Противодействие злоупотреблению правом в российском гражданском законодательстве. Монография - Владимир Вольфсон

До этого злоупотребление правом мы рассматривали применительно к действующему субъективному праву. Ввиду того что достаточный для сохранения субъективного права интерес, как уже подчеркивалось, всегда презюмируется в системах позитивного законодательства, очевидно, что в этих случаях только суд может выявить фактическую недостаточность интереса для «поддержания» права, какой-либо его составляющей или способа его осуществления. Однако противодействие злоупотреблению правом не ограничивается судебной проверкой соответствия меры удовлетворения интереса реальному объему истребуемых выгод (или подлинного интереса – значениям минимальной для данного блага квоты интереса). Другой метод противодействия, который будет весьма подробно рассматриваться в этой работе, заключается в нормативном признании (не презюмировании!), для определенных положений, в которых стороны правоотношения оказываются на определенных этапах его развития, напротив, исчерпания интереса или во всяком случае такого его ослабления, что мера его удовлетворения более не может оправдать сохранения за данным лицом субъективного права. Схема противодействия здесь на самом деле точно такая же, как при описанном выше методе судебной оценки подлинного интереса (как отличного от презюмируемого), когда определяется мера его удовлетворения и оценивается соответствие этой мере выгод, извлекаемых из правового блага (или же определяется минимальная квота интереса с выводом о недостижении интересом субъекта значения этой квоты). Точно теми же во втором случае остаются и употребленные для раскрытия первого метода категории и выявленные между ними отношения. Различие же в том, что при втором методе эти отношения устанавливаются не судом, а заранее закреплены в норме права. Законодатель связывает с определенными юридическими фактами исчерпание или критическое занижение интереса против объема благ, которое предоставляло бы определенное субъективное право, если бы оно сохранило силу. Например, в соответствии со ст. 477 ГК РФ13 продавец, не обнаруживший недостаток товара в течение разумного срока, который в любом случае не может превышать двух лет со дня передачи товара, лишается правомочия на приобретение к продавцу требований, связанных с обнаруженным недостатком. Если бы закон сохранял возможность предъявления такого требования, уровень удовлетворения интереса покупателя явно бы превышал меру его удовлетворения, которая в данном случае ничтожна: любое лицо может считаться заинтересованным в предъявлении требований, связанных с ненадлежащим исполнением лишь тогда, когда оно могло бы считаться заинтересованным в надлежащем; и если такая презумпция, безусловно, закреплена за покупателем в момент получения товара и сохраняется в течение указанных в ст. 478 ГК РФ сроков, по их истечении, по-видимому, невозможно предполагать заинтересованным в получении товара без недостатка покупателя, который оставался до сей поры настолько безразличен к связанным с недостатком проблемам, что в течение крайне длительного времени не удосужился даже обнаружить этот недостаток.

При том или другом методе противодействия мера удовлетворения интереса в обоих этих случаях не только укладывается в уровень удовлетворения, предоставляемого правом, однако оказывается и ниже его; в свою очередь, интерес в материальном благе оказывается ниже, чем минимальная квота, необходимая для поддержания права на это материальное благо. Именно поэтому право или его часть прекращаются в силу судебного решения или в силу механизма нормативного противодействия, кратко описанного в предыдущем абзаце.

Однако теперь мы должны обратиться к противоположной ситуации: когда, напротив, мера удовлетворения интереса субъекта не укладывается в уровень удовлетворения, предоставляемый правом, превышает его. Или, что бывает гораздо чаще, когда интерес вовсе остается без какого-либо легального удовлетворения, т. е. не выражен в каком-либо субъективном праве.

Оговоримся, что проблема может ставиться только в отношении правомерных интересов. Защита неправомерных интересов, в том числе средствами института злоупотребления правом, является в терминах юриспруденции оксюмороном, ошибочно сконструированным понятием. Неправомерный интерес мы понимаем не только как лишенный юридического выражения (защиты) прямым указанием закона. Неправомерным также – а в контексте нашего исследования в первую очередь – является и такой интерес, чьи внешние проявления не выразились в действиях или событиях, которым закон придает значение обязательных, безальтернативных юридических фактов для возникновения данного права или, что то же самое, вмененных значений минимальной квоты предположительного интереса. Такие интересы, даже объективно разумные и выражающие действительное положение участников оборота, не могут учитываться ни при каких обстоятельствах как возможное основание данного субъективного права. Можно было бы говорить в таких случаях о неэффективности правовой нормы, о низком уровне законодательства, которое проигнорировало нуждающиеся в правовом выражении интересы, однако принимать их в расчет для конструирования способов их выражения в данном праве, в том числе путем противодействия злоупотреблению своими интересами противоположной стороны, методологически недопустимо. Так, интерес арендодателя в расторжении договора аренды с арендатором, несколько раз, но не подряд допускавшего просрочку во внесении арендной платы, мы могли бы считать хотя и разумным и, вероятно, нуждающимся в законодательной защите, однако безусловно неправомерным и ни при каких обстоятельствах не учитываемым для целей расторжения договора в связи с неаккуратностью внесения арендной платы, ибо ст. 619 внятно определяет, какие именно внешние проявления интереса арендодателя принимаются как свидетельство достаточной этого интереса силы для его предположительного вменения в целях признания права на расторжение договора, что означает также и то, что все прочие интересы, не отвечающие данным критериям, недостаточны для появления такого права у арендодателя.

Но существуют интересы, которые, не будучи признанными легально, отнюдь не могут квалифицироваться как неправомерные: таковыми, например, в силу принципа дозволительности, являются все юридически индиферрентные урегулированному нормами права правоотношению интересы. Вопрос только в том, посчитает ли этот интерес суд достаточным для признания за субъектом этого интереса субъективного права, этот интерес выражающего и способного его защитить, для чего суд должен оценить этот интерес как соответствующий минимальной квоте, определенной им для конструируемого правоотношения. Само собой разумеется, что данную задачу может выполнить только суд, поскольку предстоит квалификация неверефицируемых prima facie суждений. Можно также отметить, что решение судом должно выноситься на основании доктрины аналогии права или в подлежащих случаях аналогии закона.

В отечественной науке, а также в ряде положений законодательства такого рода интерес традиционно именуется законным или охраняемым законом, что, на наш взгляд, неверно, поскольку такой термин создает ложное представление, будто интерес этот априори признан законом, тогда как в действительности, как только что было сказано, интерес этот только может быть признан, и только судом, причем условно признан, или, что то же самое, презюмирован достаточным для того, чтобы стать основанием субъективного права. Наделенный же правовой силой прямым указанием закона или же судебным признанием интерес, назовем этот интерес легитимированным, всегда выражается не иначе, как в соответствующем субъективном праве или правомочии14, в связи с чем обособленное употребление категории «законный интерес» теряет всякий смысл. Такое ошибочное, по мнению автора, словоупотребление, можно, например, обнаружить в ст. 177 ГК РФ: в числе лиц, чей интерес может быть признан судом как достаточный для признания права на преодоление негативных для них последствий сделки, названы лица, «чьи охраняемые законом интересы нарушены такой сделкой». Мы не сомневаемся, что охрана какого бы то ни было интереса правовыми методами может осуществляться не иначе, чем посредством соответствующего ему субъективного права (или правомочия). Поэтому слова «охраняемые законом интересы» в тексте этой нормы без ущерба для содержания регулируемого правоотношения и с пользой для единообразия легальной лексики могли бы быть заменены на слова «права» и «правомочия»15.

В некоторых, и достаточно многочисленных случаях, законодатель вынужден оговаривать возможность легитимации интереса для определенных групп отношений. Это необходимо делать в случаях, когда дозволительный метод работать не может в силу того, что область правомерных интересов уже определена ограничительно, для целей признания какого-либо субъективного права, как это было показано выше, в частности, на примере ст. 619 ГК РФ. Следовательно, необходимо оговаривать исключение: допустить, что, несмотря на непризнание всех интересов, внешние проявления которых не прошли квалификацию как вмененные значения минимальной квоты предположительного интереса, среди этих непризнанных есть категория и таких интересов, которые суд может признать достаточными для обоснования ими субъективного права. При этом также могут оговариваться вмененные значения минимальной квоты.