Небо на ниточке. Роман-дневник - Вета Ножкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она говорила, говорила и, похоже, не собираясь прекращать разговор. Я открыла дверь и вошла.
Сидящая за столом статная, черноволосая красавица в возрасте слегка за шестьдесят, увидев вошедшую, протянула руку, и, слегка отодвинув подбородок от трубки, проговорила:
– Направление ваше…
Продолжая ворковать о шикарном наряде, прижимая подбородком и плечом трубку, она автоматически открыла журнал, списала туда мою фамилию, и ещё раз оторвавшись от разговора, вытянув подбородок от трубки телефона ко мне, сказала:
– Тринадцатого января с вещами в девятый кабинет.
Я вышла за дверь, и на глаза навернулись слёзы.
«Почему так? Я в кино такое видела, но для другой ситуации, когда человеку в тюремной камере говорят – „с вещами на выход“… Почему вдруг здесь эта фраза оказалась уместной?»
И тут же вспомнила высказывание одного преподавателя – чем отличается профессионал от дилетанта: степенью ожидания. Если ты строишь планы в ожидании, и они не совпадают с окончательным результатом, значит ты – дилетант.
Ещё одно наименование меня вступает в силу. Собственно, чего я ожидала? Внимательности к собственной персоне? У неё таких, как я, десятки в день…
На морозном воздухе января стало легче после глубокого вдоха. Впереди целая неделя. Откуда мне было знать в те минуты, что результаты анализов для госпитализации являются годными только десять дней, а к назначенному дню просрочка была уже далеко за…
Что-то я увлеклась многоточиями. Не потому ли это, что не знаю, чем заполнить вопросы, оставленные без ответов. Не знаю как мироустроить пространство, чтобы в нём люди относились к людям, как люди.
Проблемы одного человека порождаются не им одним, а цепью взаимодействий событий, людей. И если одно или два звена сработали не должным образом, запускается механизм разрушения. А где она, грань долженствования? Какой она должно быть в норме для одного и другого человека? И почему то, что дозволено одному, другому может стать камнем преткновения или точкой бифуркации? На чём эта точка держится: во мне ли, или в других людях, или в воспитании, или в чём-то другом?
В цепи моих событий этим слабым звеном оказались моя уверенность, что это должно быть так, а не иначе. А могла ли я знать заранее, как это всё будет происходить?
В результате, когда в назначенный день, мы с Сергеем приехали на оформление в больницу, мои документы оказались под угрозой. Если бы не Сергей, который управленчески расставил всё и всех по местам, и ему даже одна из врачей бросила фразу:
– Вас бы к нам на работу, вот бы порядок был…
Но вернусь в дни перед химиотерапией…
Дома поселилось напряжение. Я видела, как не находит себе места Серёжка. Пришла в гости Настя. Она уже несколько месяцев жила в гражданском браке с Глебом. За обедом я не выдержала и спросила:
– Насть, а вы с Глебом будете… ну, расписываться?
– Мам! Это моветон! И давай не будем об этом…
– Не понимаю – почему…
– Тысячи людей живут счастливо и без этой бумажки…
– Ох, Настя, – вмешался в разговор и Сергей, – Это вы сейчас так смело рассуждаете, а ведь с его стороны это полная безответственность…
– Настя, а когда ребёнок будет…
– Знаете, что, родители, не начинайте, и очень прошу – при Глебе даже не поднимайте этот вопрос. Вот, что когда будет, тогда и будем решать.
Повисла пауза, в которой каждый ушёл в своё пространство. Настя попыталась разрядить обстановку:
– Да, я совсем забыла – я же фотоаппарат купила, – она вышла из комнаты и вернулась с массивной чёрной сумкой, размером с буханку хлеба.
– Ну-ка, ну-ка, покажи, – Сергей открыл сумку, вынул из неё новенький фотоаппарат и, имеющий опыт владельца фототехники, стал со знанием дела рассматривать опции, символы и свойства аппарата.
Настя очень позитивный человечек, и пыталась внести в атмосферу дома радость. Мы устроили фотосессию, смеялись, находя сходства между нашими профилями на снимках, и я рассказывала, как в детстве она любила говорить мне:
– Чего смотришь на меня? Похожая я на тебя – да?
Потом мы с Сергеем пошли в гипермаркет, и надо было видеть, как мой дорогой муж готов скупить всё с одной лишь целью, чтобы приехать домой и – всё вдруг оказалось бы, как прежде: никакой болезни, никаких операций.
Он мужественно делал мне перевязки, помогал надевать бандаж, и было невозможно не заметить, как ему тяжело быть над всем этим, и не иметь возможности что-то изменить.
Он даже согласился сходить со мной в церковь, на что никогда раньше не решался. А теперь вот… как будто последняя соломинка. Надел крест на шею и не снимает до сих пор.
Мне пришлось отменить все частные уроки по гитаре и фортепиано. Как нарочно, именно в последнее время мой курс стал пользоваться популярностью – лист ожиданий был заполнен на два месяца вперёд. Звонящим я могла объяснить только одно: пока занятий не будет.
Это «пока» мне было страшно произносить. На сколько времени растянется это «пока»? И мысли бродили всякие – «растянется ли?».
Мне пришлось «свернуть» уже начавшиеся курсы – кому-то я молча возвращала оплату, кто-то допытывался – когда можно будет продолжить, и очень настойчивым я говорила правду. Среди них были те, кто испуганно смотрел на меня, будто я в момент превращалась в прокаженную или убогую, и быстрее удалялся.
Жизнь начинала обретать совершенно незнакомые контуры. И что-то внутри подсказывало – надо доделать то, другое, третье… Доделать.
Предел, который маячил где-то совсем близко, стал стимулом. Я села планировать – смешить Бога. И вдруг появились странные мысли: «А если бы тогда не операция произошла, а наступил конец, – что бы изменилось вокруг? Мир остался бы без моих планов – и ничего не повлияло бы на следующий день без меня».
Моё присутствие и на самом деле ограничилось. В нашем с Сергеем музыкальном проекте «Наш Остров» ребята стали заменять меня, как ведущую, но сценарии я продолжала им писать. И ничего не изменилось – жизнь для других людей продолжалась. А я перешла в отстранённую категорию.
Итого: пациент, материал, дилетант, наблюдатель.
13 января 2011. Квота
Наслышанные о том, что мест для госпитализации, называемых квотами, дают совсем мало, мы с Серёжей приехали пораньше, около семи утра, и были первыми. Около здания, в темноте ещё не наступившего утра, на улице перетаптывались с ноги на ногу несколько человек. Все в очередь, но в разные кабинеты. В полвосьмого дверь открыла техничка, и разрешила ожидать прихода работников регистратуры в тёплом помещении.
В назначенном девятом кабинете недавно установили Интернет. Эта связь с республиканским центром была настолько обложена таинством, что, скорее, сходство можно было провести со связью с Богом. Священнодействие назначения кодового номера больному, определённому на госпитализацию, производилось при закрытых дверях, и минут по десять. Вот и мне назначили кодовый номер. Заплатила две тысячи тенге – по совету «бывалых» – и назначили. Теперь я стала пронумерованной. Дальше – приёмный покой. А там находились больные, которым не достались места ещё со вчерашнего дня. Когда осталось одно свободное койко-место в химиотерапию, в очереди началось оживление. Но странное ощущение не покидало – и здесь очередь. За чем очередь? За правом на жизнь?
Это место досталось мне. Может, потому что я не переживала, как другие, может ещё почему-то. Просто в какой-то момент открылась дверь и высунувшаяся из-за неё голова произнесла мою фамилию.
Сидя в очереди, чтобы занять голову чем-то, я написала строчки почти считалки: «Нам, с присвоенным кодовым номером, Уже видно – где ад, где рай… На поверке – кто жив, кто помер: – Рассчитайсь! – кричат, – Рассчитайсь! И уже не по имени-отчеству, И не важны ни званья, ни чин… Всё, что прочила жизнь – отсрочено На год. Если свезёт – не один. И ни взяток не дать, ни податей. И читается между строк Уравненья „куплю равно продано“, Где знак равенства ставит Бог. И молитвами нощно, денно Открывается истины путь, По прожжённым втекая венам За единственным прикупом – будь!».
25 июля 2012. 19:30
Пришло письмо от Юли.
«Привет, Аня.
Два дня лежала пластом – вчера, пока капали, и сегодня. Из ощущений – ничего особо плохого, тошнота и слабость, живот побаливает, но все, в общем-то, терпимо. Из огорчений – начали вылезать волосы на руках. В выходные пойдем за париком, но я как-то не представляю себя в нем – скорее куплю какой-нибудь безумный бандан. Про лекарства, врачей и прочее – у меня, видимо, работает инстинкт самосохранения, даже не интересуюсь – какая у меня стадия, что именно капают… Как-то это все – потом. Сейчас – лечиться. И вообще чувствую себя космонавтом на орбите – у тебя было так? Все как будто в тумане, чуть в другом измерении, а здесь – только я и болячка, с которой во что бы то ни стало нужно договориться.
