По справедливости - Мария Красина

Он установил жаровенку прямо на могильном холме и стал разводить костёр. Пока пламя разгоралось, он вылил в жаровню бурое зелье и туда же положил волосы и ногти Кати. Потом он окунул в зелье иголку и нитку.

Рядом с жаровней ведьмак поставил плошку с водой и пристроил рядом зеркало, так, чтобы в нём отражалась вода, а в воде — зеркало.

Евдокия стояла чуть в стороне. Глаза женщины блестели лихорадочным блеском. Пальцы дрожали не только от пережитого страха из-за появления встречника, но и от мучительного ожидания: получатся ли чары?..

А Ефрем полностью сосредоточился на ритуале. Пока всё шло хорошо: коридор между миром людей и миром потусторонним открылся и был стабилен. И душа девушки была где-то рядом, это Ефрем чувствовал.

— Катерина, дочь Матвея и Евдокии, заклинаю тебя — приди! Змея в траву, птица в небо, рыба в омут, а нить в иглу…

Пока Ефрем произносил заклинание, огонь прогрел жаровню, и зелье стало закипать. От жаровни повалил серый дым, но он не рассеивался, а висел густым облаком.

Вдруг в дымном облаке что-то заблестело. Ефрем схватил иглу и, бесстрашно сунув руку в дым, сделал несколько стежков, будто пришивая это что-то к воздуху. Конец нитки остался в жаровне, а саму иглу ведьмак осторожно повёл вниз и положил в плошку с водой. Получилось, что нить соединила нечто в дыму, воду и зеркало.

Дым над жаровней исчез, а на его месте повисло серебристое, переливающееся искрами облачко. Из него уходила вниз серебристая нить, которая обвивала нитку, протянутую Ефремом. Облачко мерно колыхалось, будто дышало. А потом в нём проступило лицо девушки: большие глаза, трогательные ямочки на щеках и печальная улыбка.

— Катюша! — с надрывом крикнула Евдокия. — Доченька!

Женщина всхлипнула и рванулась к жаровне.

— Не подходи! А то заклинание сломаешь.

Нехотя, но Евдокия повиновалась и осталась на месте, неотрывно глядя на серебристое облачко с лицом дочери.

— Катерина, слышишь ли ты меня? — спросил Ефрем. — Понимаешь ли мои слова?

Девушка в облаке кивнула и слегка улыбнулась, мол, да, всё слышу.

— Помоги нам! Покажи, что случилось в ту ночь, когда ты умерла.

Серебристое облачко потемнело и сжалось, а потом резко дёрнулось в сторону, стремясь улететь. Но нитка с иголкой удержали его на месте.

— А ну, не елозь! — прикрикнул Ефрем.

На миг повисла тишина, а потом ведьмак добавил, смягчив голос:

— Катя, я знаю, тебе неприятно это, ты хочешь покоя. Но мать пожалей! Она ведь рехнётся или в петлю полезет, если не узнает, в чём дело. Видишь, она не побоялась даже ко мне, ведьмаку, прийти. Покажи ей. Горькая правда нужнее неизвестности.

Лицо Кати стало суровым, но само облачко расправилось и посветлело. Серебристые искорки стали сбегать по нитке вниз и оседать в плошке. По воде прошла мелкая рябь, а потом поверхность воды стала зеркально-блестящей и начала слабо светиться.

— Так бы сразу! — одобрительно сказал ведьмак. — Дуся, иди сюда! Теперь можно. Встань рядом и смотри.

Еле живая от волнения, Евдокия на ватных, не слушающихся ногах подошла и заглянула в плошку с водой.

-----------------------

* Названия мелкой нечисти. Блазни (от слова “блазниться” — мерещиться, чудиться) — существа, наводящие на людей морок и заставляющие на короткий срок видеть то, чего нет. Например, человеку кажется, что перед ним ровная дорога, он едет и попадает в яму, на потеху блазням.

Шиликуны — мелкая нечисть, которая опасна для людей на Святки, а в остальное время куда-то пропадает. Почему бы им не плясать осенью на перекрёстках?..

Глава 3

Прикусив губу, Евдокия посмотрела в воду. И с удивлением увидела там… себя!

Только не отражение склонившегося над плошкой лица, а себя целиком, уходящую по деревенской дороге. Катя, рослая кареглазая девушка с кудрявыми, как у отца, русыми волосами, живая и здоровая, стояла у ворот и смотрела вслед.

Вот Евдокия в воде обернулась и помахала рукой дочери, а та улыбнулась и помахала в ответ. Девушка поправила передник и вернулась во двор, закрыв за собой калитку.

— Это же когда я к куме уходила! — воскликнула реальная Евдокия. — Думала, на день прощаемся, а простились навсегда…

— Тсссс! — шикнул на неё ведьмак. — Смотри, а то всё упустишь.

Проводив мать, Катя занялась делами по хозяйству. Она подмела двор, встретила вернувшуюся с выпаса корову, обиходила птицу. И дворового пёсика Кудряша не забыла — ему досталась косточка и остатки каши.

Пока туда, пока сюда, вот и стемнело. Ещё раз проверив живность и задав всем корма, Катя ушла в дом. Там она, открыв окно, зажгла лучину и села за шитьё. Наскоро заштопав сарафан, Катя взялась за полотенце. Но на уме у неё была явно не работа: девушка задумчиво смотрела то в потолок, то в окно и не столько шила, сколько колола пальцы.

Наконец она отложила шитьё в сторону, поднялась с лавки и открыла сундук. Оттуда она достала зеркало и небольшую коробку. Поставив зеркало на стол, девушка зажгла рядом свечу и открыла коробку.

В ней хранились девичьи сокровища: цветные ленты, бусы, вышитые бисером нарядные повязки и даже небольшой кокошник.

Катя занялась примеркой. Она прикладывала к волосам ленты, а ко лбу — бисерные повязки; надевала на шею бусы или наскоро вплетала их в волосы и снова распускала. Девушка улыбалась своему отражению в зеркале, корчила забавные рожицы, а иногда вскакивала на ноги и пускалась в пляс, что-то напевая.

Столько милого кокетства, лёгкой игривости и упоения жизнью было в движениях девушки, что ведьмаку даже стало неловко. Счастливая, полная жизни девушка, с которой скоро случится что-то страшное, но она ещё об этом не знает…

Ефрем искоса поглядел на Евдокию. Она неотрывно смотрела в плошку, и по щекам текли ручейки слёз.

…Вот Катя взяла в руки ярко-голубую ленту и грустно вздохнула. Улыбка погасла, а лицо девушки стало печальным. Катя прикрыла глаза и, совсем как мать, прикусила губу. Казалось, девушка вот-вот заплачет.

— Эту ленту ей Савва подарил, — шёпотом сказала Евдокия. — Жених ейный… Три года назад поехал на Урал, на прииски наниматься, да так и пропал без вести. Его уже все мёртвым считают. А Катька ждала, о других и слышать не хотела. Хотя звали замуж… Её в деревне прозвали — “мертвякова невеста”. Я её ругала, говорила: не