Закат Заратустры - Владимир Гурвич

Я долго не решался побеспокоить Инну, я сидел у телефона и тупо смотрел на него, как школьник на условия задачи, которые он никак не может уяснить. Еще не прошли и сутки после погребения, а я уже навязываюсь к ней со своими разговорами. Но мной владело просто жуткое нетерпение; я не мог ждать, а главное не знал – сколько надо ждать. Тем более ее поведение на похоронах по отношению ко мне было странным и непонятным; с первого дня, как Игорь представил мне ее, у нас завязались теплые и дружеские отношения. Она мне нравилась и как человек и как женщина, и пока в мою жизнь стремительно не влетела Лена, я даже искренне завидовал ее мужу. Но что заставило Инну столь резко перемениться; конечно, смерть Игоря – великое горе, но ведь на похоронах и затем на поминках я видел, что с другими людьми она разговаривает вполне охотно и доброжелательно. Но едва приближался я, как она тут же замолкала, делалась недоступной и враждебной. Но сколько я не рылся в кладовках своей памяти, я не мог припомнить ни одного эпизода, ни одного слова, которые могли бы хоть как-то обидеть ее. В чем же тогда причина?

Конечно, звонить Инне сейчас было большим свинством, но у меня уже больше не было сил; если хотя бы отыскалась Лена, я бы переключил свои расстроенные чувства и эмоции на нее. Но она по-прежнему пребывала неизвестно где, и я стал решительно набирать номер Инны. Но к моему большому облегчению, разговор у нас получился спокойный; Инна не выразила возмущение моим звонком, не бросила трубку, а покорно выслушала мои соболезнования. А когда я сказал, что очень хотел бы с ней поговорить, она сказала, что я могу приезжать в любой момент. Я решил воспользоваться этим приглашением и сообщил, что хочу прибыть прямо сейчас – и не услышал возражений.

В квартире Игоря я уже не нашел следов вчерашних событий. С зеркал были убраны покрывала, а Инна сняла с себя траурные одежды. Было жарко, и ее тело прикрывал лишь тонкий домашний халатик. Встретила она меня спокойно. но в ее взоре, жестах, интонациях ощущалась нескрываемая отчужденность. Иногда она смотрела на меня так, как будто я был абсолютно прозрачным; ее взгляд проходил мимо меня и исчезал где-то на просторах мирового пространства.

Инна провела меня на кухню и усадила на «законное» мое место возле окна. Когда я бывал у них в гостях, я всегда сидел тут и наблюдал за бурной жизни двора. Обычно я являлся к ним голодным, как и положено холостяку, и по давно заведенному ритуалу мой визит начинался в зависимости от времени посещения с завтрака, обеда или ужина.

– Ты как всегда не ел? – полуспрашивая, полуутверждая, проговорила она, смотря куда-то мимо меня.

Я вспомнил, что за всеми волнениями, в самом деле, как-то забыл про завтрак.

– Да, не успел поесть, – не стал обманывать я, – но не надо ничего готовить. Я пришел поговорить.

Но Инна, то ли не слышала, то ли не обратила никакого внимания на мои слова, она открыла холодильник и стала доставать из него закуски, которыми он был набит до краев. Я понял; это все осталось с поминок.

Мне, в самом деле, хотелось есть, хотя я пришел не за этим, но природа, как это часто бывает, взяла свое, и я с тайной радостью и с тайным стыдом набросился на угощение. Инна сидела напротив меня, она ничего не кушала, только отхлебывала из большого бокала чай. Она по-прежнему не смотрела на меня. И временами я даже не был уверен: помнит ли она о том, что не одна на кухне. Но она помнила, ибо неожиданно спросила:

– Так, чего же ты, Сережа, хочешь узнать?

Этот прямой вопрос заставил меня отложить вилку с нацепленным на ней огурцом. Я вдруг почувствовал сильное смущение: положение, в которое поставила меня Инна, требовало прямого вопроса, но я не решался его задать. Да и как должен в этих обстоятельствах звучать прямой вопрос: почему Игорь выбросился из окна?

– Ну чего молчишь? – как-то странно вдруг усмехнулась Инна. – Я же знаю: тебя мучает любопытство. Вас всех просто замучило любопытство, всем хочется узнать, почему он вдруг взял и покончил с собой. Боже, как я вас всех ненавижу. А вас с Зиновием особенно. Нет, тебя больше, – подумав, отдала она мне пальму первенства.

– Я могу уйти, – негромко проговорил я.

– Я не хочу оставаться одна. – Она оглядела кухню, остановила свой взгляд на прикрытой двери. – Как ты думаешь, он сейчас не войдет? – вдруг прошептала она.

Мне стало не по себе. А что если она сходит с ума? Но Инна, кажется, догадавшись, о чем я подумал, снова усмехнулась.

– Думаешь, я тронулась. Это был бы для меня лучший выход. Мне все время кажется, что он вот-вот войдет. Иногда я даже слышу его шаги. Понимаешь, это очень странно: знаю, что они не могут раздаваться, а я их все равно слышу. – Она сжала голову руками и несколько секунд просидела так неподвижно. – Это вы его погубили. Вы! – Она взглянула прямо на меня, и в ее глазах я отчетливо увидел холодный блеск ненависти.

– Прости, Инна, но я не понимаю твоих обвинений. Я даже не подозревал, что с ним что-то происходит. Он мне ничего не говорил.

– А что он тебе должен был сказать? Что он больше не хочет жить. Ты думаешь, я что-нибудь понимаю. Если бы не эта поездка. Он вернулся оттуда совсем другим. Я сразу это почувствовала. Дай мне закурить.

Я хлопнул себя по карманам, но сигарет в них не обнаружил. Я редко курю, чаще всего когда у меня не идет роман, а потому не всегда таскаю их с собой. Но сейчас я сожалел, что оставил пачку дома.

– И сигарет у тебя нет, – констатировала Инна. – Жены нет, детей нет. Интересно, а у тебя вообще что-нибудь есть? Ладно, пойду, поищу свои. – Она вышла из кухни и долго не возвращалась. А когда вернулась, что-то неуловимо переменилось в ее поведение, и мне показалось, что она не только закурила сигарету, но и выпила вина или водки. Раньше с ней ничего подобного не случалось, она вообще не слишком любила пить и всегда относилась неодобрительно, когда мы с Игорем после жарких литературных дебатов, чтобы отвлечься от них и остудить разгоряченные головы, устраивали небольшие попойки.

– Послушай, – сказал осторожно я, – ты сказала о поездки. Ты имеешь в виду его поездку в Крым. Он мне ничего о ней не рассказывал. Я полагал, что он просто уехал отдыхать.

Инна как-то странно посмотрела на меня.

– Ты в самом деле ничего не знаешь?

– Стал бы я врать.

– Да, врать бы ты не стал, – согласилась она. – Я не знаю, что там с ним произошло. Он и мне почти ничего не рассказывал. Однажды, видя что с ним что-то творится неладное, я попыталась его расспросить, но он резко потребовал оставить его в покое. Он стал вдруг кричать, говорить какие-то странные слова. Потом немного успокоился, попросил прощение и сказал, что однажды сам мне все расскажет. Когда поймет, что на него снизошло прояснение.

– Прояснение. В его устах довольно необычное слово, – задумчиво произнес я. – А что странного он тогда тебе наговорил?

Инна задумалась, она откинулась на спинку стула, и по ее лицу я понял, что ее память воспроизводит ту сцену.

– Мне трудно сейчас точно припомнить. Я тогда была слишком расстроена всем, что происходило между нами. Он что-то твердил о том, что я ничего не понимаю в жизни, что я просто глупая гусыня. Это было очень обидно и неожиданно слышать от него.

На глазах Инны выступили слезы, она поспешно схватила новую сигарету и, не дожидаясь, когда я поднесу к ней огонь, быстро разожгла ее сама. Я не очень представлял, как я должен сейчас поступить: попытаться ее утешить или просто ждать, когда она успокоится сама. Я выбрал второй вариант. Она права, подумал я, в устах Игоря эти слова звучат крайне неожиданно.

– Ну что ты еще хочешь услышать? – спросила она через несколько минут, смахивая рукой слезы.

– Если быть честным, Инна, пока я ничего не понял.

– А мне какое дело, понял ты или не понял. Игоря нет и мне плевать на все остальное. И на тебя, Сережа, тоже. И ты и он – вы оба чокнутые. У него было в жизни все: успех, деньги, любящая жена, дети. Если ему нужна была еще одна женщина, в конце концов я бы согласилась и на это. Скажи, что еще надо, чтобы жить и жить? Я не понимаю. Миллионам людей этого вполне достаточно, чтобы чувствовать себя хорошо на этом свете. А вместо этого… – Инна замолчала, и ее глаза снова заблестели. – Это все Зиновий, – вдруг с ненавистью, – проговорила она. – это он послал его туда.

Это была неожиданная для меня информация. Неужели Зиновий как-то связан со смертью Игоря? Почему-то мне казалась эта связь невероятной. Я хорошо знал, что Игорь не слишком жаловал его, относился к нему несерьезно, часто высмеивал его в глаза и за глаза. Для него Зиновий был только его издателем, хотя официально они и числились в друзьях. А может, и меня Игорь не считал своим другом, иначе как объяснить, что он ни словом не поделился со мной тем, что творится в его душе. Я был гораздо откровенней с Игорем и никогда не скрывал от него своих переживаний и сомнений. Нельзя сказать, чтобы Игорь был уж очень открытым человеком, но его внутренний мир не был и на запоре. Я многое знал о нем, но, как теперь выясняется, одновременно не знал ничего. И это вызывало у меня мучительные чувства.