Конец ордена - Борис Сухачевский

На цыпочках он вышел в коридор, надеясь неслышно выскользнуть из квартиры, но в какой-то миг любопытство все-таки пересилило страх. Он подкрался к двери соседней комнаты. Дверь была лишь слегка прикрыта, и сквозь щель все было хорошо видно и слышно. Лишь сейчас он обнаружил, что в руках у него тяжелая кочерга – видно, попалась по пути, в коридоре. Хотя чту она против нагана? Тут помощи от нее не больше чем от кукиша.

Он услышал, как говорит Бежевый:

— В Крыму, значит, руку потерял?

— В двадцатом годике, будь он проклят, — сипло ответил Клешня. — Очнулся – руки нет, а вокруг уже ее величество совдепия… Но обо мне-то что говорить?.. А ты, стало быть, после университета так и пошел по медицинской части?.. Однако ж не думаю, чтобы и тебе спокойно при совдепах жилось – зачем-то вон из Вольницкого Серебряковым заделался…

Бежевый между тем поставил на стол рюмки и наполнил их из какой-то бутылки с серебряным клювиком.

— За встречу? — предложил он.

— За встречу… — Клешня махом выпил и продолжал: – Только не знаю, господин Вольницкий, он же гражданин или уже, может, товарищ Серебряков – к радости ли тебе будет эта наша встреча. Нэ как в ГПУ заинтересуются, с чего это дворянский сынок господин Вольницкий стал товарищем Серебряковым?

— Уж не с твоей ли подсказки?

Клешня усмехнулся:

— Да, чай, найдется, кому подсказать.

— И чего же ты хочешь? — довольно спокойно спросил Бежевый.

— Мог бы и догадаться, — по-прежнему усмехался Клешня. — Рассуди, справедливо ль это? Одни в хоромах живут, пьют хорошие коньяки, — он кивнул на бутылку с клювиком, — а другие ночуют невесть где, и даже на рюмку водки иной раз не хватает.

— Тебе нужны деньги? Что ж… — Бежевый достал из кармана ключ, открыл дверцу какого-то железного шкафика. — Сколько тебе? — не оборачиваясь, спросил он.

Клешня, однако, уже держал в руке наган. Сказал насмешливо (а глаза волчьи):

— Это уж я, господин-товарищ, сам как-нибудь разберусь. Не взыщи, что с тобой не посоветуюсь: как-то не привык советоваться с покойниками. Показал, где лежат – и на том спасибо. Глядишь, ангелы зачтут тебе это на небесах. — С этими словами он взвел курок.

…Никогда Федька и не предположил бы, что способен на такое. С диким воплем он влетел в комнату и со всего размаха ударил Клешню кочергой по руке.

Наган выпал. Но Клешня оказался ловчее, чем Федька ожидал. Гибкий, как змея, он пронырнул под кочергой, избежав следующего удара, ловко эдак перекатился по полу и снова вскочил, уже держа в руке наган, теперь направленный на Федьку.

Федька уже распрощался с жизнью.

Клешня, однако, совершил ошибку, оставив Бежевого у себя за спиной. Тот сделал рукой одно стремительное движение – кажется, удар пришелся по шее, хотя поди заметь – Клешня рухнул как подкошенный и теперь уже не шевелился. Федька замахнулся над ним кочергой: эту гадину не добить – на второй раз уж точно жив не останешься, но Бежевый кочергу у него отнял.

Сам хочет добить, подумал Федька, но тот, наоборот, отшвырнул кочергу в сторону.

— Лишнее, — сказал он.

— Мертвый? — спросил Федька.

— Да живой, живой, — ответил Арнольд (а может, он такой же был Арнольд, как и Серебряков). — Но минут десять, обещаю тебе, будет лежать как мертвый – такова особенность удара по сонной артерии… Кстати, я бы с ним и без тебя справился. А ты, вижу, не умеешь слушать, что тебе говорят. Было тебе сказано – сидеть в кабинете и не высовываться!.. Впрочем, — добавил он, — ты повел себя храбро, это несколько оправдывает тебя. — Между этими словами он зачем-то сунул револьвер обратно Клешне в карман и еще положил туда денег, рублей пятьдесят, не меньше.

Федька буркнул:

— Все равно добить его надо. Очнется – обоих положит как пить дать.

— Ну, положим, добьешь ты его, — сказал Бежевый, — а дальше-то что? Порезать на куски в ванной и раскидать по всей Москве?

При мысли об этом Федьку едва не вырвало. Отвечать он не стал.

— В том твоя и беда, — продолжал Бежевый, — что не умеешь думать дальше одного шага. Интересно услышать, что еще можешь предложить?

— Вынести во двор и положить с проломанной головой: мало ли кто мог тюкнуть.

— А если со второго этажа увидят, как мы его выносим? Там у окна всегда любознательная одна старушенция сидит, она такого не пропустит.

Федька посмотрел на него с недоумением. В живых он, что ли, вправду собирается этого упыря оставлять? Да еще с заряженным наганом в кармане! Так уж лучше самому на себя удавку надеть.

— А надо, — объяснил Бежевый, — действовать так, чтобы не оставалось ни намека на нашу причастность. Ни даже тени такого намека! Надо уметь выстраивать цепь. Цепь, в которой неуязвимо каждое звено. В данном-то случае, — он кивнул на распластанного Клешню, — цепочка самая простенькая, звеньев всего в пять, ну в шесть. Но иногда звеньев бывает и множество. — Вот когда впервые будущий Хризоил и услышал про эту самую цепь.

Но тогда он был всего лишь Федькой-Федулой, поэтому не понял в сущности ничего. Нет, одно, впрочем, все-таки понял: Клешне долго на свете не жить, и это принесло некоторое облегчение.

— Давай-ка выстроим цепочку вместе, — предложил Арнольд. — Как думаешь – мой однорукий друг кому-нибудь рассказал о визите ко мне?

— Нет, не рассказал, — ответил Федька с уверенностью. — Если б кому-нибудь из фартовых рассказал – пришлось бы делиться барышом.

— Вот и я так думаю, — кивнул Бежевый. — Прекрасно! Стало быть, с этой стороны мы неуязвимы. Значит, первое звено в нашей цепи вполне крепкое. Пойдем дальше. Предположим, очнется он через десять минут живой и здоровый перед моей дверью. Сунет руку в карман – там деньги и револьвер. Что он станет делать?

— Ухлопать вас решит.

— Безусловно! Однако решить – это еще не значит сделать. Через дверь-то он вряд ли станет палить, так?

— Так…

— Поджидать, когда я выйду – дело долгое, согласен?

— Согласен…

— Пойдет закладывать меня в ГПУ?

Федька решился хмыкнуть:

— Это бывший-то беляк, да еще с револьвером в кармане? Так ему там и дадут слово сказать!

— Все верно, — согласился Бежевый. — Но есть и еще один аргумент. Если он все же решит донести, то навсегда потеряет меня в качестве дойной коровы. Выходит, по целым двум причинам он на такую глупость ни за что не пойдет. Так что и с этой стороны опасаться нам нечего. Значит, единственное, что ему остается – это когда-нибудь еще раз меня подловить и с наганом войти в квартиру. Но сегодня, он понимает, у него это едва ли выйдет. Стало быть, он вынужден какое-то время подождать удобного случая… Теперь пойдем дальше. Вместе с револьвером он находит в кармане деньги и, найдя их, понимает, что это имеющееся у него время можно провести с пользой для себя. Ну-ка, что он выберет?

— Конечно, сперва деньги пропить, — сказал Федька.

— К тому же незамедлительно! — поддержал его Бежевый. — По его лицу видно, что без того он уже через час будет совсем плох. Так что двинется он от моего дома в ближайшее питейное заведение. Которое тут ближе всего?

— В Армянском. Пять минут ходу…

Бежевый взглянул на часы.

— Вот мы даже и отмерили ему время. Стало быть, не далее чем через двадцать минут в пивной, что в Армянском переулке, отойдет в мир иной бывший прапорщик Долин, ныне больше известный в миру под именем Клешня… Ну что, выносим раба Божьего, а то он скоро очухается. — С этими словами Бежевый взял Клешню за ноги.

Федька взял его за руки, но когда они его уже выносили, решился все же спросить:

— И кто ж его там, в Армянском, укокошит?

— Водка. Всего-навсего она, родимая! — беззаботно отозвался Бежевый.

Насмехался, что ли, Бежевый? Да и ведро водки насмерть не уложит Клешню, только еще злее к утру будет.

Лишь после того, как они усадили начинавшего шевелиться Клешню на лестнице, привалив его спиной к стене, и вернулись в квартиру, Бежевый сподобился объяснить.

— Не веришь, что водка его убьет? — спросил он. — И напрасно. Ты видел, чту он до этого пил?

— Вон то, из клювика…

— Верно! А вот это как раз и есть главное в нашей цепочке звено. Там растворен порошок, сам по себе совершенно безвредный. Но при соединении со стаканом-другим водки он превращается в смертельный яд, разрушающий одновременно и сердце, и печень, и почки. Я так полагаю, уже минут через десять в Армянском переулке это смертельное соединение и произойдет. В итоге – последнее звено нашей не самой сложной цепи: не далее как через полчаса в пивной найдут мертвого пьяницу с наганом в кармане. Как думаешь, долго будут доискиваться до причины смерти?

— Делать легавым больше нечего!

— Вот и я так думаю, — кивнул Бежевый. — Ладно, пошли ухо твое лечить.

— Да не болит у меня ухо, дяденька, — признался наконец Федька. — Это Минька Прыщ придумал: "Федуло – надуло".