Шум пройденного (сборник) - Михаил Жванецкий

Они не верят, что не было хлеба, пива, мяса, масла.

Они уверены, что всё это было. И водка была, думают они.

– Не было, – кричу я один, неубедительно и слабо.

– И свобода слова была, – говорят они.

– Не было, не было, не было, – кричу я, стуча кулаком об забор.

– И одежда была.

– Это была спецовка.

– Нет, одежда.

– Спецовка, спецовка, – стучу я и плачу.

– Мы плохо жили, – кричу я и плачу.

– Мы жили хорошо, – кричат все и стучат кулаками по стенам, по заборам, по столам, по мне. – Это ты один, ты один жил плохо… А сейчас ты один живёшь хорошо.

Разве ты можешь убедить такую массу?

– Значит, вам было хорошо? – сдаёшься ты, спрашивая: – Жили вы плохо, но вам было хорошо?

– Нет! И жили мы хорошо.

– Значит, и жили вы хорошо, – окончательно слабеешь ты, – и живите так опять. Кто вам всем может помешать опять жить так же?

Все едины: и управители и управляемые. Кто же их остановит?

И время уже 3 часа 25 минут. Нельзя тратить ночь на бессмысленные споры. Для этого есть день. Ночь тиха и полна. Она движется к рассвету. День движется к закату, только ночь – к рассвету.

И дело не в политике. Занимайся политикой, если хочешь изменить жизнь. Изменил – отойди, дай другим заняться политикой.

А когда сидишь со своими за столом, и ты знаешь, чем и как живут остальные, всем, с кем ты сидишь, хорошо.

И вы за столом.

И вы спаяны и скованы, вы что-то знаете, и горячий пар после бани, и горячий живот после водки, и плотно прижата нога секретарши, такая желанная к такой надёжной.

И ты на коне.

Какой тут на фиг закат, когда дело идёт к рассвету.

Встреча с милицией

Служебная инструкция для гражданина, выходящего из дому.

При встрече с милиционером не надо смотреть ему в глаза.

Не раздражать милиционера длинным ответом.

Надо понимать требование показать документ.

Как «дай прикурить» означает начало конфликтной ситуации в любом случае.

Не глядя милиционеру в глаза, передай паспорт.

Ни в коем случае не надо шутить.

Сразу вынимай паспорт с деньгами.

Помните, что вы к встрече не готовы.

Он готов, обучен, вооружён и в форме.

Вам ему нечего противопоставить.

Не геройствуйте, не демонстрируйте знание законов.

Он вооружён и раздражителен.

Упоминание закона может быть той каплей, тем пределом, за которым ваша жизнь теряет ценность.

Осторожно, не глядя в глаза, отдавайте всё, что у вас есть.

Выполняйте все требования.

Если он найдёт, что документов недостаточно, чтобы отпустить вас, доставайте часы и всё ценное, что у вас есть.

Повторяем.

Для сохранности вашей жизни стойте, опустив голову, и соглашайтесь по всем пунктам разговора.

Видя, что вы унижены и раздеты, вас отпустят.

Милиционер к голому и нищему быстро теряет интерес.

Мы рассказали о том, как вести себя при встрече с милиционером.

Главное – этой встречи избежать.

Не появляйтесь в тех местах, где бродят милицейские патрули.

Спешно покидайте район, где видны проблески патрульной машины.

Помните, милиционер – не бандит, от него нет спасения в толпе, в такси, в автобусе.

На любой вопрос: прописка, регистрация, иммиграция, виза, права, справка о здоровье – давайте всё, что у вас есть.

Деньги. Часы. Кольца. Кулоны.

И медленно, не поворачиваясь, пятьтесь за угол…

Не бегите.

Не смотрите в глаза.

Не иронизируйте.

Исчезните и провалитесь.

На футболе

Когда моя знакомая ради любопытства пошла на футбол, стотысячный стадион ревел.

Она возбудилась.

Она кричала.

В перерыве со всеми рванула в туалет.

Нашла дверь с буквой «Ж».

И в ужасе выскочила.

Там полно мужчин.

Стоят спиной.

Курят.

Она к дверям – там ясно буква «Ж».

Опять вошла.

Спросила:

– Мужики, вы что?

Кто-то из мужчин сказал ей:

– Футбол – игра жёсткая, девочка.

Народная власть

Самой народной властью была Советская.

Её лозунг – «С этим народом надо разобраться!».

Перетасовать.

Отсеять плохое.

Уничтожить в народе то, что народу мешает.

Наказать, поощрить, посадить, наградить.

Даже сообщить!

Но не выслушать его.

Всё отсеяла народная власть.

Осталось то, что осталось.

А из отсеянного выросло много хорошего.

… В других местах.

Вот интересно, что лучше.

Все вещи на себе и лёгкий чемоданчик? Или вещи в чемодане и тяжёлый чемодан?

Конечно, лучше тяжёлый чемодан.

Легче же…

Я тоже так думал и поставил чемодан возле себя.

Так в лёгком и остался.

Пить бросил – стал себя хуже чувствовать.

Курить бросил – задыхаться стал.

Зарядку начал – на улице подобрали.

Уговорили бросить женщин – по ночам спать перестал.

Говорят – ты закалился, теперь забор перепрыгни.

Ну, я разбежался, попал в середину забора, плечо вывихнул.

В прорубь нырнул – месяц в больнице.

Сейчас пью, курю, организм работает и я невредим, тьфу, тьфу, кха, кха.

У нас отношение к юмору, как у дикарей к бусам.

За безделушки отдаёшь слоновую кость.

Внутреннее благородство кого хочешь выведет из себя.

Он чиновник.

Он компанию себе выбрать не может.

Я могу.

Я могу не говорить, когда не хочу.

А он обязан.

Я могу не присутствовать там, где не хочу.

А он обязан.

Я могу даже не пить, если вдруг и это захочу.

А он обязан.

Я могу развестись.

А он обязан быть женатым.

Моя жизнь лучше.

Она у меня моя.

А у него чужая.

Много нас в Москве. Много!

Всё, что было на краю, сейчас посредине.

Была квартира на краю – сейчас посредине.

Была могила на краю – сейчас посредине.

После путча на сцену выскочили пороки и стали резвиться, петь и шутить, вызывая аншлаги и бурю оваций.

А как же, мы же их раньше не видели на сцене.

У них самые большие гонорары.

Им подражают дети.

Им подпевают дети.

Они вместе с детьми набросились на цивилизацию.

Отгрызают огромные куски.

Пороки и дети.

Они теперь вместе.

Такому содружеству нечего противопоставить.

Пороки, дети.

Сокрушительная сила.

Библиотеки и симфонические оркестры ещё колеблются, но скоро присоединятся.

Можно устоять против урагана, но не против денег.

Беспорочный может быть без денег и еды, но таких мало.

Многие любят поесть.

А убивать или не убивать – им всё равно.

Враньё и воровство прорвали плотину.

Нас затапливает.

Нас покрывает с головой.

Судьба вдруг врывается в биографию и припечатывает…

И ты с этого места что-то заново.

Что-то начерно…

Что-то набело…

Что-то вообще иначе.

Тычась и повизгивая.

Ища соску и смачивая углы.

Охотясь за своим хвостом, возвращаясь, ползя наугад.

Щупая носком ноги провалы.

Валяясь и приподнимаясь.

Всё наугад, всё наобум.

Определяя пройденное лишь по времени и утыкаешься в конце концов всей бородатой мордой в надпись «ВХОД».

И завершаешь то, что называют упорным, правильным путём.

Явление

И я стал являться во сне.

Она раньше шла спать с удовольствием, потом её стало раздражать.

– Как вы смеете в таком виде?

– А что я говорю, что я говорю?

– Всё равно не смейте. Это отвратительно, и то, что вы говорите, и то, что делаете. А я считала вас порядочным человеком.

– Но послушайте…

– А что же я делаю. Я слушаю. Но то, что вы несёте… Извините, я считала вас умным.

– Ну, хотя бы пример.

– Бросьте! Какая женщина сумеет это повторить. Я даже таких слов не знаю. Я прошу вас быть сдержанным. Я всегда шла спать с удовольствием, сейчас – как на плаху. Эти требования, эти приставания. Какой-то шантаж. Вы претендуете на общие воспоминания. Я завтра всем расскажу.

– О чём?

– Да не было ничего. Это ваши крики.

– Что вы хотите рассказать? Кому?

– Вы просто сошли с ума. Два раза душили.

– За что я вас душил?

– За что мужчина душит женщину? Я не могла понять, что вы хотели, а вы не могли объяснить – и за горло, и за нос… Где вы этому научились? Садист.

– И что, у вас синяки?

– Конечно… Вот… Вот…

– Ужас… Простите, это я?

– А кто же? Вы думаете, я себя сама избиваю? Я сколько раз вам говорила: мы всё можем решить мирно, но вы отвратительны, вам нужно крови, пыток. Где вы родились?

– Я прошёл войну.

– А я вас почти любила, но после этих грязных предложений… У вас действительно было столько женщин?

– А что я говорил?

– Ну, где-то 300–350.

– Ну, может быть – наоборот – 350–300.

– Я прошу вас: больше не появляйтесь.

– А вы не могли бы ложиться позже и сильно уставать перед сном? Чтоб сон был крепче, примите снотворное.

– Я уже приняла.

– Ну?

– В ту ночь вы были чудовищны. Вы привели какую-то девку голую, грязную, в плаще, завалили рядом со мной на плащпалатке, и оба орали такие мерзости. Потом душили меня вдвоём.