Схватка - Грег Бир

Второй сон оказался хуже. Мне снилось, как огромный город Нью-Йорк насилует женщину. В конце концов она родила множество маленьких зародышей-городков, завернутых в полупрозрачную пленку и залитых кровью после трудных родов.

На утро шестого дня я позвонил Верджилу. Он ответил после четвертого гудка.

— У меня есть кое-какие результаты, — сказал я. — Ничего окончательного, но хотел бы с тобой поговорить. Не по телефону.

— Хорошо, — ответил он, и в его голосе мне послышалась усталость. — Я пока сижу дома.

Квартира Верджила находилась в шикарном высотном доме на берегу озера. Я поднялся к нему на лифте, разглядывая рекламную болтовню голограммы с изображением товаров, свободных квартир и хозяйки здания, обсуждавшей общественные мероприятия на текущей неделе.

Верджил открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь. Он был в клетчатом халате с длинными рукавами и домашних шлепанцах. В руке держал незажженную трубку. Он молча прошел в комнату и сел в кресло; пальцы его вертели трубку, Не переставая.

— У тебя инфекция, — произнес я.

— Да?

— Это все, что я смог узнать из анализов. У меня нет доступа к электронным микроскопам.

— Я не думаю, что это на самом деле инфекция, — сказал он. — В конце концов это мои же собственные клетки. Может быть, что-то еще… Какой-нибудь признак их присутствия, их перемен. Едва ли можно ожидать, что нам сразу все станет понятно.

Я снял пальто.

— Слушай, я начинаю за тебя беспокоиться…

Остановило меня выражение его лица — странное, лихорадочное блаженство. Прищурив глаза, Верджил смотрел в потолок и морщил губы.

— Ты что — накачался? Балдеешь? — спросил я.

Он помотал головой из стороны в сторону, потом кивнул очень медленно.

— Я слушаю, — сказал он.

— Что?

— Не знаю. Это не совсем звуки… Но что-то вроде музыки… Сердце, кровеносные сосуды, течение крови по артериям и венам. Деятельность… Музыка, звучащая в крови… — Он взглянул на меня грустными глазами. — Ты почему не на службе?

— У меня сегодня свободный день. А Гэйл работает.

— Можешь остаться?

— Видимо, да, — сказал я, пожимая плечами, потом обвел квартиру подозрительным взглядом, выискивая горы окурков или бумажные пакетики от наркотиков.

— Я не под балдой, Эдвард, — произнес он. — Может быть, я не прав, но мне кажется, происходит что-то очень большое и важное. Думаю, они начали понимать, кто я есть.

Я сел напротив Верджила, пристально его разглядывая. Он, похоже, совсем меня не замечал. Какой-то внутренний процесс захватил его целиком. Когда я попросил чашку кофе, он лишь махнул рукой в сторону кухни. Вскипятив воду, я достал из шкафа банку растворимого кофе, потом вернулся с чашкой в руках на свое место. Верджил сидел с открытыми глазами, покачивая головой.

— Ты всегда знал, кем тебе хочется стать, да? — спросил он.

— Более-менее.

— Гинеколог… Только верные шаги по жизни, ни одного — в сторону… А я всегда жил по-другому. У меня были цели, но я не знал направления. Это как карта без дорог, одни только географические точки. И мне на все было наплевать, на всех, кроме себя самого. Даже на науку. Для меня это просто средство… Я вообще удивляюсь, что добился таких значительных результатов… Даже своих родителей я ненавидел.

Неожиданно он схватился за подлокотники кресла.

— Тебе плохо? — встревожился я.

— Они со мной разговаривают, — ответил он и закрыл глаза.

Около часа он лежал без движения, как будто спал. Я проверил пульс — ровный, наполненный, потрогал его лоб — чуть холоднее, чем следовало бы, потом пошел и приготовил себе еще кофе. Когда Верджил открыл наконец глаза, я, не зная чем себя занять, перелистывал журнал.

— Трудно представить себе, как течет для них время, — произнес он. — Всего три или четыре дня у них ушло на то, чтобы понять наш язык и ключевые аспекты нашей цивилизации. Теперь они продолжают знакомиться со мной. Прямо во сне. Прямо сейчас.

— Как это?

Верджил сказал, что несколько тысяч исследователей подключились к его нейтронам, но подробностей он и сам не знал.

— Они, вероятно, действуют очень эффективно, — добавил он. — И пока еще не причинили мне никакого вреда.

— Нужно доставить тебя в больницу.

— А что они там смогут сделать? Ты, кстати, придумал какой-нибудь способ ограничить моих умников? Я хочу сказать, это все же мои клетки.

— Я думал об этом. Мы можем заморить их голодом. Нужно только найти различие в метаболизме…

— Я не уверен, что мне хочется избавиться от них совсем, — сказал Верджил. — Они не причиняют мне никакого вреда.

— Откуда ты знаешь?

Он покачал головой, потом поднял палец и замер.

— Тихо! Они пытаются понять, что такое пространство. Им это нелегко. Расстояния они определяют по концентрации химических веществ. Размерность для них — это как сильный или слабый вирус.

— Верджил…

— Слушай! И думай, Эдвард. — Он заговорил возбужденным тоном: — Наблюдай! Во мне происходит что-то значительное. Они общаются друг с другом через жидкости организма, и химические сигналы проникают даже сквозь мембраны. Они там мастерят что-то новое, может быть, вирусы, чтобы переносить данные, хранящиеся в цепях нуклеиновых кислот. Кажется, они имеют в виду РНК… Похоже на правду. Я их так и программировал… Но еще и плазматические структуры… Возможно, именно это твои машины и выделили как признак инфекции — их переговоры у меня в крови, информационные пакеты… Химические характеристики других особей. Равных. Начальников. Подчиненных.

— Верджил, я внимательно слушаю, но мне действительно кажется, что тебе следует лечь в больницу.

— Это моя свадьба, Эдвард, — сказал он. — Я — их вселенная. Они поражены новыми открывшимися горизонтами…

Верджил снова умолк. Я присел на корточки рядом с его креслом и закатал рукава халата. Вся рука у него была словно исчерчена крест-накрест белыми линиями. Я уже собрался вызывать машину «скорой помощи», когда он вдруг встал и потянулся.

— Ты когда-нибудь задумывался, — спросил он, — сколько клеток мы убиваем каждый раз, когда делаем даже простое движение?

— Я вызову машину, — сказал я.

— Нет, — произнес он твердо. — Я же сказал, что я не болен. И я хочу иметь возможность распоряжаться самим собой. Знаешь, что они сделают со мной в больнице?.. Это как если бы пещерные люди принялись чинить компьютер тем же способом, каким они чинят свои каменные топоры. Фарс…

— Тогда какого черта я здесь делаю? — спросил я, разозлившись. — Ведь я ничем не могу тебе помочь. Я такой же пещерный человек.