Фарфоровая джонка - Жозеф Дельтей

Аналют принес бумагу и начал читать:

"Я прекрасна и меня зовут Ла. Однажды в Лан-Су была большая охота в честь мандарина. Люди в шпорах эта проехали по деревне, вооруженные пиками синего стекла, они расклеивали Приказы о травле. Я шла вдоль рисового поля, чтобы увидеть всадников на дороге. Сначала проехали глашатаи на неподкованных лошадях, потом шли люди, одетые в плотный шелк с вышитыми на рукавах колосьями. Один из них остановился, увидев меня. Он нес на обеих руках священных соколов. Он подошел ко мне. Он выпустил всех соколов в небо. Он поцеловал меня. Мандарин приказал перерезать ему горло у меня на глазах за то, что он упустил его соколов. Мне было девять лет.

С того дня я знаю, что я прекрасна.

Мандарин Бу Лей Сан, мой повелитель, никогда не целовал меня так. Когда он отсчитал таэли моей матери и увез меня в свой дворец в Кин-Чеу, он дал мне комнату и кольцо и оставил меня одну на всю ночь. Я помню, эта ночь была теплая и синяя, со звездами, как рисовые зерна, ибо я провела ее почти всю у окна. Я не была ни грустна, ни озлоблена и не чувствовала сожалений. Почему бы я стала думать о Ну Наме? Он, наверное, будет иметь мужество умереть от любви, приличия будут соблюдены.

Когда побледнели звезды, я почувствовала свежесть в груди. Я сняла одежды и легла в постель. Я спала, как взрослая женщина после чудесной ночи.

И вдруг я почувствовала, что кто-то берет мою руку и поднимает ее. Я проснулась. Бу Лей Сан стоял передо мной и улыбался. И сразу он склонился над моим лицом, как для поклона, и поцеловал мои глаза. С моего ложа я видела его глаза, сверкающие высоко надо мной, почти без ресниц, его губы и бороду, треугольную, согласно уставу. Потом он взглянул на свои руки - они были без колец, с нежной кожей - и начал говорить со мной о дозволенных вещах, о моей матери, у которой был недостаток в произношении и любовь к таэлям, и о моей сестре, которая была без недостатков, но не без любви. Теперь он говорил о девушках Лан-Су с глазами цвета воды из-за близости пруда и о тростниках, у которых на кончиках утром стрекозы, а вечером солнечные лучи, а также о своем друге, мандарине Сан Киао, который видел, как я купалась обнаженная...

Бу Лей Сан никогда не приходил в мою комнату ночью. Он предпочитал естественное освещение, которое углубляет синеву глаз. Он входил по утрам, со свежими духами в складках платья, освеженный холодной водой, и с новой силой. Он широко распахивал окна. Он подходил к кровати и глядел на меня долго, не произнося ни слова, ибо он любил наслаждение глаз, долгое и философское, единственное объединяющее одновременно и чувства и ум. Иногда он приносил мне камень или жемчужину без оправы в бледных футлярах или же портрет императрицы, нарисованный растительными красками, с мельчайшими подробностями глаз и рта, или же набор туалетных принадлежностей из металла и слоновой кости, или еще платья, вышитые хороводами детей, и с рисунками Фу Чи, великого художника. Тогда в виде благодарности я прижимала его руку к моему сердцу.

Когда Бу Лей Сан представил меня своей матери, я уже была влюблена. Это был момент, невыгодный для матерей. Впрочем она была дряхлая, как старая лягушка, с, грубой кожей на шее, пухлыми плечами и руками, налитыми желтым жиром. У нее была привычка смотреть на гостей очень близко, выпученными близорукими глазами, как будто у них пятна на рукавах или болезнь в груди.

Меня представили также сестре Бу Лей Сана, которая жила в Кан-Цинге. Она была уже в возрасте, с крупными, но чистыми чертами лица и полузакрытыми глазами. Она любила откровенности: в первой же беседе она призналась мне, что вот уже три ночи, как ее любовник пренебрегает ею из-за Фан Тсу, дочери Убийцы Пчел, и что она только что послала ему волшебное послание и флакон с любовной настойкой.

Понемногу мандарин ввел в замок своих друзей и последователей, ибо Бу Лей Сан мудр и учит Мудрости. И вот однажды нас посетил юный мандарин Лу Пей Хо Я часто слышала о нем как о человеке, любящем чужеземные обычаи. Я знала о нем одну подробность: когда он созрел, его отец выписал для него юношей из провинции Лан-Кьянга, подходящих для игр этого возраста. Но Лу Пей Хо дал каждому из них орудия ремесленника и отослал их обратно в их села. Ибо Лу Пей Хо предпочитал женщин, что естественно.

У него было открытое лицо, ровное с круглыми скулами и капелькой розовых румян на щеках. Он принадлежал к секте Канфу и не носил ни косы, ни бороды. Его широкие глаза указывали на тибетское происхождение его рода. Сперва он даже не взглянул на меня. Но я, зная его нрав и его ученость, долго разглядывала его. Он часто смеялся и всегда показывал зубы, которые он красил.

После поклонов он уселся на длинный диван со спинкой из дерева, вытянул свои ноги и взял трубки. Мы сидели в осенней гостиной. На мраморных подставках стояли искусственные цветы в вазах и подлинные гравюры на золотых треножниках. Дым стлался по книгам, окрашивая в синий цвет переплеты из телячьей и газельей кожи. Будда Познания созерцал свой пуп. У окна, на столике, покрытом пергаментом, стояла мужская статуэтка из розового дерева с инкрустациями красной меди на сосках и отверстиях лица.

Я лежала рядом с Лу Пей Хо и врем" от времени он из вежливости передавал мне свои трубки. Бу Лей Сан сидел напротив, он улыбался, чувствительный к зелью.

Понемногу и Лу Пей Хо также начал улыбаться. Тогда он взглянул на меня сначала с почтением, а потом с удовольствием. Он все охотнее предлагал мне трубки и каждый раз касался моих пальцев своей пухлой рукой, пахнущей книгами и снадобьями.

Когда настало время Советов, мандарин Бу Лей Сан, мой повелитель, отправился по коридору Императора. Во время его отсутствия Лу Пей Хо посещал меня, несмотря на Этикет. Мне казалось, что лицо его с каждым днем становится прекраснее, потому ли, что он, действительно, украшал его пудрой, или же потому, что его украшало мое воображение. Он долго и красноречиво говорил со мной то о философских вопросах, то о движениях своего сердца. Мы охотно смешивали теории с признаниями о наших желаниях.

В вечер праздника Кронина Лу Пей Хо пожелал увезти меня к себе, чтобы показать мне движущиеся картины. Он устроил их в бамбуковом павильоне, обитом тканями с островов. Показывал картины маленький некрасивый человек с неблагородными руками. Он проворно передвигал снизу вверх ярко раскрашенные картинки таким образом, что сцена Философа и Девушки, которую он представлял нам, представала перед нами со всеми любовными подробностями. И я получила большое удовольствие, такое же, как и в постели Лу Пей Хо.

С тех пор Лу Пей Хо посещал меня каждую ночь. Когда Бу Лей Сан вернулся от двора, мы заключили соглашение. И, так как мой повелитель имел обыкновение посещать мое ложе днем, мы признали приличным, чтобы Лу Пей Хо посещал его ночью. Он находил это приятным и относительно нравственным.