Ночь масок и ножей - Л. Дж. Эндрюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я видела Элофа, мне иногда нравилось воображать, что выросший Кейз был бы немного похож на него.
– Ты знаешь, как меня зовут, Элоф? – прошептала я, когда он задул один из фонарей.
Мой пульс сбился с ритма, когда он бросил взгляд этих острых глаз в мою сторону. Впервые глядя на меня так, как будто видел.
– Я знаю. Дэнниск.
Я испустила долгий вздох. Даже для одного из слуг я была не больше чем пиявка, присосавшаяся к фамилии Штром. Он не станет обращаться ко мне по имени. Без сомнений, Элоф предпочел бы, чтобы я помалкивала и оставила его в покое.
– Ну хорошо, что знаешь, – сказала я, отворачиваясь.
– Вам не стоит так поздно бывать в городе.
Боги. Это, наверное, первый раз, как этот чертов мужчина стал поддерживать разговор. Я оглянулась через плечо. Элоф уперся обеими руками на конец рукояти вил, глаза прищурены, челюсть подрагивает.
Он… меня отчитывал?
Я фыркнула:
– Я учла твое беспокойство.
– Я про беспокойство не говорил.
Голос у этого мужчины был как у медведя. Интересно.
– Значит, ошиблась.
– Это глупо, а я считал, что у вас в голове мозгов побольше.
Я прищурила глаза. Он и понятия не имел, на что я могу пойти и какой опасной могу быть.
Раз я была женщиной, это что же, меня можно было не бояться? Он что, тут же решил, что у меня в голове нет ничего, кроме фантазий и всякой там романтики? Он и правда думал, что я не знаю треклятых опасностей этого богами забытого края?
Я растянулась на животе и подперла кулаком подбородок.
– Дорогой мой Элоф. Ты бы лучше считал глупцами тех городских, что наткнутся на меня после заката. Это они рискуют, а не я.
Он фыркнул. Нет, этот мерзавец, черт побери, смеялся надо мной. Горловой звук, полный насмешки.
– Что? – я приподнялась на локтях. – Не веришь?
Да что мне было доказывать? Ему – ничего. И все же вот она я – полна решимости показать, чего стою и как коварна, даже несмотря на то, что прекрасно понимала: куда более опасно открывать свой месмер кому-то вроде него, кому-то, кого я по-настоящему не знала, чем красть воспоминания у вора, наподобие Хоба.
– Полагаю, вы думаете, что понимаете, как устроен мир, дэнниск. Но это не так.
– Ты меня не знаешь, Элоф.
Он вонзил вилы в большую кучу сена, качая головой.
– Может, и нет, но я знаю, когда кто-то ведет себя как безмозглый.
Я заскрежетала зубами. Он говорил совсем как чертов Кейз. Мой старый друг всегда говорил мне, как по-дурацки пуста моя черепушка, раз я иду на подобные риски. Но, опять же, он шел на эти риски вместе со мной.
– Знаешь, Элоф, кажется, было лучше, когда мы не разговаривали.
– Согласен, дэнниск. Отправляйтесь спать в свою теплую кроватку.
О. Мне теперь было по большому счету наплевать на странно красивого Элофа. Сама виновата, что разрушила фасад этого принцеподобного лица, заставив его говорить. Дюжины колких замечаний плясали на кончике моего языка, но ни одно не подходило. Разумеется, любое из них обязательно каким-то образом сумеет выставить меня дурой, а не продемонстрировать мой ум.
Я продолжала злобно смотреть на него, пока отодвигалась от края. У него хватало наглости ухмыляться – ухмыляться, черт побери! Теперь я точно не могу видеть его противного лица.
Вот что я получила за то, что пыталась сблизиться с другим человеком.
Лучше держаться за призраков прошлого и брата, которого я еще неизвестно когда увижу вновь. Был еще Ансель, друг Хагена и главный смотритель поместья, но у него своя семья.
Норны уготовили мне одинокую тропу. Ну и ладно. Буду идти по ней одна, пока не найду способ спасти тех, кто мне важен. Единственных, кто важен.
Я забилась в дальний угол сеновала, где устроила себе небольшое гнездышко, чтобы использовать его в качестве той теплой кроватки. Мои пальцы инстинктивно зарылись в сухое сено, и их кончики коснулись шершавой мешковины. Я вытянула мягкую лошадку из-под сена, а затем поигралась с гривой, сделанной из пряжи, и покрутила одинокий глаз-пуговицу. Второй потерялся шесть лет назад. Одна-единственная непрошеная слеза капнула на черную пуговицу.
Я шмыгнула носом и прижала лошадку к груди.
– Мы найдем его, Асгер, – прошептала я. – Хочешь, что-то скажу? Думаю, он, даже став взрослым, будет держать тебя при себе.
При этой мысли я фыркнула. Будет ли взрослый Кейз широкоплечим и сильным? Или, может, он теперь долговязый?
Мальчиком он работал в полях, вычищал конюшню, седлал кобыл. Хаген всегда дразнил его, говоря, что Кейз его перерастет, если продолжит в том же духе.
А Хаген был немаленький.
Я обняла Асгера, вспоминая тот день, когда подарила лошадку Кейзу. Если бы я знала, что это будет последний подарок, который я преподнесу ему на праздник рождения, то сделала бы больше, сказала бы больше?
Или мы все равно бы спорили, потому что почти ни один день у нас не проходил без споров?
– Я, черт побери, не маленький, Малли.
– Но и не мужчина, гаденыш ты эдакий.
– Я старше тебя, и мне вот такое больше
не нужно.
Мои слезы и улыбка смешались с гривой лошадки.
Кейз ныл и жаловался на то, что получил мягкую игрушку, – а я потратила больше половины того, что наскребла за месяц, чтобы купить для нее набивку, – но не проходило и ночи, чтобы он не спал, держа Асгера под боком.
Когда мои веки отяжелели, я прижалась к Асгеру, прячась от холода этой ночи и от теней, которые всегда сгущались в конюшне, когда звезды разгорались ярче.
Странные и тяжелые, эти тени как будто были чем-то бÓльшим, чем просто ночь. Звуки, что Элоф издавал, работая внизу, сплетались с темнотой. Он разве не замечал туманов в конюшне? Судя по тому, что он не прерывал работу, мне иногда казалось, что тьма принадлежала только мне одной.
Может, я немного сходила с ума.
Годы отчаяния – и вот я уже воображала присутствие, невидимое для всех остальных. По правде говоря, я уже вполне привыкла к темноте, даже находила в ней некое утешение, когда она наступала. Тени меня тревожили, только когда шею щекотало жуткое ощущение, что из темноты
