Весеннее сумасшествие - Александра Авророва

— Я не знаю, кто это был. Было темно. А, когда мы с Ольгой Николаевной вернулись, никого уже не было. И на лестнице не было — ни на основной, ни на пожарной. Я смотрела, уже при свете.

— А тебе не померещилось? — уточнила Нелька. — Может, не человек валялся, а мешок, например. В темноте не разберешь!

— А потом мешок убежал, — хихикнула Светка.

— Кто-то нес его, потом отключили свет, он его положил, надеясь, что свет вот-вот включат, но потом решил все-таки не ждать и дотащить в темноте.

— Кстати, мальчишки, кажется, собирались купить мешок картошки, — серьезно подтвердила Светка. — Они всю уже съели, а мешком дешевле.

— Так я, по-вашему, щупала пульс у мешка с картошкой?

Нелька отрицательно покачала головой.

— Нет, если ты щупала пульс, значит, это человек, — без тени иронии констатировала она. — Значит, кто-то из наших напился. Вероятно, уже начал праздновать Восьмое марта. Так ты его узнала?

— Нет, конечно. И мне не кажется, что напился. Это был культурный человек, а не какой-нибудь алкоголик.

— Откуда знаешь? — снова развеселилась Светка. Она после своих интимных моментов становится еще энергичнее, чем обычно. И у нее удивительно блестят глаза, вот как сейчас.

— Знаю и могу доказать!

Я вытащила подобранный на полу билет в театр, впервые внимательно его рассмотрев. Он был не куда-нибудь, а в Мариинку. В партер. Цена меня потрясла. Я столько за два месяца трачу на пропитание! Даже странно. Я иногда хожу в Мариинку, на третий ярус, и плачу… я задумалась… почти в сто раз меньше. Конечно, партер дороже, только неужели в сто раз?

— Наверное, в сто, — пожала плечами Нелька. — Раз так написано. Вот кому-то деньги девать некуда!

— Это уронила Алена или Марго, а вовсе не твой пьянчужка, — сообразила Светка. — Если это престижный спектакль, они денег не считают.

Я пожала плечами, не без удивления глядя на красиво оформленный прямоугольничек бумаги. Что-то в нем не так! Я хорошо помню дизайн билета — на обратной стороне изображен театральный занавес. Голубой. А здесь коричневый! Интересно, есть еще отличия? Да, есть. Тут обычно напечатано — льготный тариф. Я еще по первому разу испугалась, что это для блокадников или ветеранов и меня не пустят. Но мне объяснили, что льготный тариф относится ко всем гражданам России, а полный действует только для иностранцев. На найденном билете тариф полный. Здесь что, был иностранец?

Мое открытие не вызвало у девчонок бури энтузиазма, и они переключились на обсуждение какого-то салона одежды, где сейчас сезонные скидки. В принципе, все естественно. Чего особенного произошло? Обычная рутина. Светка заперлась с мужчиной, отключили свет, кто-то валялся пьяным в коридоре, а кто-то — не исключено, совсем другой человек — потерял использованный театральный билет. Разве возможно было догадаться, что именно с этого вечера — или его последствий — придется вести отсчет дальнейшим странным событиям? Тем не менее, мне было неспокойно. Терзала мысль, что я бросила неизвестного в беде. Мне чудилось, он был вовсе не пьян, а серьезно болен. Наконец, я твердо решила убедиться, что ошибаюсь. Гордо заявив, что обязательно найду того, на кого вчера наткнулась, я уснула.

На следующее утро я развила бурную деятельность. Не осмеливаясь откровенно спрашивать у встречных: «Виталий (Сережа, Саша), это не ты валялся вчера в коридоре?», я формулировала вопрос так: «Ты случайно не в курсе, кто это был? А кто мог потерять этот билет?» Большинство соседей относятся ко мне неплохо, поэтому они не посылали меня куда подальше, а вежливо пожимали плечами. Один Сашка выразился вполне определенно:

— Никогда не относил тебя к сплетницам. Не понимаю, зачем тебе разносить эту дурацкую историю по всей общаге?

Сашка — хороший парень, поэтому я не стала скрывать от него свои мотивы.

— Понимаешь, если я точно узнаю, что с этим типом все в порядке, сразу выкину все из головы. А пока не могу.

— И зря! Ты считаешь, тот, кто напился до потери пульса, так-таки в этом признается? Чтобы получить выговор в приказе? Не создавай проблем ни себе, ни окружающим.

Мысль была здравая, и я неохотно отступилась. Признаюсь, долго сожалеть мне об этом не пришлось. Спустя каких-то двенадцать часов голова моя была прочно занята совершенно другим.

В тот вечер я возвращалась домой довольно поздно, около десяти. Дело в том, что у меня есть приработок. На стипендию, как вы понимаете, не проживешь, а то, что мне присылают мама с папой… Им в Каргополе кажется, что это солидная сумма, и я их не разубеждаю. Они даже не представляют себе, сколько стоит пообедать в столовой или проехать пару раз на маршрутке. И замечательно, что не представляют, а то отрывали бы от себя, а зарплаты у обоих невысокие. К тому же есть еще мой младший брат Мишка, он в восьмом классе, и старшая сестра Танька, она замужем и живет в Архангельске, у нее двое маленьких детей, а муж врач. Мои родители стараются подкидывать Таньке по мере сил то денег, то подарки.

Короче, оказавшись в Питере, я быстро поняла, что должна устроиться на работу. Меня это огорчило, поскольку меньше времени оставалось бы на занятия, а очень хотелось побыстрее ликвидировать отставание от однокурсников. И тут мне привалила неслыханная удача! Нелька свела меня с одним человеком, который работает в художественном салоне и иногда дает ей заказы на копирование известных картин. Разумеется, я на подобный заказ рассчитывать не могла, мне не хватает Нелькиного мастерства, но Виктору Викторовичу приглянулись некоторые из моих рисунков с видами Петербурга, и он предложил выставить их на продажу. Я была уверена, что смысла в этом нет — ну, кто купит опусы семнадцатилетней дилетантки, если вокруг столько картин профессиональных художников? Представьте себе, купили. И заплатили по двадцать долларов за каждый! Вот я теперь и приношу Виктору Викторовичу пару работ в месяц, в основном нарисованные тушью архитектурные пейзажи. Они даются мне легко. Иду по какой-нибудь улочке, и вдруг сердце защемит от ее красоты и гармоничного совершенства. Стою и смотрю, словно зачарованная, иногда часами, а потом бегу домой, хватаю перо и быстро-быстро переношу свои чувства на бумагу. И, знаете, получается нечто, весьма близкое к действительности, но каждый раз хоть чуть-чуть, да отличное от нее. Я сперва боялась, меня за это заругают, за отсебятину то есть, однако нет, Виктор Викторович не возражал. Он даже готов покупать у меня больше вещей, чем теперь, только мне не хочется. Что-то горькое есть в том, что мои рисунки поселятся у совершенно чужих людей. Иногда встречаешь объявления: «Отдам котят в хорошие руки». Вот и я так — когда знаю, что в хорошие руки, не жалко. Всегда дарю, если просят, потому что приятно, когда кому-то твое творчество нравится. Виктор Викторович утверждает, у меня типично дилетантский подход, и, пока я не изменюсь, профессионалом мне не стать. Профессионал, мол, понимает, что его деятельность — способ заработать на жизнь, а не развлечение. Так я же и продаю ровно столько, сколько мне требуется на жизнь!