Ибн Баттута - Игорь Тимофеев

Поначалу борьба шла с переменным успехом. В 1244 году альмохадский халиф ас-Сайд наголову разбил войска кочевников у стен Феса, заставив их в беспорядке отступить на юг, к Сахаре. Но уже четыре года спустя Мериниды под предводительством своего племенного вождя Абу Яхьи вновь вторглись в пределы альмохадского государства и, одержав ряд побед, 20 августа 1248 года заняли Фес. С этой даты начинается династическая история Меринидов, которые правили в Марокко до второй половины XV века.

Блеск и могущество Меринидского государства основывались на огромных богатствах, накопленных благодаря хорошо отлаженной внешней торговле. Традиционными торговыми партнерами Марокко с незапамятных времен были Испания, итальянские торговые порты, страны Леванта, Западный Судан.

Из Испании в Марокко доставляли лес, некоторые сельскохозяйственные продукты, холст. Венецианские, пизанские, генуэзские купцы привозили металлические изделия, скобяные товары, сукна, разнообразные ткани. На итальянских торговых кораблях, курсировавших вдоль Североафриканского побережья, из Египта и Сирии доставлялись хлопок, шелк, ароматические эссенции, пряности. Нескончаемым потоком шли из оазисов Сахары и Судана караваны, груженные слоновой костью, рабами, золотом и серебром.

Традиционными предметами марокканского экспорта были кожи и шкуры животных, шерсть, воск, ковры. Значительное место в транзитной торговле занимала перепродажа чернокожих рабов, доставлявшихся из Судана и пользовавшихся особым спросом на европейских невольничьих рынках.

Главными центрами прибыльной торговли с Европой были такие порты, как Мелилья, Танжер и речной порт Феса — Бадис, куда нередко заходили венецианские торговые корабли. На особом положении находилась Сеута, где вся торговля была сосредоточена в руках генуэзских купцов.

Четко налаженная таможенная служба, взимавшая десятипроцентные пошлины с ввозимых в страну товаров, обеспечивала постоянное обогащение государственной казны. Расширение внутреннего рынка способствовало расцвету местных ремесел, интенсивному росту городов.

В первой четверти XIV века марокканское государство Меринидов приближалось к апогею своего могущества и славы.

Глава вторая

«Я отправился в одиночестве, без товарища, дружба которого развлекала бы меня в пути, без каравана, к которому мог бы присоединиться, меня побуждала решимость, и сильное стремление души, и страстное желание увидеть благородные святыни. Я твердо решил расстаться с друзьями — мужчинами и женщинами, покинуть родину, как птицы покидают свое гнездо. Родители мои были еще тогда в узах жизни, и я, так же как и они, перенес много скорби, покинув их…»

Так начинает Ибн Баттута свою книгу «Подарок созерцающим о диковинках городов и чудесах странствий».

Несколько дневных переходов с ночевками в постоялых дворах Тетуана, Бадиса, Мелильи, и вот уже тянутся по обеим сторонам дороги предместья абдельвадидской столицы Тлемсена. Город настолько красив, что один арабский писатель назвал его «невестой на брачном ложе». Уютно расположенный на склоне горы Тлемсен утопает в изумрудной зелени фруктовых садов. Горный воздух свеж и прозрачен, как родниковая вода. Белокаменные особняки местной знати отделаны добротно, со вкусом, с тем утонченным вниманием к каждой линии и детали, в котором без труда угадывается андалузское влияние. Посреди касбы недостроенная мечеть, во дворе неглубокий, выложенный зеленою плиткою бассейн без воды. Зрелище унылое, и султан Абу Ташфин, проезжая мимо мечети, всякий раз вздыхает, жалуется на неотложные дела. А их и впрямь невпроворот. Молодой султан энергичен, образован, честолюбив, ученые беседы и плотские развлечения ставит превыше всего, но это бы не помеха, если бы не беспрерывная, отнимающая много сил и времени кровавая распря с восточным соседом — хафсидским султаном Ифрикии Абу Бекром.

Правда, и в усобице случаются передышки. Не раньше как вчера Абу Ташфин принимал, стараясь удивить пышностью дворцового церемониала, хафсидских послов — благочестивого кадия из Туниса Абу Абдаллаха Нафарзави и известного своей ученостью шейха Абу Абдаллаха аль-Кирши из Зубейда.

На посланников изысканность приема особого впечатления не произвела, и, видимо, главным образом из-за болезни Нафарзави. Почтенный тунисский кадий мучился одышкой, говорил медленно, вяло, то и дело проводя шелковым платочком по высокому, покрытому бронзовым загаром лбу.

Наутро послы тронулись в обратный путь. Провожая взглядами процессию, вытянувшуюся длинной лентой на дороге от касбы, горожане строили догадки о целях посольства и причинах столь поспешного отъезда высоких гостей.

— Я бы советовал тебе, сын мой, нагнать их в пути, — настаивал шейх маленькой завии, в которой Ибн Баттута остановился на ночлег. — На дорогах опасно, бедуины грабят ночью и днем, а с послами все-таки будет надежней…

Путешествие да еще в одиночку по караванным путям Североафриканского побережья действительно было сопряжено с огромной опасностью. Для кочевавших поблизости бедуинских племен ограбление караванов было не только излюбленным занятием, но и основным источником дохода. Временами, не довольствуясь и этой добычей, разрозненные группы кочевых грабителей объединялись и налетали на прибрежные деревни и даже на небольшие города. Жители вынуждены были откупаться или идти за помощью к местному эмиру. Впрочем, самой надежной защитой от посягательств бедуинов служили лишь мощные крепостные стены или внушительный конвой, к тому же вооруженный луками и арбалетами, которых бедуины боялись как огня.

Обо всем этом Ибн Баттута слышал от заезжих купцов еще в Танжере, а поэтому счел за благо прислушаться к доброму совету и немедленно выступил в путь в надежде догнать посольство на одном из ближайших перегонов.

Из-за болезни Нафарзави посольство задержалось на десять дней в небольшом алжирском городке Мальяна. Старого кадия Ибн Баттута застал в плачевном состоянии. Невыносимый зной, обычный для этих мест в такое время года, усугублял страдания больного, который слабым голосом давал последние наставления своему сыну Абу Тайибу и, судя по всему, готовился предстать перед аллахом. Так оно и случилось, и сразу же после похорон, попрощавшись со своими новыми друзьями, Ибн Баттута двинулся в путь с тунисскими купцами, направлявшимися в Алжир.

Алжир — по-арабски «аль-джазаир» — означает «острова». Так берберский военачальник Бологгин определил несколько мелких островков-скал, торчащих из воды недалеко от порта. Новое название закрепилось за городом, а впоследствии и за всей страной. Это случилось в 935 году, а до этого город назывался Икосиум. В пуническую эпоху здесь, как и в Танжере, находилась процветающая финикийская торговая колония. После падения Карфагена древние римляне превратили город в укрепленную крепость, которая, впрочем, не спасла их от ударов берберов Нумидийского царства. Далее Икосиум пережил события, схожие с теми, что выпали на долю большинства североафриканских городов. Римлян сменили вандалы, вандалов — византийцы, пока наконец в 647 году сюда не пришли арабы.