Имена мертвых - Людмила Белаш

— Да, хозяин.

Багажник хорошо подрессоренного «тринитера» был плотно заставлен аккумуляторами; Герц лично проверил, как стоят клеммы, и, довольный, заглянул в салон. Небольшой дисплей на том месте, где обычно находится телеэкран или стереокомбайн, показывал время по меридиану Ламонта — 22.17 с секундами до тысячной доли, столь же точное значение фазы Луны, планетный час и сочетание планет. Чтобы компьютер получал как можно более точную информацию, Герц не пожалел денег и встроил в «тринитер» систему постоянной связи с Королевским институтом метрологии и обсерваторией Лонге; фазу Луны можно было рассчитать косвенно, но Герц хотел быть уверенным, что его не подведут мелочи.

На заднем сиденье лежал длинный и низкий чемоданчик; Герц откинул застежки и распахнул его.

Чемоданчик был футляром. В футляре покоился инкарнатор. Всякий — кроме троих в гараже — назвал бы прибор иначе: «здоровенный телеобъектив», «переносной телескоп» или «наверное, лазер» и спросил: «Зачем у него оптический прицел?»

Рядом лежали катушка с тонким кабелем и штатив-треножник; кабель уходил вниз, под сиденье, и где-то в багажнике соединялся с батареей. Закрывая чемоданчик, Герц вздохнул: за четыре минуты инкарнатор «высосет» все элементы, срок критический, малейший сбой, ошибка — и все пойдет прахом. К тому же обстановка самая рискованная для работы, несмотря на отвратительную, как по заказу, погоду. Почти в центре Дьенна, под окнами добропорядочных горожан… прямо уголовщина.

Пока Герц сомневался, сосредоточенный крепыш Клейн расстелил на капоте лист голубой миллиметровой бумаги — свою самодельную карту с понятными одному ему крючками и таинственными знаками.

— Профессор, вот взгляните… иди сюда, Аник.

Руки троих мужчин разгладили, выровняли бумагу.

— Повторим порядок действий. Говори, Клейн.

— Подъезжаем к кладбищу со стороны дворца епископа, сворачиваем в переулок и останавливаемся там, где кладбищенская стена образует угол внутрь. Здесь дверь, она закрыта изнутри на засов и висячий замок, больше ее ничего не держит, — доложил Клейн результаты разведки. — К этому времени надо отключить уличные фонари… это вот тут, такой серый шкаф на углу напротив бульвара, ключ подобран, третий рубильник сверху, потом…

— … я запираю шкаф, а замок ломаю насмерть, — Аник пощелкал плоскогубцами.

— Точно. И ждешь у двери, пока мы приедем. Подсадишь меня на стену, я открою тот засов, и полдела сделано.

— Сколько от двери до сторожки? — Герц прочертил ногтем по карте.

— Метров пятьдесят.

— Петли двери ты смазал?

— Своими руками.

— Хорошо. Теперь ты, Аник.

— Я, — скучно начал высокий Аник, — не дожидаясь, пока Клейн откроет дверь, иду к главным воротам. Это займет у меня не больше двух минут. Там я обрываю сигнализацию и телефон в сторожке, гашу лампу над входом, что со стороны кладбища, и жду вашего вызова. Затем я сматываю удочки.

— Меня бульвар беспокоит, — вставил Клейн. — Там собираются дешевые гомики, и нет-нет да проедет патруль.

— Он проезжает по улице?

— Нет, между кладбищем и бульваром.

— Что ты об этом думаешь, Аник?

— Я это знаю. — Аник пожал плечами. — Пусть себе проезжает. И вряд ли кто-то соберется там в такую гнусную погоду.

— Что ж, будем надеяться. По машинам, — поставил точку Герц.

«Дворники» еле успевали смахивать с ветрового стекла сверкающую дробь дождя. Клейн за рулем насвистывал веселенький мотивчик; Герц угрюмо производил в уме последние вычисления, иногда сверяясь с компьютером. Он велел изменить маршрут — объехать Старый Город по Кенн-страдэ мимо оперного театра, чтобы самим оценить, какая ситуация на бульваре; в 23.43 миновали бульвар — кажется, никого, только редкие прохожие, однако осторожному Клейну и они показались гомосексуалистами:

— Страшная штука эта любовь, ей любая погода нипочем.

— Это не любовь, — покачал Герц головой, — это ошибка природы.

— А интересно, впустят ли гомиков в царство небесное? — Клейн свернул к Епископским воротам, — Я считаю, рай есть, даже несмотря на это, — мельком оглянулся он на инкарнатор. — Я же был там, кое-что видел. И по ящику говорят — есть он, и тьма кромешная есть, но теперь там все по-новому. А почему по-новому? разве люди другие стали? или грехи изменились?

Беседы о потустороннем мире Клейн любил, особенно когда он ассистировал профессору, и Герцу нравилось обсуждать с ним эту тему, потому что пробелы в образовании не мешали Клейну мыслить ясно и трезво, но сейчас он завелся не вовремя. Похоже было, что Клейн волнуется.

— Вернемся — поговорим. Вон наш переулок.

Клейн важно кивнул — ладно, отложим, дело прежде всего.

Во тьме переулка метались ветер и стремительный косой дождь; Клейн и Герц надели поверх шапочек капюшоны, закрыли лица воротниками свитеров, вышли из машины — продрогший Аник сутулился под каменной стеной.

— О’к, — шмыгнул он носом. — Ключ у тебя есть, сьер шофер?

— Имеется, — Клейн показал гидравлические кусачки, которыми можно было перегрызть якорную цепь.

— Тогда полезай.

В сторожку у ворот Новых Самаритян позвонили — коротко, деликатно. Сторож поставил чашку с горячим кофе, отложил детективный роман, посмотрел в глазок — кто там? дылда-электрик, форменные пальто и кепи на нем промокли; стоит, складывает непослушный зонт. Вот тоже служба — ни сна, ни покоя, а уже почти полночь!

Сторож открыл.

— Прошу прощения, сьер, — дружески улыбнулся электрик. — Нельзя ли от вас позвонить в бригаду? служебный телефон на углу неисправен, а жетона нет, как на грех.

— Заходите, заходите, — сторож отступил от входа, — а то дует с улицы.

— Спасибо, сьер! — полуночный гость присел к телефону, положил на старенький казенный стол портфель с инструментами и стал в нем копаться. — Вам тут неплохо, я смотрю, — тепло и кофе…

И, улыбаясь, электрик достал из портфеля десятизарядный маузер К-96.

— Спокойно, это ограбление. Повернитесь лицом к стене. Руки на стену.

— Я не буду сопротивляться, — любезно предупредил сторож, чувствуя, как подкашиваются ноги. Мысли его путались: «Господи, что тут грабить?! это маньяк, электрик-убийца…» — и тотчас ему вспомнились ужасающие подробности криминальной хроники, интервью пойманных маньяков, какие-то мемуары «Я убивал не только женщин»…

— Я вам не сделаю ничего плохого, — успокоил его Аник, — если вы меня не разозлите.

— Деньги в плаще, на вешалке.

— Спасибо, — не отводя прицела от спины сторожа, Аник свободной рукой аккуратно отсекал один за другим провода над коробкой сигнализации. — Да, кстати, когда вам позвонят с пульта, чтоб убедиться, все ли в порядке?

— В час ночи.

«С телефоном обождем», — решил Аник, выключая свет над внутренним входом.

— Погасло.

— Вижу. Я пошел.

— Удачи, профессор.

Герцу пришлось идти вслепую, сквозь шевелящиеся мокрые кусты, со штативом на плече и с тяжелым футляром, благо хоть кабель сам собой разматывался с катушки. Северный ветер рвал с деревьев последние листья, дождь с треском хлестал по плечам, по капюшону, бил в лицо; мрак и ненастная ночь справляли на кладбище свирепую свадьбу: раскачивали сучья, выли, гудели, кружились над черным шпилем кладбищенской часовни, стучались в ее узкие окна; они почуяли чужого и взмахнули тощими голыми ветвями-крыльями, налетели с вихрем гнилых бурых листьев. Корявые корни извивались, стараясь зажать, удавить струящийся кабель, и отпрянули, затрепетали — чужой снял с плеча треногу, воткнул острия расставленных опор в землю, поднял на руках тускло блеснувшее тело, похожее на гильзу артиллерийского снаряда, приладил к поворотной головке штатива, бережно накрыл прозрачной пленкой, вставил в бок цилиндра головку кабеля.

Вспыхнули индикаторные лампы — яркие, крохотные, будто звезды. Возмущенная ночь снова грозно зашумела, заходила кругом, завозилась в кустах, заиграла тенями в безлистных кронах.

Герцу захотелось курить — нет, никак нельзя. Сигареты есть у Клейна… не идти же к нему, в самом деле. Потом прятать окурок в карман… просто смешно. Он закинул голову, вглядываясь в пляску обледеневших ветвей.

«Тогда тоже было холодно. Тоже ночью, тоже в слякоть. Но это был февраль».

Февраль.

Деревенька в Коронных горах.

Вьюга, мокрые хлопья лепятся на стекло. Поет печка. Контрабандные сигареты, окурки в чашке Петри, книги, тетради.

«Добрый вечер, сьер студент!»

«Здравствуйте. Присаживайтесь, пожалуйста. Как насчет рюмочки?..»

«Не откажусь. Ваше здоровье, сьер студент!.. О, это вам не самогон…»

«Какие новости?»

«Вы слышали?., только тс-с-с… наци удирают! А русские взяли Будапешт… хо-хо… скоро Гитлеру крышка; это, считайте, решенное дело».