Военные рассказы - Павел Пепперштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В письме встречались небольшие, бегло сделанные схемы и формулы – то ли математические, то ли химические – Сыч не разобрал. Он бережно спрятал письмо – оно могло заинтересовать штаб.
Затем продолжил обыск. Нашел хорошие карманные часы и хороший нож, некоторое количество денег, ключ, перламутровую расческу, карандаш, коробочку с пузырьком какого-то лекарства, темнокоричневого стекла… Затем, прощупывая верхний карман мундира, он почувствовал некий твердый овальный предмет, зашитый в нижней части кармана. Ножом он профессионально вспорол нижний шов кармана, достал предмет. Предмет был завернут в несколько слоев тонкой папиросной бумаги, которая тоже вся была исписана формулами и вычислениями. Сыч развернул предмет и присвистнул от изумления.
На его ладони лежал огромный рубин. Идеально ограненный, гладкий как лед. В его ярко-красной глубине и на его фанях вспыхивали сияния и переливы – мягкий, глубокий, сладко-алый отблеск упал на лицо пораженного лазутчика. Этот свет был нежным и сочным, пряным и сладко свежим, соленым как кровь и сладким как фруктовый сок, и этот красный свет пылал, тлел и шелково переливался, играя сам с собой в своей прозрачной, но неисчерпаемой глубине, и не ослепить его было даже белым сиянием взрывов, прожекторов и зарниц. …Сыч внимательно смотрел на камень.
– Фарт, – подумал он, – я всегда был фартовый.
Не майора взял, а Курочку Рябу. С дорогим яичком. Старое чутье сработало, воровское. Эх, жисть прошедшая…
Он еще раз посмотрел на рубин, потом на труп майора. В стрельбе обозначилось затишье, надо было срочно двигаться к своим. Он снова взвалил мокрого майора на плечи, крякнул под его тяжестью, потом несколько секунд размышлял, куда бы пристроить рубин, и вдруг решительно и быстро положил его себе в рот.
Гладкий, прохладный камень лег на язык, как леденец. И тут же что-то невероятное произошло с Сычом. Голова его наполнилась светом, ярким, красным, переливающимся. Сладость и холод хлынули по языку внутрь тела, и холод становился пронзительным, сладость нестерпимой. Мозг Сыча зажегся и засиял как электрическая лампочка, точнее, как огромная люстра, обрызганная кровью.
В теле словно начала разворачиваться колоссальная пружина, прежде сжатая, и тело стало раздвигаться как телескоп, расти и изменяться, крича от ужаса трансформации и от бешеной, раздвигающей его силы. Сычу в первый момент показалось что он наступил на противотанковую мину: он собирался предсмертно заорать, улетая, но…
С хрустом разорвалась и упала одежда, лопнул прочный кожаный ремень, треснули и осыпались с ног кирзовые сапоги… Тело, совершенно нагое и огромное, продолжало раздвигаться как антенна, оно взметнулось вверх и огромно повисло над ландшафтом. Ничего общего с прежним Сычом не имело это существо – это была колоссальных размеров голая женщина, ее лицо было грозным, страшным и величественно-прекрасным, брови гневно сведены над переносицей, огромные глаза сверкали яростью, волосы витыми колоннами ввинчивались в звездное небо. Тело все сверкало алебастровой белизной, колоссальные ноги уходили вниз, к темной реке. Мощные руки с длинными изогнутыми когтями хищно и нежно прижимали к величественной груди маленький труп майора. Руки конвульсивно вздрагивали, и когти механически терзали труп, багровея холодной кровью…
На этой колоссальной фигуре, повешенной в небесах над рекой, мгновенно скрестились белые лучи прожекторов, снизу загрохотали зенитки, как немецкие, так и русские… – в сверкании взрывов, во всполохах гаубичных огней и зенитных залпов, в белом свете прожекторов стояла она в воздухе – то ли валькирия, леденящий демон ужаса, то ли гигантская мать, прижимающая к сердцу мертвое дитя… Ее коралловые губы, словно орошенные космической кровью, дрогнули, рот разверзся в полукрике-полусвисте, или это был пронзительный клекот, заставивший оцепенеть батальоны и облака, и стало видно, что в длинных острых зубах она крепко сжимает драгоценный рубин, разбрасывающий во все стороны струи кровавого света.
Этот волшебный рубин стал новым языком богини: на этом языке она сложит новые песни прежде невиданной ярости.
ЯЗЫК
В 2008 году один партизанский отряд отступал под натиском правительственных войск в джунглях Латинской Америки. Отряд был большой, марксистский, существующий давно, знаменитый: история его борьбы насчитывала лет тридцать пять, он существовал с семидесятых годов XX века, он воевал в лесах, иногда захватывал города, иногда бывал полностью разбит и уничтожен, но неизменно возрождался и снова начинал борьбу. Иногда он примыкал к другим повстанческим армиям, порою командиры этого отряда входили в правительства, но длилось это недолго, и они снова уходили в леса, сопровождаемые верными людьми и их автоматами.
С 2004 года этим отрядом руководила женщина, легендарная в этой стране Аурелиана Толедо, более известная как команданте Аура. Это была тридцатипятилетняя полуиндианка – невысокая, темнокожая, черноволосая женщина с красивым и решительным лицом. Это лицо в берете а 1а Че Гевара, со значком в виде маленького красного флага на берете, можно было видеть по всей стране на нелегальных плакатах и листовках. Когда-то она училась в университете в Северной Америке, потом стала популярной журналисткой, возглавила Центральный Комитет Фронта Свободы, в течение года была министром труда, но после военного переворота 2002 года взяла в руки автомат и ушла в леса. язык Имя «команданте Аура» с тех пор стало символом сопротивления – о ней пели песни, о ней рассказывали индейские сказки в Интернете, на популярных партизанских сайтах. В 2007 году отряд Ауры поддержал попытку государственного переворота, предпринятую так называемыми «красными майорами», но переворот не удался, группа офицеровзаговорщиков была расстреляна, и правительственные войска перешли к самым решительным и суровым действиям против отряда Ауры.
В результате многочисленных боев и стычек с армейскими подразделениями отряд потерял более половины своих людей и уходил все глубже в леса. Правительственные войска шли по пятам.
В последние дни они предприняли попытку окружить и «запереть» отряд на довольно тесном и вязком участке джунглей, лишить его свободы перемещения и обречь на медленное угасание в болезнетворных испарениях болот. Необходимо было идти на прорыв.
Команданте Аура сидела в своей палатке, всматриваясь в экран маленького компьютера. Внезапно она захлопнула компьютер-чемоданчик и устало провела рукой по лицу. Через полчаса она должна выйти к своим бойцам, чтобы сказать им несколько слов перед началом атаки. Ей всегда удавалось это – она умела вдохновить своих людей, найти необходимые «магические» слова, чтобы вдохнуть силы в усталых, развеять сомнения, пробудить отвагу, заставить поверить, что смерть – всего лишь еле заметная черта на теле борьбы.
В палатку вошел Хуан Кайо, ее верный помощник и любовник, ее «субкоманданте», бывший этнограф, а теперь – уже много лет – один из умных и испытанных командиров.
– Все готово, – произнес он, глядя на нее своими темными, очень внимательными глазами. – Все готово к бою.
Они оба понимали, что означают эти слова. Солдаты Революции!
Аура притянула его к себе, резким движением рванула пряжку старого советского ремня с пятиконечной звездой, расстегнула молнии на его камуфляжных штанах, достала его темный индейский член и быстрыми движениями языка заставила его стать твердым. Несмотря на суровую партизанскую жизнь, она была изощренной и страстной любовницей, любовь стала неотъемлемой частью ее борьбы и, когда война давала ей время, она отдавалась любви с исступленным искусством.
Она в совершенстве владела «танцем языка», который заставлял ее любовников стонать от наслаждения, как от боли, и видеть сны наяву. Движениями языка она воспроизводила, как ей казалось, горячие ритмы тех танцев, которые мужчины и женщины издревле танцевали в ее краях, родная музыка звучала в ее мозгу, пока она делала это, и одновременно с музыкой приходили к ней слова – слова испанского языка, с вкраплениями индейских словечек и оборотов речи. Те слова, которые она скажет бойцам.
Она вышла к бойцам, ощущая на языке вкус спермы ее любовника – в этом вкусе скрывались для нее реки и тайные тропы страны, за свободу которой они боролись. Ощущая этот вкус на языке, она знала, что речь ее не останется бесплодной: она достигнет сердец.
Она встала перед бойцами отряда и произнесла:
Солдаты Революции!
Вы помните, что индейцы называют словом «вайехо»? Это болезнь, которая и сейчас встречается в наших деревнях – человек выглядит как все остальные, он исполняет свою ежедневную работу, он живет, но у него более нет ощущения жизни.
Это болезнь, которой Капитал пытается заразить нас всех. На нас идут войной живые мертвецы – Капитализм изменился – теперь он не приносит радости никому, и поэтому стремится уничтожить тех, кто еще знает вкус радости. Она вышла к бойцам, ощущая на языке вкус спермы ее любовника – в этом вкусе скрывались для нее реки и тайные тропы страны, за свободу которой они боролись.