Обретение девственности - Андрей Данилов

— Яковлевич. Сколько до пенсии?

— Пять месяцев и четыре дня! — улыбаясь во все лицо, бодро отвечает будущий пенсионер.

На судне, кроме вахты, никого не осталось. Ушли в культпоход, в город. В местный кабак. Вкусить, так сказать, местного вина и женщин. Яковлевич топчется рядом со мной, надоедая рассказами, как он будет жить на пенсии. И это сильно достает.

— Яковлевич — говорю я — что сидишь на пароходе? Сходил бы в город, пробзделся.

— Да что мне там делать? Пусть молодые погуляют. — отвечает он.

— Да ладно, что тебе и заглянуть в Кандалакше не к кому?

Старый боцман долго молчит. Видимо в уме перебирает варианты. Я физически чувствую, как скрипит его старый ум.

— А вообще, да — вдруг говорит он — схожу, погуляю.

Через пять минут, одетый в новые брюки и рубашку, старый боцман сходит по трапу. Я шутливо отдаю ему честь.

— Смотри там, не очень. В конфликты с местным населением не вступай. — напутствую я его.

Он машет рукой. Типа ладно.

Вахта течет своим чередом. Тупо и вяло. Народ возвращается из города, делится впечатлениями. Все как всегда. За разговорами время летит быстро. Скоро полночь. Только светло — полярный день. Из — за штабеля контейнеров появляется Яковлевич. Походка твердая. Как на параде. Поднимается по трапу. Встает со мной рядом, облокотившись на планширь. Закуривает.

— Ну, как сходил? — лениво спрашиваю я.

Яковлевич молчит, вдумчиво выдыхая дым.

— Как, как. Каком кверху! — вдруг говорит он — была у меня здесь одна подруга. Нашел сегодня ее дом. Самой нет. Спрашиваю у соседки — где Маргарита? Где, где — отвечает соседка — на кладбище, уже второй год, как померла.

— Ну, а ты чего? — я заинтригован.

Взял чекушку, пошел на кладбище, разыскал могилку. Посидел, помянул. Вот обратно пришел. Какие в нашем возрасте блядки? Одни поминки.

Яковлевич махнул рукой и ушел в каюту.

12.12.2009

«Шаговое напряжение»

Порт Бильбао — это вам не Соломбала. Уютная гавань, чистенько, аккуратненько. Мы стояли у выхода, справа. Правым бортом. На берег подана сходня. Трап не спустить — причал высоко. Был чудесный воскресный день. Тепло. Солнечно. Я обосновался в штурманской и занялся любимым делом всех третьих помощников — корректурой карт и пособий. Перед обедом резко потемнело. С кормы наползала огромная, черная туча. А за кормой, на причале, располагалась гигантская угольная куча. Не куча, а Эверест какой–то из угля. Я позвонил старпому и позвал его на мостик. Он был на вахте.

— Смотри — говорю — Аркадьич, какая ерунда наползает.

— Ну и что — отвечает тот — туча, как туча. Сейчас дождь пойдет.

Дождь не пошел. Из–под тучи задул ветер. Метров 20 в секунду, а может и больше. Никто же его не померил в тот момент. И тьма египетская накрыла наш славный теплоход. Всю пыль с угольного Эвереста понесло прямо на нас. Но старпом был парень не промах. Взял судовую трансляцию и объявил.

— Швартовой команде, по местам стоять. Завести дополнительные концы с бака и кормы.

Испугался, что нас от причала оторвет.

Я пулей метнулся на бак. Сказать, что не видно было ни хрена — значит ни чего не сказать. На крышке трюма выл боцман. В этой угольной мгле он заблудился и не знал куда бежать. Где бак? Где корма? Пришлось подманивать боцмана голосом. Как собаку. Взяв его крепко за руку я твердо повел его в сторону носа. На баке один из матросов дергал швартовый конец, пытаясь вытащить его из вьюшки. Он не видел в темноте, что тянет за рабочий конец с лебедки, уже заведенный на причал. Кое как подали еще два дополнительных швартова на причал, доложили по трансляции. Стоим, ждем дальнейших указаний. В этот момент ветер резко зашел и угольную пыль понесло в другую сторону. Для нас наступил рассвет. Презабавное зрелище представляла швартовная команда на баке. На черных силуэтах у каждого было видно только три дырки — рот и два глаза. Я начал смеяться.

— Что ржешь — строго сказал боцман — себя то видел?

Но это был не конец. Хлынул ливень. Видимо, господь бог осознал свою ошибку и решил нас помыть. В этот момент, два портовых крана, аккуратно стоявших на причале, сорвались с места и, под давлением зашедшего ветра, лихо понеслись в краю причала.

Упадут или нет — мы напряглись и ждали.

Краны напоролись на стопора в конце причала, и, покачавшись, остановились. Только с треском и искрами оборвались силовые электрические кабели. Распиздяи испанцы не только не закрепили краны, но и питание не отключили на выходные.

— Спасайте сходню — с мостика орал старпом — утонет сейчас.

Пронесшиеся вдоль борта краны снесли нашу сходню. А у нас как раз перед этим собрание было — про сохранность судового имущества и коллективную материальную ответственность.

Все бросились спасать сходню. Вытащили дружно, установили на место. И старпом тут как тут. Руководит. Ливень кончился. Мы все мокрые, грязные. На сходне леера натягиваем. А на причале, вокруг оборванных концов силового кабеля, земля стремительно сохнет. Аж пар идет. А наш старпом, командую, прямиком в это пятно шагает. Уже ногу занес, сейчас наступит. Рядом электрик стоял. Он рот открыл, что сказать старпому хочет, но чувствует — не успеть. Как даст старпому в ухо. Тот от пятна отлетел и брык в грязь. И лежит. И смотрит с укоризной на электрика. А тот бормочет:

— Прости, Аркадьич, шаговое напряжение же…

Старпом молча встал и ушел в каюту. Аврал закончился.

Ближе к вечеру я заглянул к старпому. Он лежал на койке и читал учебник по электротехнике.

— Представляешь, Андрюха — говорит — чем шире шаг, тем выше потенциал. А что это значит?

— Это, значит, остались бы от тебя только галоши дымящиеся. Вот что это значит. Иди спасибо скажи электрику. Он ведь тебе жизнь спас. А то он сам не свой ходит. Переживает, что в ухо тебе заехал.

Старпом у нас заочник был, высшую математику еще не освоил.

13.10.2009

«Гирокомпас»

Гирокомпас — это такой прибор, который показывает истинный меридиан, т. е. попросту — на север. Без него на судне никак нельзя. Есть, конечно, основной курса указатель — магнитный компас. Но это прошлый век, да и врет он постоянно.

В пять утра меня разбудил телефон. В трубку сильно кричал старпом. Я только понял, что пиздец и быстрей сюда. Шли вторые сутки моей штурманской карьеры. Я не спеша оделся, ополоснул лицо, почистил зубы и поднялся на мостик. На мостике: капитан в тренировочных штанах, старпом и вахтенный матрос, вцепившийся в руль. Первый вопрос у капитана был:

Где я так долго шлялся?

— Так пока оделся, пока умылся…

— Умылс..с..я..я — капитан аж засвистел — сейчас я тебя умою. Ты гирокомпас сломал?

Я посмотрел на картушку компаса — она вращалась с огромной скоростью.

— Не — говорю — я его не ломал.

— А ты знаешь, что ты и магнитный компас сломал?

— Слушайте — говорю — магнитный компас сломать нельзя, он в принципе не ломается.

— Да ты сюда, блядь, посмотри — тычет пальцем капитан перископ магнитного компаса.

Гляжу — что за ерунда, не видно показаний. Какая–то планка мешает. Это я его перед отходом вытаскивал, протирал и задом наперед поставил.

— Ерунда — говорю — сейчас исправлю.

Залез на верхний мостик, переставил. Спустился обратно.

— Смотрите — говорю — все видно.

— Не, не видно — старпом, проститутка, заявляет.

Я смотрю, видно плохо. От грязи стекла и зеркала помутнели. Ну, думаю, старпом, решил мне жопу до конца склеить.

— Альберт Михайлович — это я к старпому обращаюсь — ведь на вашей вахте все приборы из строя вышли. Вы что–нибудь делали?

Старпом аж посерел от злости. А капитан в углу стоит и молча курит. И взгляд у него удивленный — удивленный. Видимо от моей борзоты совсем охуел. Он первый рейс

капитанил. Старпом делал первый рейс старпомом. Второй помощник только из третьих переведен. Ну, а я понятно, только после училища — второй день моряцкой карьеры.

— Иди — капитан мне говорит — и чини.

Гирокомпас чиниться не хотел. К обеду я разобрал и собрал его — не работает. Решил пойти поесть. Сил набраться. Захожу в кают компанию. Все чин — чинарем: «прошу разрешения, приятного аппетита». Капитан лицо от тарелки поднял и говорит:

— Гирокомпас починил? Нет? Пока не починишь — жрать не будешь. Иди на хер отсюда.

Тут за меня первый помощник решил вступиться:

— Василий Павлович, так же нельзя. Пусть парень поест.

— А ты если пиздеть будешь — сам пойдешь приборы чинить.

Первый нырк в тарелку и молчит. Все. Отвыступался. А я с палубы на камбуз зашел. Накормили. И опять в гиропост. А компас не чинится, хоть тресни. Я его разбирал и собирал раз двадцать. Не получается. Все цело, а не работает. Электромен пришел, тестер приволок. Все беды, говорит, от питания. Где он запитывается? Вон говорю, коробка на переборке висит, с предохранителями. Только там 380. Это все, что я успел сказать. Наш добрый, старый электромен шустро сунул концы своего тестера в коробку. Заискрило, бумкнуло. Концы тестера оплавились и загнулись, а электромеханик пытался покинуть гиропост. Но не через дверь. Он нервно тыркался в угол. Видать сильно шибануло. Я его за плечи взял, развернул и в дверь направил. Когда дым рассеялся, появился радист. Меня, говорит, к тебе в помощь направили. Чем помочь? Иди, отвечаю я ему, тут один уже пытался помочь. Чуть пароход не поджег. Сам справлюсь. На вторые сутки заглянул старпом и давай канючить: когда да когда ты его исправишь? Капитан их со вторым перевел на вахту четыре через четыре. Они, видите ли, устали. А я, отвечаю, не устал. У меня здесь курорт. Живу в гиропосту.