Французская мелодия, русский мотив - Альбина Скородумова

Но повлиять на старшую дочь мадам не удалось. Видя, что мать скептически относится к ее избраннику, Натали в один прекрасный день просто ушла жить к нему, не спросив материнского благословения, проявив при этом удивительную твердость. Так она стала графиней Натальей Александровной Порошиной.

Глава 4

О своей жизни с графом Порошиным Графиня не любила рассказывать даже своей самой верной помощнице и наперснице Нюше. Подруг Наталья Александровна не признавала. Она была уважаема в обществе, принимала гостей, устраивала вечеринки в своем имении в Иври-сюр-Сен, но подруг не имела. Откровенничала только с Нюшей и, по мере необходимости, со своим адвокатом. Из обрывочных воспоминаний, которым Графиня предавалась очень редко в присутствии Нюши, последняя узнала, что супруги Порошины жили долгое время в Африке, там же и появилась на свет их единственная дочь Полина. Граф Порошин до конца жизни занимался любимым делом — коневодством, имел конезаводы не только во Франции, но и в Африке, одно время был даже владельцем ипподрома. Сама Графиня имела более широкий круг увлечений — музыка, живопись, балет. Это она унаследовала от матери, с которой после своего замужества находилась в натянутых отношениях вплоть до ее кончины.

У Графини помимо дочери Полины — очень ветреной особы — есть очаровательная внучка Марьяша, которую титулованная бабушка просто боготворит. Все дела Графиня ведет сама, помогает ей очень ушлый адвокат из русских — Орлов, дочери же она ничего не доверяет.

В одной из наших с Нюшей доверительных бесед она призналась мне, что Наталья Александровна очень обижается на дочь:

— Все, говорит, внучке оставлю. Иначе Полина все мое состояние на своих кавалеров изведет.

— А что, много кавалеров?

— Достаточно. Она, конечно, их за своих протеже выдает. Говорит, что они гениальные авангардные художники. У нее ведь есть своя картинная галерея — на мужнины денежки приобретенная, — так она там всякие модные выставки устраивает, вернисажи. Петенька мой одного из ее протеже даже из борделя вызволял. Может, он и гениальный художник, только ругался, как портовый рабочий с похмелья.

— А что же Пьер в борделе делал?

— Так ведь хозяйка попросила за Полинкой и ее ухажером присмотреть после очередного вернисажа. Ну, он и присмотрел… Пол инка после трех-четырех фужеров шампанского засыпает сном младенца, а дружку ее, видно, мало показалось. Вот он и рванул в бордель. Ну и Петенька за ним. Тот как напился в лоскуты и давай там скандал устраивать! Петенька его пристукнул немножко да домой привез. Ой, да что это я разболталась совсем. Пойдем лучше чайку выпьем.

Так из приватных бесед с Нюшей у меня сложилась полная картина жизни семейства Порошиных. Богатые тоже плачут. Наталья Александровна при всех своих капиталах и положении страдала из-за своей беспутной дочери так же, как и тысячи простых россиянок, вынужденных воспитывать внуков вместо своих легкомысленных дочерей. Марьяша, по словам Нюши, была полной противоположностью своей матери — собранная, начитанная девочка, очень воспитанная и приветливая. Любимица не только бабушки, но и всего порошинского окружения.

Девочке шел только пятнадцатый год, она свободно говорила не только по-французски, но и по-английски — ее отец был шотландцем, и она несколько лет жила с ним в Америке после того, как супруги расстались. Девочка имела совершенно шотландское имя — Марион Маккреди, но только в начале своей жизни. Потом обстоятельства распорядились так, что Марион Маккреди стала просто Марьяшей…

После таинственной гибели мужа в Америке Полина забрала девочку к себе. Но богемный образ жизни, который она привыкла вести, не позволил ей стать хорошей матерью. Поэтому бабушка перевезла Мари в свое поместье в Иври, стала звать ее по-русски Марьяшей и учить языку предков. Русский язык Марьяша очень полюбила — благо, учителя были хорошие, быстро освоила сложные при изучении падежи, писала практически без ошибок, но при разговоре от акцента никак не могла избавиться.

— Не ребенок, а космополит, — не без гордости говорила о девочке Нюша, — собирается учиться в Сорбонне, говорит, хочет стать специалистом по русистике. Очень хотела поехать с нами, но бабушка не захотела отрывать ее от учебы. Говорит, что еще не раз посетит Россию, когда подрастет.

— А по-моему, зря она девочку не взяла, — удивилась я. — У хозяйки вашей возраст какой, сможет ли она еще раз в Россию приехать? Кто же тогда Марьяше родовое гнездо покажет?

— Ну, милая, а ты-то на что? Хозяйка к себе просто так никого не подпускает, а к тебе вон как привязалась. Она людей насквозь видит, никакого рентгена не надо. Хорошего человека от подлеца вмиг отличит. Понятное дело — такую жизнь прожила.

— Я все удивляюсь, как же она умудряется так хорошо держаться! У нас после 80 лет мало кто такую физическую форму имеет и ясный светлый ум… Я просто поражаюсь ей.

— Знала бы ты, Наташенька, какие деньги она во все это вкладывает, каких специалистов посещает. Каждые два года в Швейцарию ездит на омоложение, по три месяца там живет. И меня, представь себе, даже не берет с собой. Что там с нею делают — большой вопрос, но возвращается оттуда лет на десять моложе. Полинка от зависти с ума сходит, тоже ведь не девочка — к пятидесяти идет, но мать эту клинику в большом секрете держит. Даже адвокат ее не знает адреса…

— Извините, Нюша, за нескромный вопрос, а откуда такое богатство у Графини взялось?

— Вот этого я не знаю. Наверное, от матери осталось, да и супруг ее владел элитными конюшнями. Когда она меня наняла в 1965 году, лет через пять после кончины супруга, то была уже очень состоятельной дамой. А откуда богатство взялось, никогда не говорила, не любит она про свою семейную жизнь рассказывать, да я и не спрашиваю. Не мое это дело. А хозяйка не откровенничает, и ты к ней лучше с расспросами не лезь, не понравится ей это…

В конце второй недели пребывания в Питере Наталья Александровна перешла к официальной части визита, как она выражалась, — к посещению присутственных мест. Мы побывали на приеме у французского консула, в Доме дружбы на Фонтанке, к великой радости моего шефа, посетили «Интер». Графиня при этом была очень мила, шутила с Чепуровым, восторгалась тем, чем занимается наш центр, и делала это весьма убедительно, хотя я знала, что это ей в тягость. Но Графиня была прекрасной актрисой, и шеф ни на секунду не усомнился в искренности ее поведения. Тем более что получил желаемое — чек на энную сумму, которая привела его в полный восторг.

Накануне отъезда Наталья Александровна захотела пригласить меня в умопомрачительный ресторан на прощальный ужин. Я выбрала ресторан гостиницы «Европейская», где у нас с Сашей пять лет назад была свадьба. Настроение у меня было прескверное — не радовали самые изысканные закуски, икра, игристое «Мартини Асти». Мне не хотелось, чтобы Графиня уезжала, и я утешала себя тем, что это просто работа, нельзя так привязываться к людям. Сколько еще будет таких же интересных людей в моей переводческой практике!