбежались. Оживленная суматоха заменила воскресное молчание, царившее до появления этих нечаянных гостей. Сама госпожа живо командовала в кухне, и пронзительные крики Ринки на остальных кухарок раздавались по всему помещению. Служанка Елизавета рылась в кладовой, отыскивая нарядные костюмы для детей, Одним словом, дом походил на встревоженный муравейник.

После нескольких минут суматохи водворился везде порядок, так как всякий исполнил возложенную на него обязанность. Иоанна без устали распоряжалась везде сама, пересмотрела костюмы всех детей и велела им собраться в зале, когда лошадиный топот известил о прибытии нежданных гостей. Если бы сама госпожа фон Ведель и захотела переменить платье, то она не успела бы, да и не могла бы, так сильно поразил ее этот приезд, что она позабыла о наряде и обо всем, что было до начала этой суматохи.

Ловиц почтительно отворил главный вход. Иоанна, окруженная детьми, вышла к порогу.

— Вы мне оказываете честь, канцлер, что привезли хоть раз вашу жену и детей. Я желала бы только, чтобы вы выбрали другой день для приезда, так как сегодняшний день самый дурной для нашего бедного дома!

— Небо послало, — возразил канцлер, — в этот день несчастие вам, но оно может послать и радость в этот же день! Мы потому и пришли сегодня с добрыми вестями, чтобы заменить вашу печаль радостью. Впрочем, это зависит от Бога и от вашей воли, — прибавил он многозначительно, слезая с лошади.

— Если бы это зависело от меня, то никогда не желала бы быть печальной! — перебила вдова, подходя к жене Эйкштедта. — Я очень желала бы, чтобы вам понравилось у нас, милостивая госпожа!

— Я хочу этого же от всего сердца! — улыбнулась канцлерша, наклоняясь с лошади. Она обняла Иоанну и поцеловала ее.

— Гассо, — воскликнула хозяйка, — покажи себя ловким кавалером и помоги сойти девушкам!

Теперь только обратилась Иоанна к своему брату и подала ему руку.

— Здравствуй, милый Ганс. Ты сегодня должен занять место моего покойного мужа.

— Я должен? — спросил брат, устремляя иронический взгляд сначала на лицо, а потом на грудь сестры. Он сделал смелое движение рукой и вдруг вытащил складку рубашки из-под ее платья, которая предательски высовывалась из незастегнутой петли корсета.

— Что за шутки! — обратилась она к брату, сильно раскрасневшись и поспешно завязывая узел.

— Это что такое, Иоанна! Разве мы застали тебя врасплох? Пойду посмотрю, обсохло ли на губах Леопольда свежее молоко?

— Ну, хорошо! — прервала она, между тем как щеки ее загорелись гневным стыдом.

— Однако идемте в дом! — обратилась она к жене Эйкштедта, беря ее за руку.

Канцлер и капитан следовали за ними с Юмницем. Гассо же удачно выполнил свое первое задание в рыцарском звании. Он весь раскраснелся от смущения, снимая своими юношескими сильными руками Гертруду с седла. Веселая, ничего не подозревающая девочка смотрела на молодого человека как на нового друга и товарища. Она со смехом спускалась с седла, обвив руками шею Гассо, и ее роскошные локоны упали на лицо и плечи вновь посвященного рыцаря.

— Благодарю! — сказала она, становясь на землю. — Ты уже получил свою награду, господин паж! Так называют при дворе того, кто прислуживает, как, например, ты теперь, — объяснила она Гассо.

Взявшись за руки, вошли молодые люди в зал. Прислуга шла за ними.