Ганнибал: Восхождение - Томас Харрис

Учитель Яков редко приносил учебники на их беседы и очень редко ими пользовался. Когда Ганнибалу исполнилось восемь, он спросил его — почему?

— А ты хотел бы все помнить? — спросил в ответ учитель Яков.

— Да.

— Помнить — не всегда благо.

— Я хотел бы все помнить.

— Тогда тебе нужен Дворец памяти, чтобы все в нем хранить. Дворец, созданный в твоем мозгу.

— А это должен быть дворец?

— Он станет разрастаться, будет огромным, как дворец, — объяснил учитель Яков. — Его можно сделать еще и очень красивым. Какую самую красивую комнату ты знаешь, знаешь лучше других?

— Мамину комнату, — ответил Ганнибал.

— Вот оттуда мы и начнем, — сказал учитель Яков.

Ганнибал с учителем дважды наблюдали, как солнечные лучи весной касались окна дяди Элгара. Но в третью весну они уже прятались в лесу.

5

Зима, 1944/45

Когда рухнул Восточный фронт, русская армия лавиной покатилась по Восточной Европе, оставляя за собой дымящиеся пепелища, населенные голодающими и умирающими от ран и истощения.

Русские наступали с востока и юга, Третий и Второй Белорусские фронты дошли до самого Балтийского моря, гоня перед собой разбитые части отступающих дивизий СС, отчаянно пытавшихся добраться до побережья, откуда они надеялись морем эвакуироваться в Данию.

Амбициям добровольных помощников СС — хивисов — пришел конец. После того как они верой и правдой убивали и грабили, расстреливали евреев и цыган, чтобы услужить своим хозяевам-нацистам, никто из них так и не был принят в ряды СС. Их называли «Ostgruppen» — «Восточные части» и практически не считали солдатами. Тысячи хивисов были отправлены в трудовые батальоны, на рабский труд, часто приводивший к смерти. Однако некоторым удалось дезертировать и заняться собственным «предпринимательством»…

Красивая литовская усадьба недалеко от польской границы, дом открыт с одной стороны, словно кукольный домик: это взрывом артиллерийского снаряда снесло одну из стен. Владельцы усадьбы — вся семья, — застигнутые в подвале врасплох первым взрывом и погибшие от второго, лежат на полу в кухне первого этажа. Убитые солдаты — немцы и русские — лежат в саду. Немецкая штабная машина, перевернувшаяся набок, полуразорвана надвое попавшим в нее снарядом.

На диване в гостиной, лицом к камину, сидел майор СС; на брючинах у него застыла кровь. Его капрал снял с кровати в спальне одеяло и укрыл им офицера. Он разжег камин, но ведь гостиная открыта небу! Капрал стащил сапог с ноги майора и увидел, что у того почернели пальцы. Тут он услышал шум снаружи. Он снял с плеча карабин и подошел к окну.

Полугусеничная санитарная машина, «ЗИС-44» российского производства, но с опознавательными знаками Международного Красного Креста, грохотала по усыпанной гравием подъездной аллее.

Первым из машины вышел Грутас с белым полотнищем.

— Мы — из Швейцарии. У вас имеются раненые? Сколько вас?

Капрал оглянулся на офицера:

— Медики, господин майор. Поедете с ними?

Майор кивнул.

Грутас и Дортлих, на голову выше своего сотоварища, вынесли из машины носилки.

Капрал спустился к ним — объяснить.

— Вы с ним полегче, — сказал он. — Он ранен в ноги. И пальцы ног отморожены. Может, гангрена от отморожения начинается. Вы что, от полевого госпиталя?

— А как же! — ответил Грутас. — Но я могу и здесь оперировать. — И он дважды выстрелил капралу в грудь. Пули выбили облачка пыли из его мундира. Ноги у капрала подкосились, он упал; Грутас перешагнул через труп, вошел в дверь и сразу же выстрелил в укрытого одеялом майора.

Милко, Кольнас и Гренц высыпали наружу из задней двери машины. Форма на них была самая разная — литовской полиции, эстонского медкорпуса, Международного Красного Креста, но у всех на рукавах красовались повязки с большими эмблемами фронтовых медслужб.

Для того чтобы раздеть мертвеца, мародерам приходится много раз наклоняться, тратить массу усилий… Они кряхтели и ворчали, разбрасывая бумаги и фотографии из бумажников. Майор был еще жив. Он протянул к Милко руку, тот снял с руки раненого часы и сунул к себе в карман.

Грутас и Дортлих вынесли из дома свернутые в рулон ковры и закинули их в машину. Положили парусиновые носилки на землю и вытряхнули на них часы, очки в золотой оправе, кольца.

Из леса выполз танк, русский «Т-34» в зимней маскировке. Его пушка вращалась, держа под прицелом все поле. В открытом люке виднелся пулеметчик.

Какой-то человек, прятавшийся в сарае за фермерским домом, выбежал из своего укрытия и бросился бежать через поле к лесу, перескакивая через трупы и прижимая к себе настольные часы из золоченой бронзы.

Из танка застрекотал пулемет; бежавший мародер упал вперед лицом и, перевернувшись на бок, остался лежать рядом с часами; циферблат часов был разбит вдребезги, как и лицо грабителя, а его сердце остановилось одновременно с ходом часов.

— Подберите труп, быстро! — сказал Грутас.

Они швырнули труп на носилки, скрыв награбленное. Башня танка повернулась в их сторону. Грутас помахал белым флагом и показал на эмблему Красного Креста на машине. Танк двинулся дальше.

Последний осмотр дома. Майор был все еще жив. Когда Грутас проходил мимо него, тот схватил его за брючину, обнял его ногу обеими руками и не отпускал. Грутас наклонился к нему, схватился за знаки принадлежности к частям СС на воротнике майора.

— Нам обещали, что мы получим такие же черепа, — сказал он. — Может, теперь черви найдут один из них под кожей твоего лица. — И он выстрелил майору в грудь. Майор выпустил ногу Грутаса и взглянул на свою руку, лишенную часов, словно желая узнать время собственной смерти.

Санитарная машина, подпрыгивая на неровностях, пересекала поле, давя гусеницами убитых, и когда добралась наконец до леса, Гренц вышвырнул труп прочь.

Высоко над ними вслед русскому танку с ревом бросился немецкий пикирующий бомбардировщик «Штука», его пулеметы неистовствовали. Укрывшись под пологом леса в наглухо закрытом танке, экипаж слышал, как неподалеку в чаще взорвалась бомба и по бронированному корпусу забарабанили щепки и осколки.

6

— А вы знаете, какой сегодня день? — спросил Ганнибал за завтраком, подняв глаза от тарелки с овсянкой. — Сегодня — день, когда солнце приходит прямо в окно дяди Элгара.

— В какое время оно приходит? — спросил учитель Яков, будто бы сам этого не знал.

— Оно выглянет из-за башни в половине одиннадцатого.

— Это ведь было в 1941-м, — сказал учитель Яков. — Ты что же, хочешь сказать, что момент появления солнца будет тот же самый?

— Да.

— Но ведь реально год длиннее, чем триста шестьдесят пять дней.

— Но, учитель Яков, этот год — следующий после високосного. И 1941-й, когда мы в последний раз наблюдали появление в окне солнца, был тоже после високосного.

— Тогда что же, календарь так точно откорректирован, или мы живем грубыми допущениями?

В камине с треском вспыхнул терновник.

— Я думаю, это два отдельных вопроса, — сказал Ганнибал.

Учитель был доволен, но его ответом стал новый вопрос:

— А год 2000-й будет високосным?

— Нет… Ой, да, да, он будет високосным.

— Но он же делится на сто! — возразил учитель Яков.

— Но он делится еще и на четыреста! — ответил Ганнибал.

— Совершенно верно, — заметил учитель. — И это будет первым применением григорианского правила. Может быть, в тот день, пережив все грубые поправки, ты вспомнишь о нашем разговоре. В этом странном месте. — Он поднял свою чашку, словно бокал. — В будущем году — в замке Лектер!

Первым услышал этот шум Лотар, когда набирал воду; рокот двигателя на низких оборотах и треск ломающихся ветвей. Он оставил ведро у колодца и в спешке влетел в дом, не отерев ног.

Советский танк «Т-34», в зимней маскировке из снега и соломы, ломился на поляну по конской тропе. На башне русскими буквами было начертано «Отомстим за наших советских девушек!» и «Уничтожим фашистскую заразу!». За башней танка, над двигателем, примостились двое солдат в белых маскхалатах. Башня повернулась, пушка танка целила в охотничий домик. Крышка люка откинулась, и пулеметчик в белой зимней одежде с капюшоном встал за пулемет. В другом люке появился командир экипажа с мегафоном в руке. Он повторил свое обращение по-русски и по-немецки, стараясь перекричать дизельный грохот двигателя:

— Нам нужна вода, вреда мы вам не причиним, пищу не отберем, если из дома никто стрелять не станет. Если нас обстреляют, все вы будете убиты. А теперь выходите. Пулеметчик, заряжай, держи их под прицелом! Если не увидишь их лиц, когда кончу считать, стреляй.

Раздался громкий щелчок — это боец оттянул затвор пулемета.