Конец индивидуума. Путешествие философа в страну искусственного интеллекта - Гаспар Кёниг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трудно не восхищаться чудесами ИИ. Ежедневно нам объявляют о том, что роботы превзошли самых опытных врачей в диагностике рака или же что был автоматизирован труд журналистов. Исследовательские институты выпускают один доклад за другим, в более или менее катастрофическом тоне рассказывая нам о том, что нет такой области деятельности, которую пощадит разгул технологии[11]. Ярлык «ИИ» стал волшебным словом, паролем, позволяющим продать любую идею инвесторам, которые не поспевают за скоростью этих преобразований. Мне недавно рекомендовали упомянуть ИИ в научном труде по философии, чтобы повысить свои шансы на успех. Что же касается настоящих специалистов, знатоков deep learning и нейронных сетей, то компании дерутся за них, а их годовые зарплаты нередко переваливают за миллион долларов. В Китае муниципалитеты обещают золотые горы молодым инженерам-программистам. Двадцать лет назад царский путь к богатству требовал способности придумывать экзотические финансовые продукты; сегодня же нужно уметь писать код.
В США ИИ перестал быть особой темой, привлекательной или отталкивающей, поскольку он полностью интегрирован в повседневную жизнь: о нем говорят так же, как об электричестве или интернете. В «мозговых центрах», которые я посетил в Вашингтоне, ИИ не составляет предмета отдельного исследования, он проник в самые разные области, от экономики до политики и военного дела. На автотрассе, связывающей Кремниевую долину с Сан-Франциско, можно увидеть рекламные щиты, расхваливающие ИИ-компании так, словно речь идет о последней модели барбекю: «Brighterion: искусственный интеллект для критических задач»; «Darktrace: мировой лидер в кибер-ИИ». Мода на ИИ захватила всех: Шахид, водитель Uber, который вез меня ранним утром в Беркли в офис Стюарта Рассела, знаменитого специалиста по информатике, поведал мне, что сам ходит на курсы программирования, поскольку «ИИ – это будущее». С ИИ знакомы дети: в первом эпизоде мультфильма «Суперсемейка» герой вынужден сражаться с самообучающейся боевой машиной. И даже рестораны смотрят в эту сторону: в заведении Situ в Сан-Франциско мне довелось отведать суп из карамелизированной моркови по рецепту Натана Мирвольда, одного из бывших руководителей Microsoft, который теперь применяет науку о данных в кулинарии.
Конечно, есть интеллектуалы, которые борются с технологическим капитализмом, эдакие пережитки калифорнийских 1960‐х. Их труды можно найти в знаменитой независимой библиотеке Сан-Франциско City Lights, где царит изысканная атмосфера легкого запустения. Вот, к примеру, книги, которые стоят на самом первом стеллаже, в тесном строю, словно бойцы старой гвардии: «Интернет как оружие. Что скрывают Google, Tor и ЦРУ»[12], «Новые Темные века: технология и конец будущего», «Habeas Data: распространение технологий надзора», «Тюремщики интернета» и т. д. Иными словами, рассуждения, часто довольно однообразные, о надзоре – понятии, позаимствованном из трудов французского философа Фуко, – никуда не делись… Однако в целом американское общество, похоже, не разделяет опасений прогрессистской элиты. В Музее де Янга, стоящем посреди парка «Золотые ворота» в Сан-Франциско, в экспозиции, посвященной «культу машины», картины прецизионистов 1930‐х, прославлявших паровую машину, выставили рядом с цитатами из современных трансгуманистов. Газетные статьи межвоенных лет напоминают о том, что страх машины существовал всегда: «Г-н Робот превзойдет своего хозяина», – вот о каких ужасах рассказывали тогда в передовицах. Идея выставки оказалась как нельзя более прозрачной: нынешние страхи цифровизации сравнимы с прежней боязнью механизации, которая сегодня кажется нам смешной. После осмотра экспозиции посетителям Музея де Янга предлагали выбрать для описания технологии три слова из тридцати. Вот что пришло им в голову: креативность, революционность, эффективность, прогресс. А вот слова, которые остались неиспользованными: надзор, загрязнение, неравенство, отчуждение. Похоже, что ИИ следует естественным путем неумолимой инновации. Завтра, опутав всю нашу жизнь тысячами подключенных друг к другу объектов, он станет привычным и невидимым.
Итак, общество сначала изумляется, возмущается, впадает в панику, бунтует, а потом привыкает и теряет интерес. Выступления на TED, в которых пророки нового поколения объясняют нам, почему мы стали бесполезны или как нам будет скучно, когда мы сможем жить по сто лет, даже не развлекают нас: все это уже было. Общество вскоре полностью «переварит» ИИ.
Мы свыклись с магией. Нужно быть въедливым занудой, чтобы все еще стремиться разгадать этот фокус.
А это как раз мой случай…
От барона фон Кемпелена до компании Amazon
В этом тумане искусственного интеллекта, окутавшем весь мир, компания Amazon подала нам ценный сигнал, назвав свою платформу микрозадач Amazon Mechanical Turk – «Механический турок Amazon». Сотни тысяч внештатных работников, называемых «турками», получают вознаграждение за выполнение в интернете простейших задач (например, за сортировку изображений), результаты которых поступают в исследовательские или производственные системы ИИ. Почему в наше время, когда малейший культуралистский намек жестко подавляется, было выбрано это странное название – «Механический турок»?
Дело в том, что в 1769 году именно так венгерский изобретатель Вольфганг фон Кемпелен назвал свой шахматный автомат – марионетку, одетую в турецкий костюм. Этот механический турок сумел поставить шах и мат многим известным шахматистам того времени, а также некоторым историческим личностям, в частности Марии Терезии, Наполеону Бонапарту и Бенджамину Франклину. Механический турок, сидевший за своим внушительным ящиком-столом с шахматной доской, перемещал фигуры резкими движениями и мог даже проявлять во время партии определенные эмоции, например таращить глаза, качать головой или шевелить пальцами. Блестящий тюрбан, суховатые черты лица, длинные османские усы – все это дополняло драматическое напряжение. Механический турок прославился по всей Европе; впоследствии он достался Иоганну Мельцелю (изобретателю метронома), который уехал с ним сначала в Лондон, а потом в США. На заре промышленной эпохи, когда в обществе вдруг возникла повальная мода на автоматы, а математик Чарльз Бэббидж только-только представил свои революционные счетные машины с перфокартами, люди спрашивали себя, не изобрел ли фон Кемпелен механическое мышление. Если человек – это просто машина, как утверждали Ламетри и многие другие философы Просвещения, почему машина не может стать человеком? Вопрос о «сингулярности», который мучает нас сегодня, далеко не нов. Еще два столетия назад он привлекал к себе неподдельное внимание. Механический турок, с точки зрения современников, был первым искусственным интеллектом.
Конечно, дело в трюке, причем весьма простом. Внутренняя часть ящика перед представлением всегда открывалась, и зритель видел там лишь сложный механизм
