Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908–1914) - Юлия Лунева

Англия не только выразила готовность обсудить проблему Черноморских проливов в ходе переговоров по средневосточным вопросам, но и была склонна в обмен на уступки русской стороны на Среднем Востоке пойти навстречу пожеланиям Петербурга при пересмотре режима Проливов[35].

Такое резкое изменение курса внешней политики Британии на Ближнем Востоке было продиктовано активным проникновением Германии в этот регион.

Британские дипломаты всеми силами старались обострить русско-германские противоречия в Турции. Они видели, что царское правительство, ослабленное поражением в Русско-японской войне и революцией, стремится занять позицию нейтралитета в англо-германском единоборстве. В Лондоне знали, что самым уязвимым местом в отношениях России и Германии являются Турция и Балканы. «Мое собственное мнение таково, — писал А. Никольсон в годовом отчете, — что, если бы император и русское правительство были бы свободны от других политических уз (имеется в виду Франция), они были очень довольны заключить тесный союз с Германией, который, по их взглядам, представляет наиболее крепкий оплот монархических принципов вместе с наисильнейшей армией на континенте. Интересы России и Германии нигде прямо не сталкиваются, может быть, за одним исключением, правда, очень большим. Я имею в виду германскую политику по отношению к Османской империи»[36].

Строительство Германией Багдадской железной дороги в Азиатской Турции было для России крайне нежелательным. Осуществление этого грандиозного проекта позволило бы Германии поставить под свой контроль огромную территорию на Ближнем Востоке и создать серьезную угрозу экспорту хлеба, осуществлявшемуся через Проливы. «Совершенно ничтожная в настоящее время наша торговля с Турцией, — писал в своей книге П. Томилов, — будет лишена какого бы то ни было развития, и, наконец, подъем военного могущества нашего южного соседа, за спиной которого будет стоять Германия, окажет значительное влияние на наше стратегическое положение, особенно при борьбе с коалицией, к которой примкнет наш вековой враг — Турция»[37]. Царское правительство также проявляло немалую обеспокоенность проектом создания в Персии германского банка и постройкой ответвлений Багдадской железной дороги к персидской границе России[38]. «Германский капитал стремительно завоевывал страны Востока, — писал В. М. Хвостов, — натиск этот теперь, кроме Турции, распространился и на Персию. „Дойче банк“ выдвинул проект продолжения багдадской дороги на Тегеран, что сильно тревожило широкие круги русской буржуазии, заинтересованные в персидской торговле»[39]. Британский посол в Париже Ф. Берти, встретившись с А. К. Бенкендорфом[40] в Париже 9 (22) октября 1906 г., наотрез отказался принять доводы русского посла, доказывавшего, что Россия не хочет видеть Германию в Персии, но будет вынуждена найти с ней общий язык[41]. Он заявил Бенкендорфу, что, если принимать в расчет все германские требования в Персии, нечего и думать о соглашении между Англией и Россией[42]. Грей, представивший это сообщение королю, получил лаконичную резолюцию: «Германия, несомненно, действует против нас и у нас за спиной»[43].

Британия именно поэтому стремилась как можно скорее уладить дела с Россией. Из отчета старшего чиновника канцелярии МИД Долматова за 1906 и 1907 гг. видно, насколько обширна переписка между Петербургом и Лондоном во время подготовки соглашения. В 1906 г. из Великобритании было отправлено 1484 письменных документа в адрес российского МИД. Для сравнения: из всех других стран было отослано в Россию 2117 документов. Россия, в свою очередь, отправила в Великобританию 1118 единиц корреспонденции, тогда как в другие страны, по подсчетам Долматова, ушло 867 письменных единиц. В 1907 г. ситуация изменилась незначительно. Из Великобритании было отправлено в Россию 1033 документа, а из России в Великобританию почти вдвое меньше — 522. Из других же стран в 1907 г. в Россию поступило 2416 единиц корреспонденции, а МИД отправил за границу (без учета Великобритании) 1127[44]. Из этого можно сделать вывод, что Британия активно склоняла Россию к соглашению и буквально забрасывала ее корреспонденцией.

Процедура переговоров, предложенная Никольсоном, также служила достижению быстрого результата, как это в свое время было при заключении англо-французского соглашения: рассматривать вопросы один за другим, по каждому из них устанавливать общую точку зрения и прийти к соглашению по всем вопросам в их совокупности[45].

Никольсон, хорошо разбиравшийся в политической ситуации в России, писал Э. Грею: «Я думаю, мы должны быть готовы к предложениям по Ближнему Востоку»[46]. В своем письме министру от 7 ноября 1906 г. он сообщал, что положение Извольского весьма сложное, потому что Англия требует уступки Сеистана, важного в стратегическом отношении района, ничего не давая взамен. Север Персии, который британские дипломаты уступали своим русским коллегам, уже давно находился под их контролем.

Британия не делала никаких уступок России ни в Тибете, ни в Афганистане. По мнению посла, нужно было подготовить какое-нибудь предложение для Извольского, которое помогло бы ему переубедить противников англо-русского соглашения. Никольсон считал возможным дать согласие на пересмотр режима Черноморских проливов. Таким путем Англия не только могла получить Сеистан, но добиться и общеполитического соглашения с Россией в обмен на туманное обещание изменить режим Проливов, чего нельзя было осуществить без согласия других держав. Постановка этой проблемы неизбежно столкнула бы Россию на Ближнем Востоке с Австро-Венгрией и Германией[47] и отвлекла бы внимание России от Среднего Востока, где она соперничала с Англией.

Англо-российское соглашение во многом стало возможным благодаря усилиям главы российского МИДа А. П. Извольского и руководителя британского Форин оффис Э. Грея. Одной из самых загадочных и молчаливых личностей в британской политике по сей день остается Э. Грей. Его репутация всецело была основана на гипотетических данных. Благодаря аристократическому происхождению, классическим внешним данным, прекрасным манерам и сдержанности он создавал впечатление «сильного, молчаливого человека». Грей в совершенстве владел корректностью речи и поведения, не был склонен к спорам, не давал пустых обещаний, был тонким психологом и подлинным дипломатом.

Наглядное подтверждение тому, что правящая партия не посвящалась Греем в политику, которую он проводил, и пребывала в состоянии неведения, можно найти в мемуарах Ллойд Джорджа: «Вся работа иностранного ведомства была окутана тайной, — писал он, — и лишь некоторые привилегированные министры из тех, которые в прошлом имели касательство к иностранным делам, позволяли себе высказывать мнение по частным вопросам, которые иногда возникали. Парламент еще меньше был осведомлен о внешней политике». Отвечая на вопросы депутатов, Грей был крайне немногословен, старался говорить коротко, не приводя фактических сведений, иногда ссылался на газеты или утверждал, что у него нет информации по данному вопросу.

В 1908 г. премьер-министром правительства Великобритании стал Герберт Асквит. Он завоевал высокое положение в английской политической жизни исключительно благодаря блестящим талантам и большим заслугам. Ллойд Джордж считал, что «ни один премьер-министр в истории, за исключением Гладстона и Дизраэли, не обладал более глубоким умом чем Асквит»[48]. Он возглавлял британское правительство до 1916 г. При непосредственном участии Асквита были подготовлены и проведены в жизнь законы, способствовавшие демократизации политической системы, а также некоторой стабилизации общественных отношений в стране: о пенсиях по старости, о восьмичасовом рабочем дне для горняков, о парламентской реформе, о расширении прав тред-юнионов, об учреждении бирж труда и др.

Сам Грей осенью 1906 г. считал маловероятным соглашение с Россией, если в него не будет включен Ближний Восток. В специальной инструкции Никольсону, посланной в ноябре 1906 г. по поводу английского проекта соглашения по Ирану, он указывал, что поскольку столкновения между Англией и Россией на Ближнем Востоке были главной причиной длительных англо-русских трений, то соглашение с Россией будет прочным в том случае, если в него будет включен Ближний Восток. В этой инструкции министр иностранных дел Англии, в частности, признавал возможными некоторые изменения в режиме Дарданелл в желательном для России направлении. «Если Россия, — писал Грей, — поставит вопрос об изменении режима Проливов, то мы должны будем его обсудить»[49]. Тогда же Гардингом был составлен меморандум по вопросу о Проливах. Автор меморандума признавал, что поскольку Россия неизбежно будет добиваться изменения режима Проливов, то для Англии было бы выгодным в обмен на уступки России на Среднем Востоке согласиться поддержать требование российского правительства о пересмотре статьи 2 Лондонской конвенции. В меморандуме было указано, что для Англии лучшим вариантом ее изменения было бы признание декларации Солсбери на XVIII заседании Берлинского конгресса[50]. Эта декларация, как известно, имела целью аннулировать европейский характер принципа закрытия Проливов и открыть путь к их нейтрализации.