Танцующий лепесток хайтана (СИ) - "YeliangHua"

— Мо Жань, — в который раз позвал его Ши Мэй, останавливаясь и заглядывая в лицо другу, — Я все-таки боюсь, что ты действительно надумал лишнего. Учитель Чу тогда действительно оттолкнул меня, и я в итоге по неосторожности упал и вывихнул лодыжку. Но… именно я в тот вечер первым позволил себе оскорбить учителя...

Слова Ши Мэя прозвучали словно гром среди ясного неба.

Мо Жань медленно моргнул, поначалу решив, что ослышался. Кровь отхлынула от его лица.

— Что это значит, Ши Мэй? — он резко развернулся к другу, вцепившись тому в одежду. Они стояли посреди улицы, и, хоть свидетелей этой сцены было не так много, все же не стоило бы им вот так обсуждать подобные вещи.

— ...... — Ши Мэй мягко отстранился, щурясь на Мо Жаня. Он молча смотрел другу в глаза, понимая, что рано или поздно должен будет открыть правду. Останутся ли они друзьями после этого?..

— Что это значит? — повторил Мо Жань, бледнея. В его глазах на долю секунды промелькнуло странное, абсолютно растерянное выражение, а затем зрачки опасно сузились.

— Ты, правда, думаешь, что был тогда единственным, кому нравился учитель Чу? — вместо ответа грустно рассмеялся Ши Мэй.

Настала очередь Мо Жаня дернуться, словно от пощечины.

— Он… мне… не нравился, — проговорил он, едва найдя голос. В горле отчего-то странно пересохло. У него определенно начинала болеть голова.

— О? — Ши Мэй с мнимым удивлением приподнял бровь. — Но те взгляды, что ты бросал в его сторону, говорили совсем о другом, — он покачал головой, вздыхая. — На самом деле, я был влюблен в учителя Чу с первого дня, как пришел к вам. По правде, я был знаком с ним даже раньше вас всех, и потому… мне хотелось обратить на себя его внимание. Когда же он предложил мне заниматься с ним индивидуально чтобы готовиться к конкурсу, моей радости не было предела. Тем вечером… я позволил себе много лишнего. Наговорил ему то, чего не должен был говорить. И, когда он оттолкнул меня, не готов был отступиться так просто…

— Ши Мэй… — Мо Жань отшатнулся, чувствуя, как неожиданно его мир рушится. — Что… что ты несешь?..

— А почему, ты думаешь, я так долго молчал? — усмехнулся Ши Мэй мрачно. — Ты бы видел свое лицо сейчас! Смотришь на меня, словно я вырастил внезапно себе вторую голову. Словно я какая-нибудь мерзкая тварь…

— Я не верю тебе, — покачал Мо Жань головой. — Нет. Этого... не могло быть.

— Это было, — Ши Мэй вздохнул. — Тебе придется выслушать меня прямо сейчас. Шесть лет я молча смотрел на то, как ты бежишь от себя. Я полагал, ты изменился и давно уже забыл о том, что случилось — но сегодня, увидев, как ты смотришь на учителя, сколько в тебе злости… я уже не так уверен.

— Бред, — буквально выплюнул Мо Жань. — Ты хочешь сказать, что жертвой был не ты, а… учитель?.. — он на мгновение замер, только сейчас осознав, что только что произнес.

Он внезапно вспомнил выражение дикого страха, написанное на лице Ваньнина. И это воспоминание резануло его в самое сердце.

— Да, я пытался приставать к нему. Это было… глупой затеей, — продолжил Ши Мэй. — Он оттолкнул меня тем вечером. Толкнул так сильно, что я упал, и сам был испуган. Именно потому, увидев тебя, своего любимого ученика, он только и повторял, чтобы мы оба убирались прочь с его глаз.

— …... — Мо Жань закрыл глаза, мысленно считая до десяти.

Ши Мэй… его друг… как он мог, черт возьми, все это время молчать о таком?!

«Чертов Ваньнин… тем вечером, если разобраться, я… я ведь недалеко ушел от Ши Минцзина...» — запоздало вспомнил Мо Жань.

Он закрыл лицо руками, искренне желая просто провалиться сквозь землю.

Чу Ваньнин не боялся, что Мо Жань ударит его. Его страх был совершенно... другим.

В то время, на самом деле, Мо Вэйюй действительно испытывал к Чу Ваньнину чувства, которые можно было лишь с большим трудом отнести к ученическому восхищению.

Вернее, он действительно восхищался учителем Чу — но в то же время его восхищали далеко не только его талант, или плавность движений. Он, бывало, действительно подолгу засматривался на красивое лицо Ваньнина, пока тот не замечал его взглядов.

Ему нравилось наблюдать, как в глазах Ваньнина зажигаются смешливые искорки, но при этом лицо продолжает оставаться бесстрастным — казалось, такая мелочь, но от этого в груди юного Мо Жаня внезапно становилось особенно горячо.

Он не оставлял попыток заговорить с учителем, и даже время от времени таскал ему в подарок всякую чепуху вроде печенья с лотосом или собственноручно вышитых носовых платков.

Конечно, Ваньнин доблестно игнорировал любые его попытки сблизиться или хотя бы подружиться. Он был холоден — даже холоднее обычного с тех самых пор, как Мо Жань официально стал его учеником.

Но временами небольшие искорки в его темных, словно беззвездное небо, глазах, давали Мо Жаню понять, что учитель, на самом деле, вовсе не так холоден и безразличен, каким всем кажется.

И, все же, если вдуматься, поведение Мо Жаня в то время походило на абсолютно безвредную платоническую влюбленность. Чу Ваньнин был для него божеством, которое находилось на таком высоком пьедестале, что он и надеяться не смел, что тот действительно может обратить на него внимание.

Он и сам тогда не понимал, что именно чувствует, но никогда бы не посмел даже в мыслях оскорбить учителя — не говоря уже о приставаниях.

По крайней мере, до того вечера…

— Почему ты все это время молчал?! — Мо Жань резко вцепился в плечи Ши Мэя. — Неужели ты не мог рассказать мне все это раньше?!

— Не мог, — Ши Мэй опустил глаза. — Да и что бы это изменило? Ты не собирался возвращаться в балет. Но теперь… теперь я не хочу и не буду молчать.

— Учитель Чу… Чу Ваньнин… вы с ним теперь… работаете вместе? — судорожно глотая ртом воздух и запинаясь, проговорил Мо Жань. — Даже после того… случая?

— Да, — Ши Мэй мягко кивнул. — Все, что тогда случилось, действительно в прошлом. Учитель Чу никогда не вспоминал больше об этом. Я же… у меня есть парень, сам знаешь, — он рассеянно пожал плечами. — Мо Жань, тебе нечего опасаться учителя Чу. Я думаю, ему положительно всё равно, что случилось шесть лет назад. В конце концов, мы с тобой были всего лишь кучкой глупых учеников, а он был всего на пару лет нас старше. Я думаю, тебе стоит наконец отпустить прошлое — ты действительно тогда многое не так понял.

— Я был идиотом, — Мо Жань презрительно скривился. — После всего этого как я смогу вообще смотреть ему в глаза?

«Он научил меня почти всему, что я знаю и умею, а я отплатил ему годами ненависти, — подумал он. — Как мог я настолько ослепнуть? Я ведь действительно его тогда боготворил...»

И, все же, Ваньнин прогнал его в тот вечер. И это послужило отправной точкой долгим годам затаенной ненависти, которая даже теперь продолжала искажать его восприятие, как если бы Мо Жань мог думать о своем бывшем учителе только испытывая безудержную злость.

Погрузившись в мрачные мысли, он все еще стоял посреди улицы всего в нескольких кварталах от здания, где проходило прослушивание. Ши Мэй не сводил с него глаз.

Внезапно к ним подошел мужчина, который изначально и предложил Мо Жаню участвовать в прослушивании. Кажется, его звали Хуайцзуй.

— Вот вы где! — запыхавшись, он вытер рукавом раскрасневшееся лицо. — Господин Мо Вэйюй, господин Ши Мэй, вы ушли так спешно, что мы совсем не успели переговорить! А вы, господин Мо Вэйюй, не оставили даже свой номер телефона или имейл…

Мо Жань медленно развернулся к говорящему, и тот мгновенно запнулся, наконец, видимо, заметив его пепельно-безжизненное выражение лица.

— Господин Мо Вэйюй, вам нехорошо? — участливо поинтересовался он.

— Я больше не танцую, — механически ответил Мо Жань, прикрывая глаза. Встретившись снова лицом к лицу с Чу Ваньнином, что он скажет?.. Как сможет он даже просто находиться с ним в одном помещении?..

Хоть он и назвался Мо Вэйюем, и все еще был шанс, что Ваньнин попросту его не узнал после стольких лет, сам Мо Жань чувствовал, словно его грудную клетку только что вспороли и голыми руками вытащили оттуда все еще трепыхающееся сердце. Ему было не просто стыдно — он ощущал боль оттого, что мог так ненавидеть человека, который прогнал его из страха. Человека, который все это время был пострадавшей стороной…