Сломать судьбу - Виктор Мурич

– Не-е-ет, – словно взрывается что-то внутри меня, освобождая от иллюзий. Эта тварь убивает меня, давая взамен наслаждения. Я не хочу сдохнуть захлебываясь наслаждением и отдавая кровь.

Изо всех сил бью свободными по колено ногами о стол. Кресло отшатывается назад, стукается спинкой о стену и тут же пружинит обратно, что позволяет мне подняться вместе с ним на ноги. Я совершенно ничего не вижу. Спасает только то, что я приблизительно помню расстановку мебели в комнате.

Я как жуткий горбун, обернутый в черную монашескую рясу. Таща шестиногую ношу на спине, кручусь на месте, пытаясь найти способ избавиться от навязчивого гостя.

Кресло шепчет и успокаивает. Ласкает как умелая шлюха, уговаривающая остаться еще на чуть-чуть, чтобы опустошить мой бумажник.

Мелко семеня ногами разгоняюсь в направлении застекленного шкафа. Только бы не ошибиться, второго шанса у меня уже не будет, и так ноги шевелятся как не живые. Мне только кажется, что я бегу, на самом деле плетусь, скребя носками о пол.

Удар. Звон стекла и протяжный стон эхом прокатившийся по телу. Не удержавшись, заваливаемся на бок и падаем на пол. Кокон вянет, сдувается, теряя силу. Я кручусь, расширяя жизненное пространство. С каждым усилием кокон поддается, уступая миллиметры свободы. Он неохотно сдает свои позиции и даже пытается сопротивляться. Теперь это не шлюха, а подвыпивший моряк нетвердо стоящий на ногах, способный разве что угрожать. Тело жгут раскаленные плети. Мозг рвут картины страшных казней, обещанных мне. Хрустят шейные позвонки от рывка грубой веревки, стонут распятые на крестах, бьются в агонии на электрическом стуле. С грохотом распадаются холмы черепов за оградой лагеря смерти. Ветер играет в пустых глазницах, наполняя мою голову пронзительным визгом шотландских волынок. Это хроника смертей придуманных человечеством. Могильными червями пытается пробраться страх. Это уже даже не сопротивление, а агония. Агония зверя осознавшего, что проиграл и пища оказалась сильнее него, но, тем не менее, пытающегося взять ее на испуг. Рывок и с хрустом отламываются поручни все еще удерживающие руки. Еще рывок и с подбадривающим криком я вырываюсь из объятий. До конца еще не поняв что и как откатываюсь в сторону и, не вставая с пола, всаживаю пулю прямо в тянущийся ко мне липким языком подголовник. Дернулись хромированные ноги, и кресло затихло.

Держась за край стола, поднимаюсь на ноги. Вокруг все плывет в красном тумане. Беззвучно гогочут тени в черноте. Они приникли к стеклу, расквасив крючковатые носы, и наслаждаются моей слабостью. Пусть ржут. Все равно я опять победил и в барабане еще два патрона. Настена говорила, что они опасны, но как-то слабо в это вериться. Трудно бояться того, кого даже толком рассмотреть не удается, стоит лишь попытаться сфокусировать зрение, как тут же лики тускнеют и сливаются с окружающей чернотой.

С трудом удается соблюдать равновесие, но все же я делаю шаг в сторону оборотня, чтобы рассмотреть. Палец на курке готов среагировать на малейшее движение и уменьшить количество зарядов до одного, а в случае надобности и до нуля. Вот тебе Олег еще один урок – запоминай все и всегда. Если бы не мысль о застекленном с верху донизу шкафе я бы уже превратился в пустую оболочку, содрогающуюся в экстазе.

Куски стекла в двух местах распороли обивку кресла, обнажив жилистую плоть, покрытую красной слизью и пронизанной белыми жилами. От трупа, если его можно так назвать пошел дурной запах, напомнивший посещение бойни в середине летнего дня в прошлом году. До сих пор помню, как ржал подвозивший меня в деревню к родителям шофер, глядя на меловое лицо попутчика. Приспичило ему тогда заехать с кумом поздороваться, а в результате я впечатленный увиденным еле добрел до родительской калитки.

– Чтобы меня удовлетворить, нужно десять таких шлюх как ты, – шепотом говорю я и опускаюсь на пол. – Только шкурку попортила, – осматриваю усыпанную точками как после больничных уколов кожу.

Увлекшись созерцанием новых узоров на теле, я чуть не пропустил момент, когда из разреза в спинке кресла просочился дым и завертелся над полом. Из водоворота зыркнули красные глаза и туманный сгусток поплыл к окну. Кровожадный оборотень незаметно превратился в обычное кресло. Никаких ран или языков. Из-под распоротой кожи выглядывает белая набивка.

Два патрона, две сигареты. Закуриваю. Пальцы легонько подрагивают, роняя пепел на колени, но в остальном я спокоен.

В мутной голове раз за разом прокручивается сон. Настена, дающая мне наставления, странники-тучи и запах степи приносимый теплым ветром. Теперь я понимаю, что это был сон, всего лишь мираж, построенный издерганным сознанием. Я даже не задаю себе вопросов что, как и почему, ведь все равно ответам взяться неоткуда, а домыслы скорее вредны, чем полезны. Гадать и прикидывать можно в привычном окружении, когда из водопроводного крана течет вода, а не кислота и писсуар не пытается отхватить тебе чего-нибудь. Здесь свои законы, жестокие и непонятные. Можно конечно стать посреди комнаты, и вслух орать накопившиеся вопросы, но думаю, что это лишь привлечет ко мне ненужное внимание. Дом точно ничего не скажет, а те, за стеклом тоже на разговорчивых не тянут.

Интересно, я никогда не жил текущим мигом. Всегда, как и любой другой человек строил далеко идущие планы, пытался предугадать, что будет дальше, готовился к каким-то событиям. Все это забыто. Здесь нет будущего. Есть только здесь и сейчас. Я даже не уверен, есть ли за дверью, через которую я попал в эту комнату коридор. Да, конечно на тот момент времени он был, но верно ли это утверждение сейчас я сказать не могу. Когда я снова ее открою, он может оказаться на месте, но это не значит, что он был там все время. Здесь и сейчас. Два коротких слова определяют политику моей жизни. Никаких планов и прогнозов. Я хожу просто так, от нежелания сидеть на одном месте. Когда нападают – защищаюсь или спасаюсь бегством. Вот и вся жизнь. О противнике я обычно начинаю думать лишь тогда, когда его вижу. Наверняка все мои уроки сплошная глупость. Дом никогда и ничего не делает дважды. Повторений не бывает.

Мне все время хочется спросить себя живой ли он, или это машина. Вопрос бессмысленный, так как я даже не уверен, что это дом. Хоть по роду профессии мне положено разбираться, архитектор все таки, но, увы… Я могу лишь пожать плечами в ответ себе. Ну вот, опять занимаюсь глупостями, пытаясь распутать клубок, даже не зная где начало, а где конец.

Ну что ж, наступил момент разобрать баррикаду, открыть дверь и проверить там ли еще коридор или нет.

Беззвучно отворившаяся дверь выпустила меня из комнаты. Коридор оказался на месте и уставился на меня бесконечной вереницей одинаковых дверей. Могильная тишина зависла в воздухе густым туманом. Мрачная такая тишина, словно предупреждающая – жди беды. Не смотря на отсутствие явной опасности, вытаскиваю из-за пояса револьвер. Два патрона это мизер, но в любом случае это лучше чем ничего.

Медленно иду по коридору, часто оглядываясь. Такое ощущение, что за спиной кто-то крадется. Невидимый и неслышимый, чувствуемый чем-то выходящим за стандартный набор рецепторов. Его взгляд жжет спину и заставляет меня сорваться в бег. Только повернув за угол останавливаюсь и, прислонившись спиной к стене вскидываю оружие. Кем бы он там не был, я проделаю в его шкуре изрядную дыру в момент выхода из-за угла. Секунды лениво перетекают одна в другую, нестерпимо оттягивая момент встречи. Сердце бубном шамана колотится в груди. Неподвластное разуму воображение рисует страшных монстров, жаждущих моей крови. Капельки пота скатываются на глаза и скользят дальше фальшивыми слезинками. Словно почувствовав напряжение заныла развороченная десна и пустила в рот сладкую струйку. Ну, где же он? Чего ждет? Оставить неизвестного за своей спиной я не могу. Почувствовав мою слабость, он выберет подходящий момент и нападет тогда, когда я буду этого меньше всего ожидать, или просто замучает своим присутствием и ожиданием броска. Неизвестно что хуже. Чаще всего легче столкнуться с опасностью чем, грызя ногти и содрогаясь от каждого шороха ожидать ее приближения. Не так страшен враг, как собственное воображение и страх, делающее его в моих глазах во сто крат ужаснее.

Конец ознакомительного фрагмента.