Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая - Сергей Курган

Ох, ну и слова он выбирает! Ни в Анином окружении в Саратове, ни среди «русских» в Вормсе так не выражались.

– Не претит, – ответила она, улыбнувшись, и где-то глубоко-глубоко в груди словно что-то сладко заныло.

– Итак, вы принимаете мое приглашение?

– Принимаю, – сказала Аня, чувствуя, что все планы и расчеты летят к чертям. – Я остановилась в отеле «Рив Гош».10

– Чудно. Просто замечательно. Шестой округ, улица Святых Отцов – самый центр, в двух шагах отсюда. Правда, на том берегу.

– Да. Я когда заказывала отель по интернету, то поинтересовалась, что значит его название, и узнала, что по-французски это – «Левый Берег».

– Браво.

– И это, в самом деле, совсем рядом. Так что, как видите, мой утренний визит в Лувр не был таким уж подвигом.

– Ничего. Подвиги, может статься, еще впереди.

О чем это он? … А интересно, в каком ресторане он обедает?

Еще утром, в отеле Аня раздумывала, не надеть ли ей кроссовки и джинсы. Сомнения были куда как серьезными: ведь предстояло практически весь день провести на ногах, и кроссовки, понятное дело, были куда удобнее. Но, в конце концов, она склонилась к тому, чтобы надеть что-то более приличное: музей совсем рядом, в десяти минутах ходьбы. Так что, если она устанет, то в любой момент сможет вернуться в номер и переодеться. Решение оказалось очень мудрым и, в принципе, она была готова теперь для любого ресторана. В этот момент на ней была голубая шелковая блузка без рукавов, полностью, до самых плеч открывающая ее красивые руки, и белая, облегающая ее стройную фигуру, юбка до колен. На шее – воздушный шарфик с переплетающимися бирюзовыми, сине-голубыми и белыми полосками, а на ногах изящные белые кожаные босоножки на невысоком каблуке. Может, ничего удивительного и не было в том, что Серж обратил на нее внимание? Стройная женственная блондинка среди туристок в джинсах и майках. А, может быть, что-то еще?

– Что ж, пойдем, – весело сказал Серж. – Полагаю, нам здесь делать больше нечего. Продолжим нашу беседу в месте, более подходящем для этого.

Они двинулись по коридору, но Аня на ходу продолжала рассматривать развешанные по стенам картины.

– Сколько же их здесь?! – подумала она.

– Да уж. Лувр – самое большое художественное собрание в мире, – сказал он, в очередной раз будто вторгнувшись в ее мысли.

– Как ему это удается? – подумала Аня. – Неужели просто наблюдательность?

Между тем они уверенно, не останавливаясь, шли по залам, переходам, лестницам, вновь переходам. Серж ни разу не задумался, куда идти, без колебаний выбирая нужное направление.

– Вы ориентируетесь здесь, как у себя дома, – Аня не смогла удержаться от восхищения.

– Лучше, – поправил он. – Лучше, чем дома: хотя бы потому что дом, в котором я теперь живу, я купил совсем недавно. А в Лувре я впервые побывал… Впрочем, неважно – давно. Я знаю тут каждый угол, уж поверьте.

– Но он такой огромный! Да здесь черт ногу сломит.

Серж бросил на Аню быстрый взгляд.

– Ну, черт-то вряд ли, – заметил он после паузы. – Черти – вообще довольно ловкие ребята.

А с юмором у него все в порядке!

– Но вы правы – Лувр огромен. Это самое большое по площади здание в Париже. И, возможно, во всей Франции.

– Здесь ведь раньше жили короли, правда?

– Бывало, что жили.

– Что значит «бывало»?

– Не все короли и не всегда. Еще в начале 13 века, когда Филипп-Август11 основал Лувр, тут был густой лес. Не правда ли, теперь в это трудно поверить?

Лувр и пирамида Пэя. Париж. Вид с площади Каррузель.

– Да, действительно.

– А теперь – «Город-светоч», «столица Европы»! Как летит время…

– Но ведь с 13 века прошло восемьсот лет. Это же с ума сойти, как долго!

– Вы думаете? … Может быть.

Странный он. Как будто все время прикалывается. Обычно это раздражало Аню – она недолюбливала «приколистов». Но у Сержа это получалось как-то совсем по-другому – так, словно он говорит это абсолютно серьезно. Это было необычно. И это было даже интересно.

– И все же – подумать только! – вновь заговорил он. – Здесь, на месте этого роскошного дворца, всех этих астрономически дорогих отелей – была лесная чаща, и волки выли тут по ночам.

– Это что, тоже исторический факт – что волки выли? – съязвила Аня.

– Именно факт, – серьезно ответил Серж. – Видите ли, об этом свидетельствует само название «Лувр». Оно идет от слова loup – «волк», точнее, louve – «волчица». Так что слово «Лувр» значит, в переводе с французского, примерно «волчарня», или «волчье логово».

– Это очень интересно, – искренне произнесла Аня. – А французский – это ваш родной язык?

– Ну, можно сказать, так, – задумчиво ответил он.

Так он – не француз? Не француз, не русский. Кто же он тогда? Аня была заинтригована.

Тем временем, они спустились в накрытый стеклянной пирамидой подземный вестибюль, из которого вели проходы во все крылья этого огромного бывшего дворца французских королей. Ане приходилось слышать, да и читать в Интернете, много всякой, нередко весьма злой и порой даже отвязной критики по поводу этой пирамиды. Как там ее называли? Кажется, пирамида Вэя. Или Бэя? Что-то в этом роде. Впрочем, это не так уж важно. Но сама пирамида Ане понравилась сразу, еще вчера вечером, когда во время своей прогулки по городу она увидела ее – освещенную изнутри – впервые: впервые не на картинке, естественно. Сейчас, при свете дня, пирамида выглядела не хуже.

И чего они к ней все прицепились? – подумала она. Хотя, если вспомнить, к Эйфелевой башне в свое время тоже цеплялись, обзывали ее как-то, считали уродливой. А теперь – символ Парижа, самый посещаемый объект в мире: это Аня знала точно – делала реферат по туристическому бизнесу. Так и тут. Ну почему люди такие противные, зловредные? Никак на них не угодишь! А этот вестибюль, к тому же, очень удобен: из него все крылья дворца легко доступны. Разве это не благо для посетителей? И потом, здесь еще и сделали подземный переход, где разместились магазины – это очень разумно и дельно, ведь в Лувре каждый божий день пасутся просто несметные толпы народа. Почему же этим не воспользоваться? Такой коммерчески обусловленный подход стал для Ани обычным, и это хорошо: в конце концов, это ее будущая работа. Впрочем, сейчас у нее впервые прорезались сомнения в этом. Если…

– Думаете о пирамиде? – спросил Серж.

На этот раз Аня уже не вздрогнула. И, пожалуй, даже не удивилась – ведь ко всему привыкаешь, даже к тому, чего не понимаешь и к чему, казалось бы, невозможно привыкнуть. В конце концов, так ли уж необходимо это прояснять? Да ладно, – с нажимом сказала Аня себе, – все придет в свое время, если проявить терпение и выдержку. Жизнь в Германии, где все и всегда делалось убийственно медленно, уже приучила ее к этому.

– Да, – ответила Аня и хотела уже этим ограничиться, но, вспомнив «подколку» Сержа про лаконизм, добавила – По-моему, здесь все очень удобно сделано. А пирамида мне понравилась, и что все на нее «наезжают»?

– Ну, положим, не все. Например, я точно не «наезжаю», как вы выразились. По-моему тоже, это удобно и рационально. Но, главное, пирамида Пэя уже стала частью Парижа – неотъемлемой частью. Как Эйфелева Башня или Центр Помпиду. Париж принял их, это факт. Париж – вообще удивительный город: он каким-то непостижимым образом, как бы это сказать, – «инкорпорирует», то есть, включает в себя, самые порой неожиданные элементы. Если можно так выразиться, «опариживает» их, так что они «врастают» в его ткань.

Пирамида Лувра (Пирамида Пэя). Арх. Йо Мин Пэй.

Ну, точно! Пирамида Пэя! – вспомнила Аня. Вообще-то она никогда не жаловалась на плохую память – да и грех был бы. Но память и эрудиция Сержа поражали ее. Однако эта эрудиция не раздражала. Когда Аня училась в школе, у них в классе был такой всезнайка, прямо ходячая энциклопедия. Но он был ужасно занудный, от него просто зубы сводило. Везде вставлял свои «пять копеек», «просвещал» – и его не любили. Серж был другим, ненавязчивым. И он рассказывал интересно, с юмором. Хотя, о чем речь? Какое тут может быть сравнение?! Смешно. Это было все равно, что сравнить бабочку с инфузорией.

Между тем, они поднялись наверх и вышли на улицу. Погода была просто великолепной: ярко светило солнце, на небе были видны лишь маленькие, легкие облачка. Аня вдохнула полной грудью воздух Парижа, и ею внезапно овладело чувство покоя и умиротворенности. Хотелось быть беспечной, выбросить из головы проблемы, сомнения – весь этот хлам. Хотелось просто жить – и наслаждаться жизнью. Может, это и есть то, что называют счастьем? В самом деле: она молода, привлекательна, она в Париже. И рядом с ней – развлекающий ее мужчина…