Фарфоровая джонка - Жозеф Дельтей

"Святая Эстелла" села на узкую песчаную отмель между двумя скалистыми гребнями. Матросы шли гуськом. Один за другим они взобрались на палубу. Там каждый осмотрел свои планки, канаты и реи. Якорный мастер выжидательно глядел на якорное отверстие. Маленький юнга взобрался на главную мачту и разглядывал горизонт. Но он был разочарован; вдали, с одной стороны, виднелось море деревьев, а с другой - неподвижный океан.

Почти тотчас же его позвал рулевой. Он соскользнул по бакштагу к корме, спустился в воду, чтобы осмотреть руль. Он был смертельно бледен от страха. В глубине, в красноватой воде, темные существа ползали между коралловых ветвей.

Руль был невредим. Вскоре поднялся легкий ветер, благоприятный и ровный. Капитан Поль Жор, ходивший взад и вперед по корме, решил отплывать немедля.

На берегу застонало дерево.., или быть может птица на дереве. Капитан обернулся и увидел, что Томас Хог исчезает в пальмовом лесу. На штирборте Салюр скользил вдоль борта. Капиль бегом промчался мимо.

Поль Жор окликнул его. Матрос на ходу ответил:

- Мы хотим жить здесь. Долой море!

В это время Люк Сартис спрыгнул с бакборта и уверенными шагами ушел в лес.

Капитан медленно ходил по корме. Остались лишь маленький юнга, еще более бледный, чем всегда, и трое матросов. Он прислонился к заслонам и стал смотреть на море. Странные рыбы проплывали взад и вперед, параллельно грузовой линии. Они были голубые, в ярких пятнах. Вдруг появилась стая тощих белесых рыб. И обе стаи, прорезая одну другую, образовывали большой крест. А маленький юнга, смеясь, бросил им кусочки сухарей.

Поль Жор сделал знак четверым, они спрыгнули на землю и улеглись под тощей согнутой пальмой.

А он швырнул шапку в воду и бросился большими шагами вдоль берега к северу. Карликовые кусты росли в песке. Слышно было, как солнце поджаривало орехи. Он вошел в лес, обходя стволы гигантских деревьев. Шуршанье доносилось из высокой травы. Попугай кричал на пальме, как человек. Какое-то животное с заячьими лапами и крыльями кондора выскочило и улетело.

Капитан Поль Жор думал о Джонке, о Дьеппе. Он снова видел Морюкуа, Пе Ли У. Перед глазами стояли большие лакированные реи на азиатской мачте, образованной телом высокой женщины. Он вспоминал вечерний рев слона в Эфиопской Гвинее. Он вспоминал унылую морду нечистой обезьяны на красном дереве Красного Берега (и вдруг он увидел всю сцену; негритянка освободилась от объятия и, привставая и стеная от любви и страха, указывала пальцем на большую, тощую и печальную обезьяну).

Он устал. Он сел под смоковницу, единственную в лесу. Он глядел на ее мрачную листву, на ее властный вид. Он устал...

По временам ему казалось, что он слышит знакомые звуки: шаги или слова. Потом снова молчание. Он прислушался... Живые шепоты.., стоны деревьев и воды. Он встал. Он пошел дальше. Понемногу он начинал различать оттенки звуков. Человеческий голос.., люди.., ой хотел бежать к "Святой Эстелле", собрать моряков... Но он устал. Он подошел ближе и вдруг узнал пикардийское наречие и сочную речь Томаса Хога.

Мятежники собрались в кружок на прогалине у высокого дерева. Некоторые, сидя на песке, чертили на нем саблями. Другие, в стороне, чинили черные фуфайки. Бочар из Лейдена тер сапоги травой. Генуэзец, стоя на пригорке, держал речь. Фальшивым голосом говорил он об опасностях дальних морей, о стоячей воде, о припасах, испорченных временем и вызывающих цингу. Перед их глазами сверкали земные богатства: золотые монеты Судана, весом с дукат, благородные пряности, лунные камни. Он напомнил им о дворце Милиндского короля, о десяти страхах, стоящих у дверей с палицами в руках, о тысячах женщин в садах Замбийского султана.

Генуэзец смеялся, разгоряченный, собственными словами. Трепет пробежал по собравшимся. И вдруг люди вскочили все сразу и с громкими криками поклялись остаться на земле.

Тогда показался Поль Жор. Он был взволнован и бледен. Мятежники на мгновение смутились. Капитан тихим голосом увещевал их:

- Надо отчаливать, ребята!.. Вспомните о ваших хенах и дочерях. Там женщина на Фарфоровой Джонке.., женщина...

Но они оставались безучастны. Слышался только пронзительный голос Генуэзца.

Тогда Поль Жор осыпал их проклятиями. Хриплым голосом выкрикивал он ругательства, которые можно услышать на Берегу Слоновой Кости, имеющие привкус прогорклой смолы, и те, что с Канарских островов, свежие водянистые, и те, солоноватые, что выкрикивают прерывисто кареокие женщины в вечера южного полнолуния...

Потом он ушел... Удаляясь большими шагами, он кричал, что сам снимется с якоря, что сам, совсем один, пристанет к Джонке, один увидит Европу... Дьепп...

Он дошел до берега. Два матроса, бочар из Лейдена и юнга, отчалили вместе с ним. И они вышли в море...

Глава 8

НА КОЛЕНЯХ ПЕРЕД ГОРЛИЦАМИ

Мятежники провели ночь в лесу. Проснувшись, они принялись блуждать по окрестностям. Море вдали было спокойно и солнце подымалось еще влажное от морской воды. Люди бродили наугад. Бастард из Э начал есть. Один за другим они последовали его примеру. Они стали болтливы. А так как солнце поднималось все выше, некоторые начали смеяться, и один из них, самый бледный, запел.

Это был тонкий, переливчатый голос. Иногда он колебался и усложнялся, но всегда оставался четким, как снасть. Это пение щемило души людей, сидевших на красном песке, распивая ячменную водку. Мелодия наполняла их. Некоторые чувствовали, как слезы подступают к глазам. Очарование смерти...

Вдруг Генуэзец встал, подошел к бледному человеку и ударил его. Голос умолк. И люди, вскочив в беспорядке, глядели на противников. Бледный человек пошатнулся, кровь окрасила его губы. Тяжелые веки, посиневшие от ударов, сомкнулись. Потом он упал навзничь, на песок цвета крови, а Генуэзец, с отвратительной монотонностью, продолжал колотить его по плечам и по бедрам. Потом он уселся на поверженного и изложил своей план.

- Эй, уйдем все вместе через леса. Мы наверняка встретим какой-нибудь торговый город, полный пряностей и вина.

Потом Генуэзец заговорил тише. Он описывал копи чистого золота, плантации сахарных деревьев, прилавки, полные сукон и жемчуга. Может быть, они убьют короля...

У мятежников глаза расширились от жадности. Они смыкали руки над воображаемыми сокровищами. Они вскочили и с громкими криками пустились на запад, не взяв припасов.

Они шли гуськом между стволами деревьев и фиговых пальм. Генуэзец шел впереди, смеясь в тишине, или проклиная чешуйчатых змей. Его горб свисал со спины, как бурдюк. У него было четыре кинжала за поясом и татуировка на шее.

Сначала они говорили громкими голосами, как сытые люди. Но когда им приходилось переходить через ручьи, они чувствовали, что им не хватает сил, и один из них падал в воду. Порой кто-нибудь спотыкался о звонкий камень и вставал с проклятиями. Так они шли, гуськом, среди неизвестности и знамений.