Космос - Макс Гурин

Укрываться от дождя под дырявым зонтиком столь же безрассудно и глупо, как чистить зубы наждаком или сандараком.

Военные люди защищают отечество.

Одна природа неизменна, но и та имеет свои: весну, лето, зиму и осень; как же хочешь ты придать неизменность формам тела человеческого?!

Из-за своей наполовину женской природы Меркурий часто отождествляется с Луной и Венерой. В качестве своей собственной спутницы он легко обращается в богиню любви — точно так же как в качестве Гермеса он итифалличен. Но называли его и «virgo castissima». Связь ртути с Луной, т. е. серебром, очевидна. Меркурий, лучезарная планета, подобно Венере появляющаяся на утреннем или вечернем небосклоне под боком у Солнца, — тоже, как и Венера, lucifer, Светоносец. Подобно Утренней звезде, только гораздо непосредственнее, он предвещает грядущий рассвет.

X

В романе «Максима Скворцова» (Космос) ни о чем не повествуется. Всякой раз чистым остается любое зеркало. Каждый новый день прожит зря, — это на уровне идеологии! Каждая новая ночь несет с собой нереальное наслаждение, в связи с сопутствующими ей сновидениями сомнительных содержаний.

Роман Максима Скворцова «Космос» — сложное многоуровневое полотно, выполненное в смешанной технике от псевдоинтеллектуальных моторных масел до прямых заимствований чужеродных тканей… живых.

Материя в понимании Скворцова — есть, как это ни парадоксально, пространство, то есть пустота. Без нее ничего не начало быть, что начало быть, да смотреть только некому; некому сказать: «Да, Маришенька, хорошо!»

Секс в «Космосе» — пожалуй, самая интересная философская и, в первую очередь, филологическая проблема.

С одной стороны, секс как будто отсутствует. Но это лишь на уровне миметически-описательном, поскольку, с другой стороны, весь роман в известном смысле можно рассмотреть как последовательный многочасовой, если не вечный, половой акт, что называется, на выживание.

Кто выживет в этом единоборстве: Венера ли, Марс, — по сути дела неважно для Автора Совокупления. Секс, старый, как мир, миф понимается у «Скворцова» весьма расширительно.

Расшитый золотистыми паучками-палочками космОс, как главный герой романа наделен сверхсклонностями, как и к дурному, так и к хорошему. Космос — враг, но он же и первый друг. Космос — Ветер, но он и Море и Небо.

Поразительно выстроена у «Скворцова» линия вторичных персонажей или, как правильнее было бы выразиться, линия третьих лиц. Это и стрекозка Наташа, в самоём имени коей уже заложена бесконечная репродуктивность, способность к бесконечным номинативным реинкарнациям; это и муха Маришенька — вечная пленница кассомосового согласия, смертная и одновременно бессмертная сущность…

В таком виде утро и застает из вечера в вечер, изо дня в полдень, мертвого автора «Кассомоса» Тут опять же необходимо напомнить, что «Космос» — это первое в истории мировой литературы произведение, написанное мёртвым…

Космоса нельзя бояться или же его избегать. В него можно только вступить в двух ролях: в мужской или женской, в зависимости от степени страха перед материей, то есть пустотой, в которой совершается вечный половой акт.

Пространство и вообще любые пустоты существуют в «Космосе» в трех категориях-ипостасях: так называемая та сторона, эта и наблюдательный пункт, тождественный в «скворцовской» системе координат абсолютной точке смерти.

Если это сейчас по наружной лестнице поднимается моя мама, я вынужден прекратить.

О славном рождении и красоте царя Люцифера

92. Вот смотри, дух убийства и лжи, я опишу здесь твое царственное рождение, каким произошел ты в твоем сотворении, как сотворил тебя Бог, и как стал ты таким прекрасным, и на какой конец сотворил тебя Бог.

94. Теперь заметь: когда Божество подвиглось на творение, и захотело образовать тварей в своем теле, то оно не зажгло источных духов, иначе они горели бы вечно; но оно подвиглось в терпком качестве совсем кротко. И терпкое качество стянуло воедино Божественный салиттер, и иссушило его так, что он стал телом; и вся Божественная сила всех семи источных духов того места или пространства, на какое простирается ангел, была пленена в теле, и стала собственностью тела; и это не может или не должно быть снова разрушено вовеки, но должно пребыть собственностью тела вовеки.

104. И вот она теперь, прекрасная дева: что мне еще написать о ней? Не была ли она князем Божиим, к тому же прекраснейшим, к тому же в любви Божией, как любимый сын в тварях.

103. Тотчас же изошел также и дух новорожденного в сердце сына от света Люцифера чрез уста его, и качествовал совместно с Духом Святым, и был принят с величайшею радостью, как любимый братец.

XI

Наталия Николаевна вышла в лес погулять. Дошла до опушки, взмыла в небо и стала там ждать. Стали разные птицы к ней подлетать: одна красивей другой. Вдруг стали в райских птицюц пули охотника попадать.

Не того Наталия Николавна ждала; подняла подол, по верхушкам сосен прошла. Только её пули-то почему-то и миновали.

Стрельба в лесу. Птицюцы падают одна красивей другой. И пошла Наталия Николаевна на охотника в бабий бой. Колокол грустно качался, над лесом месяц весело поднимался.

Охотник говорит Наталье Николаевне: «Здравствуй!», а та ему: «Здравствуй-здравствуй!». Он слово ёй, а она ему десять.

Через полчаса ищут колокол вместе, вдвоем. Находят собачью кость. В слезы охотник. Наталья Николавна подол подымать опять, да и в небо скорей, новых пичужек ждать.

Смотрит женской глаз далеко; видит, полчища на себя навлекла. Пичужки охотнику мстят. Оружие у охотника отобрать норовят.

Наталье Николавне все в интересенку; гуляет она, грозная женщина. Лязгает гусеницами, стреляет из пушки в каменное сердце самой главной пичужки. Набирается храбрости понемногу; лунную уже разбирает дорогу.

Охотник снизу — «ба-бах», «ба-бах», а Наташа сверху ему «тракатам-тракатам»!

Гуляют далее вместе. Летят, царственные, жених да невеста. Только небо-то и кажется им уместным. Катятся Венера с Юпитером от левого угла к правому. Марс выведен из себя небесной отравою.

Наталья Николаевна выводы делает; охотник — соглядатай её теперь с некого времени. Муж-мальчик, охотник-муж, муж-соглядатай — нет ничего сложного служить у Наташи солдатом.

Наташа подымет подол, и у Луны зловещий появляется ореол. Или же не зловещий. В зависимости от того, какие на Наташу надеты вещи.

Так и бродят они пузатые, плотные: Наташа да соглядатай ея охотный (ряд). Ищут в небе ночном омута, что потемней, чтобы охотник всегда оставался с ней.

Птицюцы теперь чураются их. И так звезды делают им детей. Невозможно сказать ничего определенного.

Святыня — только наташин подол. Когда она его вверх, зорче охотничий глаз. Когда она его вниз, она более Анна. Когда босиком по сосновым верхушкам, — тогда Алла она. Что это такое в моей душе? — это охотник так думает. И снова выстрел, только уже себе…

Радуется Наталия Николаевна. Ничего так раньше не желала она. Вот выходит она в красивой и новой норковой шубе на фаэтон. Все взгляды лишь на нее. Пичужки усатенькие хвостиками шевелят-шевелят. Потом бросаются вниз и пропадают, подобно охотнику, в жерлах неписанных пропастей. Такая судьба.

Возвращается Наташа домой, а он дном вверх! Ходит по потолку, думает думку свою; сворачивает на стену, осторожно ступая между картинами. На пол ступает отважная Николавна. Тут и ей подол на лицо.

Летит Алла вниз головою, как будто и нет потолка. В темноте пригоршню звезд схватывает она. Наблюдается в руке левой творческий рост семян. Земля, прощай!

Кокованя прищуривает глаза, остается в голой своей темноте. Делает правой рукою «цок». Птицюцки снова в разные стороны. Лишь одна к Коковане бряк на ладонь!

Присмотрелся — это Наташа есть. Ни жива, ни мертва, да только обнажена. По верхушкам больше не будет гулять. Утерян волшебный подол, не вьётся более звездный шлейф. Это оттого, что не в своем сердце пыталась спрятаться. Каменная баба топырь. Стоит, радуется, вся молчалива, горда.

Птицюцкой стала Наталья Николаевна. Душа ея громкая застрекочет; взовьются в небо пулемётные лёнты. Но пульки каменной птицки не стрАшны. Она голая. Ни жива, ни мертва. Сломана кукла. Вот.

Загадка всегда связана с переходом от одного объекта к другому; например, синтез загадки естественно понимать как переход А в Х, где А принадлежит исходной ситуации (ИС), а Х — преобразованной ситуации (ПС), т. е. той, о которой говорится в вопросительной части загадки. Естественно поэтому сопоставить загадку с еще одним видом перехода от А к Х: речь идет о подмене как элементе сюжета, т. е. о таком случае, когда персонаж выдает или принимает А за Х. Можно попытаться прилагать к обоим видам переходов те результаты, которые были получены при описании загадки, см. (СС). Ниже рассматриваются некоторые классы подмен, встречающиеся в загадке, и обсуждается реализуемость их в виде поступка персонажа.