Грифоны охраняют лиру - Соболев Александр

Дворецкий принес заказанные напитки (причем князь получил что-то дымящееся в глиняной кружке, из которой сразу с шумом и отхлебнул) и вышел, плотно притворив за собой двойные двери. «Давайте закроем шторы», — негромко, но властно произнес князь. Поскольку Краснокутский явно в расчет не принимался, закрывать их (а заодно и окна) пришлось Густаву с Никодимом. Последнему очень хотелось поинтересоваться, что вынудило его приехать, но князь, считавший нужным внимательно следить за каждым движением, не отставал от них ни на шаг. Наконец все три комплекта гардин были распущены, растянуты и зафиксированы; в зале сразу стало темно, а недовольные сквозняки в отместку за перекрытые дороги стали посвистывать через щели в окнах и каминную трубу. Князь щелкнул выключателем, и над входной дверью зажегся небольшой светильник, сделанный из двух витых рогов какого-то копытного. «Нас ровно девять, — звучно сообщил князь. — Идеальное число». — «Идеальное для чего?» — «Сначала познакомимся». Он обращался к Никодиму, но остальные постепенно подбирались к ним, так что ему пришлось повысить голос. «С мадам О. вы уже знакомы. — Он показал на кресло, где сидела владелица «фиата». Та, приоткрыв сонные глаза, вяло помахала Никодиму, причем пальцы ее были сложены вместе, как будто она собиралась что-то покрошить или перекреститься. — А это Лидия Дмитриевна. — Женщина в красном хитоне усмехнулась и сделала что-то вроде реверанса. — Остальные вам должны быть известны». Никодим подтвердил. «Вы имеете общее понятие о спиритизме»? — «О вызове духов?» — «Можно и так сказать, хотя понятие это шире». — «В общих чертах знаком». — «Отлично, это сэкономит нам время. А остальные? Кроме, конечно, мадам О.». Остальные кивками подтвердили, только женщина в красном переспросила, почему для мадам О. это не обязательно. «Это наш медиум», — отвечал спокойно князь, жестом предлагая проследовать к столу.

— Есть старинное правило, — продолжал князь, — справа от медиума сажать лиц с более мягким, спокойным, приветливым характером, а слева тех, кого Гиппократ называет холериками. Впрочем, последних у нас здесь некоторый переизбыток, ну да что-нибудь придумаем.

— А почему так? — вновь вмешалась женщина в красном.

— Потому что нужно создать разницу потенциалов, как у электрической батарейки. С одной стороны будет плюс, а с другой минус.

— И что, она засветится, как лампочка? — Она показала подбородком на мадам О., тяжело поднимавшуюся с кресла и вяло бредущую к председательскому месту.

— Вы сами всё вскоре увидите, — неожиданно кротко отвечал князь. — Но хорошо бы до начала сеанса всем успокоиться, умиротворить свой дух и настроиться на общение с загробным миром. Кто-нибудь из вас принимал участие непосредственно в сеансе? — Кивнули Густав и — неожиданно — Вероника. Князь заинтересовался:

— И как?

— Я пыталась установить сношения со своей покойной матерью, — отвечала Вероника явно нехотя. — Но мне показалось, что меня обманывают.

— Почему?

— Дух явился, я задала ему вопрос, ответ на который могла знать только она, а она не ответила. Так что я разорвала цепь и ушла.

— Это может быть опасно.

— Ну в этом случае все обошлось.

— Ясно. Ну хорошо, я сейчас попрошу принести все нужное и будем рассаживаться.

— Я успею покурить? — неожиданно спросил Краснокутский, подобравшийся тем временем к самому столу.

— Ну конечно, — вежливо отвечал князь, позвонив в колокольчик. Дворецкий явился так быстро, как будто подслушивал под дверью. «Собери… и принеси…» — Князь что-то еле слышно прошептал ему. По-утиному ступая, тот обошел комнату, собирая пустые бокалы, неодобрительно покосился на Краснокутского, раскурившего сигару, и даже сменил свою плавную траекторию, чтобы подставить ему пепельницу на высокой ножке, потом вышел и явился с подносом. На подносе была высокая темная коробка, внутри которой, вероятно, горела свеча (видны были лишь отблески багрового пламени на стенках), пустой тонкостенный хрустальный стакан, еще одна емкость вроде темной миски и бархатный мешочек. Князь взял у него поднос и кивком отпустил; тот, выходя, щелкнул выключателем, так что единственным источником света в зале (если не считать отсветов, проникающих из-за гардин) остались сполохи огня внутри коробки; впрочем, все в основном было видно. «Рассаживаемся, — проговорил князь словно бы в задумчивости. Мадам О. привычно села на место во главе стола, справа от нее был посажен Густав, с трудом вместившийся на предложенный ему стул. — Дальше Нина Савельевна, пожалуйста. — Князь под руку подвел мать Никодима и усадил ее рядом с Густавом. — Теперь вы и вы... — Никодим и Вероника, повинуясь указанию, сели следующими. — Здесь буду я, —указал он на стул. — Теперь, пожалуйста…» — показалось, что он забыл имя Ираиды, но она уже устраивалась. Дальше понадобилось один из стульев отодвинуть от стола, чтобы заменить его на инвалидное кресло Краснокутского. На последнее оставшееся место, между ним и медиумом, безропотно уселась дама в хитоне. Все замерло, слышно было лишь потрескивание свечи и свист ветра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Примерно сто лет назад, в середине девятнадцатого века, — начал князь, — стена, отделяющая наш мир от мира духов, вдруг истончилась. Почему так вышло — мы не знаем, хотя над этим вопросом работали лучшие умы — Сурецкий у нас или Конан Дойл в Англии. Впрочем, некоторые мудрецы заранее предсказывали, что так будет. Сначала появилось то, что профаны называют полтергейстом, — всякие летающие печные горшки и неожиданные стуки в амбаре, причем появилось сразу по всему миру, особенно в Европе и Северной Америке. Впрочем, говорят, в диких странах это было всегда и что для тамошних жителей общение с духами никогда не прерывалось… это не важно. В общем, началось с эпидемии таинственных явлений: сначала ее пытались не замечать, потом, напротив, стали писать во всех газетах. Это был переломный момент — до той поры человек, регулярно сталкивавшийся с непознаваемым, боялся, что его признают сумасшедшим, если он много станет распространяться о своем опыте. Но после того как «Таймс» и «Вашингтон пост» пишут, что такое происходит чуть ли не в каждом городе, а то и на каждой улице, это его как бы реабилитирует. Пытались, конечно, бороться с этим обычными методами — до того, чтобы жечь ведьм на костре, как было принято еще двести лет назад, все-таки не дошло, но молебны читали, святой водой прыскали — и всё, в общем, впустую. Но тут начался второй этап, еще более важный — оказалось, что с этой силой, которая проявляет себя таким мистическим образом, можно вступать в диалог. Кажется, неизвестно, где впервые это было открыто — здесь примерно как с городами, которые хотят считаться родиной Гомера, — то ли их семь, то ли семижды семь… Есть несколько рассказов, как это произошло: обычно в них действует ребенок, как правило девочка. Вот осталась она дома одна, родители, например, ушли пахать поле или пить водку, а она слышит, слышит, слышит таинственные звуки и боится, конечно. И говорит: «Кто здесь?» А ей кто-то отвечает: «тук-тук-тук». А она: «Ты страшный?» А он «тук». Все это, скорее всего, ерунда, какие-то фольклорные напластования. Это наши католические братья любят, чтобы самые лучшие видения всегда доставались детям, но они вообще известные эстеты. — Князь усмехнулся. — Скорее можно предположить, что какой-то матерый пытливый ум пытался выяснить закономерность появления таинственных сил и, так или иначе, попробовал вступить с ними в диалог. Не удивлюсь, кстати, если это был священник — потому что хотя официальная Церковь и осуждает наши занятия, но идет она тем самым против собственного завета.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Князь отступил на шаг, как-то подобрался и заговорил размеренным торжественным голосом:

«И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.

И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.