Трансмиттер - Дмитрий Шестаков

– Эй. Эй. Эй ты.

Афанасий открыл глаза и увидел стоящую на пороге жену.

– Эй, ты, пошли спать. – сказала она и, не дожидаясь ответа, ушла в комнату.

Уже лежа в постели, она ткнула его локтем в бок и приказным тоном произнесла:

– Делай массаж!

Афанасий лишь отвернулся и сжался в позу зародыша, но просьба повторилась с ноткой угрозы. Зная, что этого не избежать, он помедлил несколько секунд, затем сел на кровати, развернулся к супруге. Тело жены лежало спиной вверх, уже готовое к процедуре. Привычным движением он расстегнул бюстгальтер, откинул в стороны лямки, несколько раз прошелся вверх – вниз по упругой коже, растирая и разогревая тело. Когда под ладонями образовалось достаточное тепло, он начал сильными движениями пальцев разминать каждую мышцу в отдельности. Из-за слоя жира добраться до мышц было не легко. Закончив с поясницей, Афанасий перешел к грудному отделу. Здесь до мышц добраться было легче. Сначала он использовал легкие поглаживающие движения, затем плавно увеличил воздействие усилением давления и использованием костяшек пальцев. Далее такому же воздействию подверглись трапециевидные мышцы и мышцы шеи. После завершения работы Афанасий сел на ягодицы жены и потянул вниз ее трусы. Она привстала на локте, недоумевающе оглянулась на него и, поняв в чем дело, сказала:

– Ишь ты, куда собрался!…Тебе кто разрешал, а? – она вильнула бедрами и сбросила с себя мужа, затем приказала:

– Спать!

В темной комнате бесшумно моргали электронные часы, через открытую форточку с улицы доносился гомерический смех гулящей молодежи.

На утро жена проснулась раньше Афанасия, не стесняясь никого гремела на кухне посудой, шваркала по коридору и стучала дверками шкафов. В этот день был выходной. Афанасий не хотел, как обычно, бегать. Он просто лежал и в полудреме неспешно ворочал в голове какие-то приятные обрывки мыслей.

– Ты когда моими коленями займешься? – оторвала его жена от приятного времяпрепровождения, зайдя в комнату и присев на край кровати. – Болят, сил нет терпеть. Погода, похоже, будет меняться. Перед сменой погоды всегда так. Всегда так реагируют. Знать, холода ударят. Зима скоро, снегу навалит, как будем потом в лес ходить?

– Сегодня выходной, поехали, съездим. – ответил Афанасий.

– Сегодня? Ишь ты, какой быстрый. Это ж целая история, как я так поеду? Я не готовилась, это ж надо как-то заранее, не враз вот так.

Зная привычку супруги делать из любой мелочи слона, Афанасий, не отвечая на пустые причитания, пошел умываться.

В результате жена собралась едва ли не быстрее самого Афанасия.

Пригородная электричка бодро тянулась по звонким рельсам зеленой гусеницей, покидая унылый город. За мутным окном потянулись дачки с чахлыми домиками, на участках тут и там дымились кучки сжигаемой ботвы. Вскоре они скрылись за лесополосой. В полупустом вагоне сидели неутомимые дачники, бодрые старушки живо обсуждали способы обработки теплиц серными шашками.

Через пол часа Афанасий с женой вышли на неприметном полустанке. Когда шум уезжающей электрички стих и на окрестности опустилась живая сельская тишина, они двинулись по узкой тропинке, проложенной через заросли ивняка. Деревня располагалась в полукилометре от станции, на опушке леса. Около одного из домов их окликнула женщина, мывшая окна, стоя в палисаднике на табуретке в домашнем халате и галошах на босу ногу:

– Машка привет!

– Привет. – крикнула жена Афанасия в ответ, махнув рукой.

– Вы в лес?

– Ага.

– Ну ступайте, мой Аркашка уж там. Обратно пойдете, заходите на чай.

– Хорошо, зайдем. – крикнула Машка, скрываясь за поворотом.

По накатанной лесной дороге было приятно легко идти. Свежий хвойный воздух вводил в легкую эйфорию, толстые прямые стволы, уходящие вверх и раскрывающие в вышине широкие густые кроны, дарили ощущение спокойствия и равновесия. Лес без надоедливого подлеска казался легким, просторным, хотелось петлять меж рыжих сосен и дымчато-зеленых разлапистых елей по мягкому подстилу из опавших иголок и шишек. В это время года наступал тот редкий баланс, когда уже не надо было поминутно отмахиваться от назойливых комаров, наглой мошкары и бесцеремонных слепней, но в то же время близкие холода еще не успели сковать ледяной хваткой все вокруг. Уже готовый к зимней коме, лес успевал доживать последние теплые деньки: Долбили стволы дятлы, кукушки куковали кому-то, сороки перелетали с ветки на ветку, гомонили другие птицы, неуловимые взглядом белки роняли с вышины вышелушенные шишки, в траве в дальней лощинке кто-то пыхтел. Машка, жена Афанасия, шла медленно, переваливаясь с боку на бок, часто останавливаясь и переводя дыхание, поминутно жалуясь то на боль в пояснице, то на колени, то на свою тяжелую женскую долю. Афанасий нашел ей пару жердей. Молодые ровные сосенки давно засохли, задавленные взрослыми деревьями, кора на них облетела и они стали гладкими, как черенки.

– Ты бы мне еще костыли подарил. – сверкнула взглядом на него жена, но, приняв жерди и орудуя ими как лыжными палками, зашагала заметно бодрее.

Через некоторое время дорога вывела на деляну. В дальнем углу вырубки деловито тарахтел старый, черный от собственной копоти, трелёвочник. На краю, у дороги, на ступеньках вагончика сидел мужичек неопределенно-среднего возраста, лениво почесывая рыжую щетину на круглом подбородке.

– Здорово, свояк! – подойдя, панибратски хлопнула его по плечу Машка. От шлепка тот чуть не выронил из коротких опухших пальцев окурок. Поздоровавшись с Афанасием, сказал:

– Вы за деревьями?

Получив утвердительный ответ, он взял бензопилу и двинулся по краю вырубки, огибая завалы поваленных деревьев. Афанасий с женой последовали за ним.

– Я тут давно приметил два дерева. Не меньше двухсот лет, ровные, здоровые, и стоят рядом, можно руками сразу до обоих дотянуться. – на ходу говорил Аркашка. – Через неделю там будем валить, так что можешь забирать все, без остатка. – обратился он к Афанасию.

Перед входом в лес Аркашка остановился около одного из поваленных деревьев, о свежий спил затушил окурок, двумя пальцами смачно высморкался в сторону и, вытерев пальцы об засаленные брезентовые штаны, рывком тросика завел бензопилу. Умело орудуя ею, он быстро выпилил бревно высотой с табурет и диаметром, позволяющем ему устойчиво стоять, не переворачиваясь. Закончив работу, Аркашка сел на свежую чурку, как бы пробуя потребительские качества вновь изготовленного предмета мебели, вытряхнул из галош опилки. Поставив пилу на высоком пне, чтоб ее было видно издалека, они с Афанасием вдвоем потащили бревно в лес к нужному месту.

Две красавицы сосны, как корабельные мачты, своими ровными стволами уходили высоко вверх, сливаясь там своими кронами с остальным лесом. Афанасий примерился разведенными руками к ним. Размаха рук действительно хватало.

– Ну, я пойду. Если что, я там, в вагончике. Обратно будете идти, позовите, вместе в деревню поедем. – сказал Аркашка и побрел обратно, на ходу раскуривая следующую сигарету.

Используя бревно как стол, Машка разложила на нем нехитрую снедь. Перекусив вареными яйцами и хлебом с многострадальным салом, стали готовиться. Афанасий неспеша перекантовал чурку, установив ее между стволами. Тут же рядом предусмотрительно положил фляжку с водой. Жена села, ерзая и устраиваясь поудобней. Он подошел к ней вплотную. Она завела руки ему под куртку, покопалась под свитером и, задрав наконец футболку, холодными руками ухватила мужа за талию. Вздрогнув от неприятного холода, Афанасий оперся руками о стволы деревьев. В затылке слегка защекотало, затем появилось ощущение опускающегося скоростного лифта, через пару секунд переросшее в чувство свободного падения. Но падение это ускорялось совсем не по законам физики. Стремительно нарастая, перегрузка преодолела предел возможностей человеческого организма, мир вокруг померк.

Афанасий стоял у начала курумника. Каменные россыпи простирались далеко в стороны и вверх, теряясь в низких облаках. Далеко внизу виднелась граница леса и блестящая полоска горной реки. Холодный ветер трепал легкую курточку. Среди зарослей карликовой, по колено, березки, возвышались две одинаковые, аккуратно сложенные каменные пирамидки высотой в человеческий рост. Между ними стояла большая, плетеная из прутьев корзина цилиндрической формы с веревочными лямками.

Не теряя времени, Афанасий подбежал к пирамидам и стал разбирать их, наполняя камнями корзину. Заполнив, он подсел под нее, закинул лямки на плечи и с трудом встал. Тонкие веревки врезались в плечи, круглая корзина перекатывалась по спине, выступающие прутья кололи тело. Слегка подпрыгнув, Афанасий поправил ношу. Сведя лопатки и прогнув поясницу, он образовал в спине небольшой желобок, в котором разместилась корзина. Оглянувшись вниз и задержав взгляд на ленточке реки, он двинулся вверх, ступая по серым валунам.