Ужасное сияние (СИ) - Платт Мэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нейт рассёк сгусток с приглушённым воплем — нет уж, он не сдохнет здесь, как глупый заяц, не будет кормить поед-траву своими кишками и тощим мясом. Удалось перевернуться на спину — куртка из плотной кожи защищала, такие же плотные брезентовые штаны — тоже. На миг Нейт представил: если стебель заберётся за пояс, в штаны, ох, проклятье, только не это. Он выронил арматурину и просто карабкался прочь. Он кричал и полз. От ударов взмётывалась сухая серая почва, словно фонтаны воды, где плескались лягушки. «Пальцы» поед-травы шуршали и нападали снова с бессмысленным упорством безмозглой твари.
Нейт закричал — и продолжал кричать, уже когда выбрался на безопасное место, а затем замолк. Стёр тыльной стороной ладони кровь — в раненом ухе шумело, боль трещала в голове, но он вроде бы слышал.
А потом засмеялся, осознав, что держит в руках не только нож, но и заячью тушу. Добыча тянула килограммов на пять. Обожраться можно, а если подсушить мясо на огне — он дойдёт до какого-нибудь поселения.
— Удачной охоты, — сказал Нейт и показал поляне с поед-травой средний палец.
*
Заброшенный город как будто ждал его.
Нейт бродил по нему несколько дней. Прежде он только слышал, что такие бывают — словно огромные туши павших бизонов, только от бизона за неделю ничего не останется: мясо обглодают койоты и дикие кошки-манулы, потом подберутся насекомые, от мурапчел до тараканов, кости — и те растащат, кроме самых крупных. Иное дело — труп из камня, стекла и ржавых труб.
Нейт поднимался по щербатым лестницам. Иногда выбитыми зубами щерились целые пустые пролеты. Он нашёл где-то верёвку и поднимался всё равно. Разыскивал что-то с не свойственным ему упорством, но будь здесь чернокожая авгур, которая обещала забрать его и сделать подобным себе среди Синих Варанов, она сказала бы: таковы все отмеченные, дети Инанны, они ищут прошлое, подобно голодным зверям, вынюхивающим добычу. Еды в городе было мало — только тот заяц, которого Нейт отбил у поед-травы, несколько кустов бананоягод, мелких и зелёных, совсем несъедобных по сравнению с теми, что выращивались в деревне.
Нейт мучился животом после того, как решился поужинать ими, но сам виноват, ободрал сразу несколько десятков. Нужно было идти дальше; но он не мог себя заставить покинуть город — скелет города — бродил по улицам, заглядывал в разбитые стёкла зеркал. Подобрал куклу: когда-то она была яркой и красиво одетой, наверное, но платье истлело, остался чёрно-розовый пластик, много дыр на груди и спине, ещё одна — вместо нижней челюсти, и ярко-голубые, очень живые глаза. Почти лысый череп с парой золотых прядей помогал представить, как выглядела кукла прежде. До неё добрались алады? Она умерла вместе с городом?
Нейт положил куклу в карман. В другом месте он нашёл книги на незнакомом языке, обнаружил картинки, целую историю в картинках. Она рассказывала об избранных, о детях Инанны, как сказала бы авгур, которые были наделены огромной силой: поднимали целые ржавые сваи, разбивали землю ударом, часто — полыхали светом. Ужасным сиянием аладов. Люди знали о них до того, как всё поменялось? Нейт пытался понять по картинкам, не мог, сбивался и злился. Еда у него заканчивалась, но город не отпускал.
Он собрал коллекцию обрывков историй про древних детей Инанны, много блестящих камней и странную штуку — плотный железный кругляш с двумя «усиками» и разметкой на двенадцать делений. Нейт встряхнул последнюю находку, покрутил какое-то колёсико сбоку, и усики задвигались.
Древний механизм сообщал: «Я жив» монотонными звуками. Нужно уходить, иначе я умру здесь, понимал Нейт, когда доедал своего зайца, приправленного всё теми же бананоягодами. Он всегда был худощавым парнем, но сейчас штаны вообще сваливались, верёвка-пояс больше не могла их удержать. Но уходить он не хотел — ржавая вода в трубах помогала против рези в желудке, а мир этого скелета слишком цельный и законченный, нельзя его бросить. А снаружи Нейта ждут Пологие земли — бесконечные километры поросшей ряской, заваленной скалами и прогалинами земли и ни единого шанса вернуться домой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})От слабости мутило. Голод выгрызал в пустом животе знакомую дыру, но снова идти искать зайцев, тараканов, варанов или дикий батат — значило бросить картинки, бросить клацающую штуковину. Такую никогда не выплёвывали телепорты, ничего похожего в деревне не было, но Нейт сообразил: это вроде часов странной конструкции, без песка и или вспышек, чистая механика, примитивнее нефтяных генераторов, но удивительно надёжная штука. Он набрал ещё воды, текущей из огромной трубы, которая и привела Нейта сюда. В ней плавали хлопья ржавчины и каких-то водорослей. Нейт сделал большой глоток и закрыл глаза. Завтра он найдёт что-нибудь ещё. Бананоягоды кончились — он обчистил с куста даже листья и кору. Завтра город покажет новое чудо. Нейт заставлял себя вставать, выпрямляться, искать. Заставлял себя бродить по городу, собирать цветное стекло, обрывки картинок, странные предметы, назначения которых он не знал и никогда не узнает; и почти смирился с тем, что маленький скелет Нейта сокроется в большом остове, словно ключ в шкатулке.
Однажды на горизонте он увидел движущиеся фигуры. Это были не рейдеры — рапторы и пилоты, и Нейт, который почти не вставал уже третий день, только перебирал добытые сокровища, подумал: они сюда? Ко мне?
«Пусть уходят». «Пусть не доберутся».
Рапторов в деревне опасались. Они были частью полиса — и полис словно запускал длинные руки с телепортами и своими людьми в чужой мир.
Нейт уже ничего не мог бояться.
Он закрыл глаза, устраивая голову на колючих рёбрах камней, но потом подскочил от звуков монотонного механизма — «тиц-тиц-тиц», и прокричал:
— Помогите мне! Пожалуйста, помогите, я здесь!
Мёртвый город не простит его — твой голод оказался сильнее, глупая ты тварь из плоти, что всё равно сгниет, растащат ли её койоты с мурапчелами или сожгут, а пеплом удобрят батат.
Нейт смял лживую картинку с прекрасным и сияющим «отпрыском Инанны».
«Я хочу жить», — думал он, наблюдая, как силуэты рапторов, охотников на аладов из обитаемых городов под куполами, приближаются на крик.
«Я жутко голоден и хочу жить».
Глава 3
Леони обогнала Дрейка и ушла почти за горизонт — её раптор-механизм был пёстрой точкой, маячившей далеко впереди. Стоило бы ей сбросить скорость: местность опасная, руины одного из безымянных древних городов. Здесь могут водиться алады, но их-то они почуют, а вот какую-нибудь агрессивную живность с пустошей — не обязательно. Теоретически механизм мог выдержать даже столкновение со стадом взбесившихся бизонов и гигантским матриархом во главе, но проверять не хотелось.
Дрейк вызвал глазами дополненную реальность экрана, чтобы послать най-рисалдару Триш предупредительный сигнал, но передумал. Ладно, Кислотную Бабку видно, вон она маячит «хвостом» невообразимых оттенков фуксии, розового, синего и золотого. Эта пестрядь даже радует на фоне однообразного зелёно-ржаво-серого пейзажа. Леони и сама такая же аляпистая со своей раскрашенной механической рукой и наполовину выбритым черепом. Авторая половина — жёсткие волосы всё в тех же нереальных оттенках. Тёмная кожа только подчёркивает буйство красок. В отряде шутили, что старшие по званию — субедары — ставят этих двоих в пару специально. Для контраста. Ерунда, конечно, кому в Пологих Землях есть дело, альбинос ли Дрейк и любит ли Леони свои «кислотные» краски? Аладам, что ли? Так они слепые и вообще безмозглые.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Он снова переключил внимание на поиски. Местность та же. Поблизости ничего крупнее зайца в небе и нескольких койотов, глодающих чьи-то кости.
— Докладывает най-рисалдар Норт. Всё спокойно. Следуем вдоль остаточных конструкций сегмента эф-три сорок восемь дробь восемнадцать, — отправил он за них обоих обязательный пеленгующий сигнал.
Один из городов-мертвецов, эта груда металла, бетона и камня, давно потерял своё имя. Если вернуться в часть и поднять карты, то можно и отыскать, как этот несъедобный скелет раньше назывался, данные остались, но кому это надо? Дрейку — точно нет, не любил он эти старые развалины, в которых серо-ржавыми остовами выпирала древняя тоска. Развалины домов с битым стеклом, кое-где — пластик, так и не разрушившийся за полтора века. Хуже всего обнаруживать скелеты и какие-то дурацкие штуки из прежнего мира, вроде детских игрушек и остатков одежды — тоже то ли пластиковой, то ли достаточно добротной, чтобы не сгнить целиком. Порой попадались и скелеты, почему-то они не превратились в труху. Учитель Дрейка, най-рисалдар Гвинера, рассказывала: мол, алады просто явились в один миг, а где они обрушились метеоритным дождём из кармана другого мира, замерло и само время.