Останки прошлого - Дмитрий Александрович Македонов

Переехав через мост на правый берег и два блокпоста на нём, мои спутники начали задавать неудобные вопросы — многие из них жили на левой стороне, да и наш техникум находился там. Ни куратор, ни водитель на эти вопросы не ответили по простой причине — ответы появились сам по себе. Впереди виднелись огни фонарей, окон и фар. Толпа собиралась на просторной площади, где стояли вкруг длинные автобусы. Город эвакуировали.

Всё закрутилось слишком быстро. Не объясняя причин, военные торопили людей, чуть ли не заталкивали их в автобусы. Откуда-то из толпы я услышал пункт назначения — Салехард. Работников АЭС или автобусов оттуда не было видно: я понимал, что родителей среди людей нет, но надеялся, что они могли остаться дома. Поэтому, протиснувшись через толпу и юркнув через военного, окруженного народом, я отправился домой.

Длинная новостройка находилась в нескольких минутах пути от площади, но эти минуты стали теперь длиннее — я старался скрыться от чужих глаз, так что время от времени приходилось прятаться по углам. От площади имени Ленина я прошел переулками через улицу Дзержинского и улицу Рабочую. Единожды я чуть не наткнулся на двух солдат, но они слишком спешили в сторону левого берега и не успели заметить меня. Затем я приметил знакомые детские площадки и понял, что дом находится совсем близко.

Наконец, я заметил вывеску: Октябрьская 17, знакомый подъезд и, осмотревшись по сторонам, быстро юркнул туда. Подъезд был погружен в темноту и плотную пыль. Судя по всему, люди очень быстро покидали свои квартиры, оставляя за собой шлейф из пыли, грязи, песка и бытовых мелочей, разбросанных тут и там у открытых дверей. Я побежал на четвертый этаж так стремительно, что и не заметил тех считанный секунд, по истечению которых я оказался у закрытой двери родной квартиры. Единственной запертой двери в подъезде…

Внутри, как бы мне этого не хотелось, всё было в идеальном состоянии. Стало горько от очевидной мысли — родители не вернулись со станции и о их судьбе отныне я мог только догадываться. Быстро осмотревшись, я ничего примечательного не обнаружил и остался сидеть на маленькой кухне, размышляя о дальнейших шагах. Нашлась даже лишняя отцовская сигарета, оставленная им в маленьком «тайнике» под днищем стола, о которой я случайно узнал. Раскурив крепкую папиросу, мне в голову прокралась безумная идея — я решил её отбросить, но она не переставала елозить в подкорке. Не в силах сопротивляться ей, я отыскал в документах отца какие-нибудь пропуска, пароли или подсказки, благодаря которым я смог бы осуществить безумный замысел. А замысел был прост — я решил пробраться на станцию, чтобы узнать о судьбе родных. Конечно, я понимал тогда всю степень глупости постигшей меня задумки, но решимость превзошла любые разумные домыслы. На всякий случай, вместе с планами станции и парочкой пропусков неизвестно на какие объекты (очевидно, просроченные), я схватил и свой паспорт…

Сейчас, спустя столько времени, я понимаю, насколько опрометчивым был мой корявый план, который я составлял, спускаясь по грязной лестнице подъезда, однако в тот момент я забыл о всех проблемах, которым предстояло встать у меня на пути. Помню, как я перебирал варианты: сначала думал идти через мост, но быстро оставил эту идею, завидев на улицах солдат; потом я вспомнил о плотах, которые мы всей группой строили в полукилометре за городом, у старого рыбацкого пирса. Я был полностью уверен, что должен был остаться с той поры хотя бы один плот, способный перенести меня через реку, ещё не до конца оттаявшей.

Глупость или самообман, уж не знаю, что именно подтолкнуло меня отправиться с той прытью на режимный объект в условиях некой маленькой катастрофы, но вероятно, именно невозможность такого развития событий и помогла мне на пути. Пока я шёл к реке, на тот пирс, что был чуть севернее крайней точки города, я не разу не столкнулся с ни с одной живой душой. Позднее я понял, что это было связано с завершением эвакуации, по истечению которой солдаты отправились на левый берег реки.

Становилось всё холоднее, так что я решил не испытывать отцовский тулуп и, перешагнув черту города, я быстро направился по протоптанной тропинке к реке. Вскоре я оказался примерно в шестистах метрах от Леонидова, как раз рядом со знакомым пирсом. Я знал, что плота не было на ледяном берегу холодной водной глади, поэтому, найдя ориентир (то были засечки на деревьях), я вскоре вышел на заваленный снегом и еловыми ветками транспорт. Плот был хорошо сделан и практически не пострадал от прошедшего времени. «Повезло», — подумал я тогда и схватился за привязанную к бортам плота веревку.

Разобравшись с плотом, я должен был найти ветку, достаточно длинную и прочную для перемещения по реке. Решение нашлось быстро — на ледяном берегу хватало упавших массивных веток после мощной метели, прошедшей пару недель назад. Взяв одну из них, я отломил несколько веточек от ствола и встал на плот. Ототкнувшись от берега, я плавно повел свой надежный транспорт вперед. В голове сразу вспомнились моменты из детства, когда я по глупости взобрался на дырявую лодку и чуть не потонул в небольшой речушке под Новосибирском. Как только в голове пронеслись частички прошлого, плот начал протекать — узкие трещины разбухали, и вода стремительно потянула мой транспорт на дно. Благо, до берега оставалось всего ничего и я, оттолкнувшись что есть мочи, прыгнул на тонкий апрельский лёд. Как и ожидалось, тонкая корка льда треснула подо мной и, не теряя времени, я быстро пополз к берегу. Мне повезло — оказавшись на земле, я понял, что практически не промок — только берцы немного коснулись воды. Я посмотрел на водную гладь и не заметил даже ряби — плот очень быстро ушел на дно.

Путь, которым я воспользовался, был отрезан для отступления, но мне некогда было думать об этом. Собрав волю в кулак, я направился по знакомой опушке вперед, к станции, находившейся в двух километрах севернее. Идти по лесу было бы слишком долго и небезопасно, поэтому я свернул к просёлочной дороге. Лес расступился, и я оказался на нужном пути. Теперь не оставалось сомнений, что дорога будет скоротечна: хватит часа ходьбы.

Думаю, прошло действительно немного времени, перед тем как я оказался на небольшом возвышении у дороги — я решил сойти с пути, чтобы оценить обстановку и, как показали события, правильно сделал.

Станция стояла в полумраке, но её отчетливо было видно