Постигая Вечность - Светлана До

– Девочка! – радостно оповестила акушерка.

– Не может быть.

Та красноречивым жестом отвела ножки ребенка назад.

– Ну что ж, девочка так девочка.

Дочь с самого рождения была миниатюрной копией Марэнгла. Я истово, вооруженная до зубов полученными из книг знаниями, занялась ее воспитанием и выращиванием. Кормила по часам, поила свежевыжатыми соками, гуляла в любую погоду. Несмотря на такой уход, Роза росла худенькой и плаксивой. «Не в коня корм», – сетовала я. Почти одновременно со мной родила женщина из соседнего подъезда, тоже девочку. Ее семья переехала из провинции в квартиру, доставшуюся по наследству от одинокого дяди – известного академика, и была белой вороной в нашем доме, сплошь населенном богатыми и знаменитыми. Муж работал таксистом, жена рожала и воспитывала детей. Жили они скромно и достойно. Респектабельные жильцы демонстративно игнорировали их. «Со свиным рылом – в калашный ряд!» – презрительно бросил как-то один из них. Я испытывала перед соседкой концентрированную неловкость за их коллективное высокомерие: мне она была симпатична – мудрая, спокойная женщина. Родившаяся девочка была ее пятым ребенком. Как-то, во время совместной прогулки с колясками, она спросила:

– Почему ваша дочка так часто плачет?

– Маленькие дети всегда плачут.

– Нет, здесь что-то не так. Может, она голодная?

– Вряд ли. До кормления еще полчаса.

– Вы кормите ее по часам?

– Так в книге написано.

– Мало ли что там написано. Покормите ее – она сразу успокоится.

– А как же режим?

– Покормите, – повторила она. – Я вырастила четверых детей без книг. И вон они у меня какие.

Дети ее действительно были как на подбор – рослые, крепкие, кровь с молоком. И девочка была как с коробки детского питания – румяная, толстая и все время спала. Я последовала ее совету, но было поздно – моя пышная грудь, и так скудная на молоко, совсем перестала его выделять, и дочка стала искусственницей. Пытаясь дать разностороннее развитие, я водила ее в различные кружки и секции – Роза ни к чему не проявляла интерес. Проверила наличие музыкальных способностей – через пять минут, исчерпав стандартный набор определения слуха и чувства ритма, заключила – способностей не обнаружено. И здесь Маруля отметился. Тогда решила отвести ее на бальные танцы. Роза, как всегда, заупрямилась: «Не пойду, не хочу», вынудив меня пойти на хитрость. Соседская девочка, вскормленная вопреки книжным рекомендациям, выросла в прелестную девчушку – все называли ее Кексик. Смешливая, вертлявая – егоза. Моя флегматичная Роза говорила о ней с придыханием, смотрела с обожанием. Я не сомневалась в ответе, когда спра-шивала:

– Кексик, хочешь научиться танцевать?

– Очень хочу! – бойко ответила она.

Бальные танцы – дорогое удовольствие. Мать девочки, узнав, какие предстоят расходы, с сожалением покачала головой: «Нам это не по карману». Губки Кексика задрожали, глазки увлажнились. Я предложила доплачивать половину от необходимой суммы.

– Что вы, это неудобно, – решительно покачала головой соседка.

– Давайте попробуем, – настаивала я, – может, она станет звездой! (Как в воду глядела.)

Так на пять лет я заключила себя в финансовую кабалу. Очень скоро девочка начала делать большие успехи – занимать призовые места, побеждать на международных конкурсах. Когда ее старшие братья и сестры подросли и начали зарабатывать, необходимость в моем спонсорстве отпала. К семнадцати годам она уже была знаменитой чемпионкой. Обучала танцам начинающих, получала солидные призовые, обеспечивая себя и помогая родителям. Кексик стала ослепительной красоткой, всегда в центре внимания, окруженная поклонниками. Моя Роза своим немым обожанием и собачьей преданностью наскучила ей, и дружба их закончилась, так ничему и не научив дочь. Вслед за этим закончились и занятия бальными танцами. Результатом этой авантюры стали великолепная фигура Розы и внушительная сумма, потраченная на Кексика. Всякий раз при встрече она кидается мне на шею, без устали благодарит, снабжает пригласительными билетами на выступления и конкурсы, которые я с удовольствием посещаю. А ее мать, отменная кулинарка – устойчивым запахом ее выпечки пропитан весь подъезд, – до сих пор потчует меня вкуснейшими булочками и пирожками.

Я поздно поняла, что дорога к нашим корявым отношениям с Розой вымощена моими благими намерениями. И начало ее лежит в младенчестве, когда я неосознанно морила дочь голодом, а потом кормила ненавистными ею овощными пюре, насильно водила в разные кружки. Все делала так, как надо, но надо было не ей, Розе. Но лучше поздно, чем никогда. Как-то, очередной раз уколовшись об ее дерзость, я в сердцах упрекнула:

– Почему ты так относишься ко мне? Когда я тебя рожала, пальцы стерла до костяшек от боли, но не пикнула, чтобы не навредить тебе.

– Могла бы не рожать, – безразлично пожала плечами дочь. Ах, как мне хотелось воскликнуть: «Ты же сама просила!» Но… она не просила. И я не просила. И никто не просил. Человек приходит в этот мир не по своей воле и покидает его не по своей. А следовало бы осведомляться у тех, кто пока «там» и еще не сделал выбор, – хотят ли они участвовать в этом нескончаемом хороводе. И если «да» – брать заявочку на участие и в случае недовольства жизнью предъявить: «Пожалуйте-с, вы сами желали-с». Может, большинство отказалось бы приходить в сей смертный мир, и не было на Земле перенаселения и проблем с пропитанием…

После той ссоры с Розой я поменяла стиль нашего общения с претензионно-требовательного на рекомендательно-уступающий. Попыток стать матерью вторично не предпринимала, категорически отказывая мужу в просьбах родить еще ребенка, аргументируя тем, что материнство – не мое призвание.

– А жена – твое? – злился Маруля.

– Тебе лучше знать, – уклончиво отвечала я, уверенная, что нет.

Может, я и была бы идеальной женой, если бы вышла замуж по любви. Но она ко мне не приходила. И если действительно людей, как яблоки, разделили пополам и разбросали по свету, то как найти свою половинку среди миллионов? Вполне вероятно, что она находится на другом краю Земли, а может, на соседней улице? И кто так коварно пошутил над родом человеческим? Не хочется думать, что это Великий Затейник. Но если, как утверждают, мы созданы по образу и подобию Его, может, и Он иногда ошибается? А может, в том, что люди не совпадают, есть высший смысл? Если бы все совпадали и были счастливы, не стало бы человечество размагниченным, вялым, утратив стимул к поиску, совершенствованию?.. Какой должна быть моя половинка, я определила еще в школе. Будучи лидером в классе по успеваемости и лидером по нарушению дисциплины, мне без усилий удавалось сорвать весь класс с урока на сеанс какого-нибудь интересного фильма или на прогулку в близлежащий парк. Даже самые прилежные ученики присоединялись к нашей дружной компании с видом агнцев, бредущих на заклание. По возвращении у школы нас встречала разгневанная директриса. Я честно брала всю вину на себя (она и была на мне) и, не мудрствуя лукаво, сочиняла объяснение «сего вопиющего поступка» – одно нелепее другого. За этим следовало общественное порицание и вызов мамочки на ковер. Как-то, в очередной раз окатив ее ушатом жалоб на меня, разгневанная директриса заявила:

– Необыкновенно одаренная девочка, но поведение… Откуда в ней этот авантюризм? Вы – такая интеллигентная женщина. А Виолетта!.. Это какой-то… Остап Бендер в юбке! Заберите ее в другую школу, пожалуйста, – в сердцах закончила она.

Все это я слышала, стоя за дверью ее кабинета. Так она прежде не говорила. А потом вышла мамочка – пунцовое лицо, натянутая улыбка, глаза, полные слез. Я физически ощутила, какого усилия ей стоит не разрыдаться и тут же не поколотить меня. Дома она впервые сделала это: я смиренно вытерпела несколько хлыстков скрученным вдвое полотенцем, затем изловила его, крепко ухватив: «Хватит, мамочка. Я все поняла. Больше этого не повторится. А кто это – Остап Бендер?»

Прочитав «12 стульев», я влюбилась. Впервые. В главного героя. Директриса даже не подозревала, что сделала мне комплимент. Какими жалкими и недостойными казались мне мальчики, по которым сохли мои одноклассницы! Несколько лет хранила я верность своему Остапу. Но в старших классах мне стало в нем чего-то недоставать. Мое чувство к нему было платоническим, он восхищал, но не волновал меня. И тут я прочитала «Унесенные ветром»… Вот! Вот чего мне не хватало в Остапе – чувственности. А Рет Батлер… Он был ее воплощением. Я не понимала Скарлетт, злилась на нее… Как могла она не зажечься от такого мужчины? И вот из этих двух любимых мною героев сложила свой идеальный образ – Остап Батлер. Я не могла бы описать, как он выглядит, но не сомневалась, что сразу узнаю при встрече. «Где же ты бродишь, Остап Батлер?» – порой грустила я. Среди многочисленных поклонников не было ни одного, похожего на мой эталон. Отдельные черты встречались в некоторых, но вырванные из контекста образа, теряли свою привлекательность, становясь обычными качествами. Мои чаяния встретить своего Остапа Батлера с каждым годом таяли, растворяясь пустотой внутри меня. Так, в ожидании главной встречи своей жизни я осталась одна незамужней среди замужних ровесниц. Окружающие наперебой судачили: «Такая красавица, умница, а замуж не выходит. Верно говорят – не родись красивой…» Меня не волновали пересуды, но для мамочки с бабулей, чей основной критерий истины «что люди скажут», это была больная тема. Тревожные взгляды, шушуканья, внезапное умолкание при моем появлении. «Довыбирается – что останется старой девой», – как-то услышала я реплику бабули. Девой к тому времени я уже не была, а старость казалась далекой перспективой. Но я очень не хотела огорчать моих старушек и решила заняться бракоустройством. К делу, как всегда, подошла обстоятельно – провела кастинг поклонников. Из множества претендентов (которые даже не подозревали, что являются ими) оставила на рассмотрение две кандидатуры. Выписала отрицательные и положительные качества обоих и степень их соответствия своему идеалу – она оказалась ничтожной, шансы их были равны. Пока я раздумывала, кого из них осчастливить, судьба меня опередила. Как-то, сделав необходимые покупки, с бесцельностью зеваки бродила я по магазину между рядами. И вдруг почувствовала – за мной наблюдают. Оглядевшись, сразу засекла наблюдателя – это была женщина лет пятидесяти, забавной внешности – невысокая, вроде не полная, но фигурой напоминала аккордеон. На крупном, круглом лице, как ручка на крышке, торчал тонкий утиный носик. Огромные, навыкате глаза цвета молочного шоколада были необычайно живыми и искристыми. Встретившись со мной взглядом, она улыбнулась во весь рот, обнажив редкий частокол крупных белоснежных зубов. Я невольно улыбнулась в ответ. Она быстро подошла.