«Если», 2010 № 04 - Журнал «Если»

В нашу пользу — только одно обстоятельство. При первом сближении вражеские самолеты навалятся на бомбардировщики и поначалу станут игнорировать нас. Нам предстояло сближение в лоб с суммарной скоростью более восьмисот миль в час. И для выстрела по цели, да еще по тонкому лобовому профилю, времени будет немного. У нас слишком мало истребителей, чтобы связать боем всех противников, и даже если наша меткость и везение окажутся идеальными, половина этих гадов все же прорвется к строю бомбардировщиков.

Однако В-17 — тоже очень крутой самолет, и быстрое сближение не даст немцам больше времени для стрельбы.[7] Если мы сумеем заставить их отклониться, то можем сбить им прицелы. После этого нам останется ждать, что сделают немцы во время второго захода. Они могут совершить круговой разворот и снова зайти спереди, где пулеметный заслон «крепостей» самый слабый, но на это уйдет много времени. Или же они могут использовать набранную скорость и сделать вертикальный разворот по петле назад, после чего атаковать сверху, где им будут противостоять лишь верхние стрелки бомберов. Нам следовало быть готовыми к любой из этих тактик.

— Слушай, Дед, — спросил Проповедник, — насколько близко нам держаться к Большим Друзьям? Они меня нервируют. Иногда они палят по всему маленькому.

— Эй, умник, уж мы-то умеем отличить толстого волка от худого маленького пони. Так что можешь не дергаться, пока не появятся маленькие тощие "мессершмитты".

— Вот вам и ответ, Шельмецы. Оставайтесь достаточно близко, чтобы делать свое дело, и достаточно далеко, чтобы делать его вовремя, — посоветовал Дед.

— Шельмецы, это Рози. Осмелюсь напомнить, что мы не совсем уж беззащитны. Когда будете между нами и противником и ближе чем на милю, постарайтесь не заслонять нам секторы обстрела. А то мы становимся вроде как беспомощными, когда не можем стрелять из страха попасть в своих.

— Вас понял, Большие Друзья. Мы — команда. Шельмецы, пора сбрасывать внешние баки.

Переключившись на внутренние баки в крыльях и потянувшись к рычажку сброса внешних баков, я успел вспомнить об иронии той войны. По сравнению с немцами союзники просто купались в горючем. У «мустанга» есть бак в фюзеляже, по баку в каждой консоли крыла, и еще ему обычно подвешивали сбрасываемый внешний. Бак в фюзеляже использовался в первую очередь, потому что он утяжелял хвост и затруднял управление во время полета. Это означало, что в подвесных баках на момент сброса обычно имелось еще немало дополнительного горючего. Причем хорошего высокооктанового топлива, а не паршивой синтетической самогонки, на которую немцы были вынуждены перейти в конце войны. Хотел бы я знать, какой психологический эффект оказывало на немецких пилотов зрелище эскадрильи «мустангов», сбрасывающих разом столько драгоценного топлива. Мы могли лететь несколько часов и иметь при этом хороший запас топлива, а им даже при коротких вылетах приходилось экономить каждую каплю.

Мы перестраивались, готовясь встретить противника, когда Проповедник объявил:

— Внимание! К нам идет вторая волна, милях в тридцати за первой.

Пикируя на приближающиеся истребители, я оценил расположение бомбардировщиков у нас за спиной и выбрал пару «фокке-вульфов», которые мог обработать, не перекрывая «крепостям» линию огня. Я дал две короткие очереди и увидел, что попал в обоих. Один задымил, но продолжал лететь. Другому я, похоже, угодил в лоб, потому что его толстое бронестекло внезапно затуманилось. Если так, то ему теперь будет трудно целиться. Сделав заход, я потянул ручку на себя и стал набирать высоту, намереваясь развернуться назад по петле, чтобы остаться рядом с бомберами, одновременно присматривая за вражескими истребителями и сберегая энергию для последующих действий.

Для дымящего «фоккера» война на сегодня закончилась. Он стал терять высоту и вышел из боя после одной безуспешной атаки. Второй, с поврежденным стеклом, принялся палить вслепую и набрал высоту, чтобы пройти над строем «крепостей». Угодив под перекрестный огонь нескольких пулеметов верхних турелей и поясных, он быстро превратился в решето. Пилот выпрыгнул из обломков.

Во время первой атаки были сбиты еще два немецких истребителя. Я увидел, что досталось и бомберам, но насколько серьезно, судить было трудно. Половина оставшихся вражеских истребителей начала круговой разворот для повторного захода спереди, а вторая пошла по петле вверх, чтобы напасть оттуда. В любом варианте им предстояло доставать ушедшие вперед бомбардировщики, поэтому началась игра в догонялки. Для нас это преимущество. Зеленое звено отправилось на перехват верхних, а желтое начало маневр для перехвата нижних.

Когда «фокке-вульфы» навалились сверху, все еще нацеленные на бомбардировщики, я выбрал один из ближайших и атаковал его, восхищаясь мужеством немецких пилотов — те продолжали игнорировать наши истребители. Немец подставил мне брюхо, и я воспользовался преимуществом такого подарка, изрешетив его полудюймовыми дырками. Его мотор изрыгнул черный дым, и пилот выбросился с парашютом из гибнущего самолета. Затем я пристроился в хвост к ближайшему истребителю и поливал его свинцом, пока тот не прервал атаку, но не стал его преследовать. Вместо этого я выбрал одного из его товарищей, полагая, что тот считает, будто я останусь на хвосте у предыдущего и поэтому не воспользуюсь преимуществом смены цели, а это даст ему возможность зайти в хвост уже ко мне. Уловка сработала, и я проделал несколько дырок и в следующем «фоккере», надеясь, что повредил его достаточно, чтобы заставить выйти из боя.

Я получил несколько секунд передышки для оценки ситуации. После совместных усилий Шельмецов, стрелков «крепостей» и моих количество немецких истребителей первой волны уменьшилось примерно на две трети — превосходный результат. Но нас уже почти достигла вторая волна.

— Желтое звено, займитесь следующими, — приказал Дед. — Зеленое звено, возвращайтесь наверх и атакуйте их, когда они пойдут на второй заход.

Я взглянул на Деда и его ведомого. К ним сзади подкрадывался «фоккер», которого я отпустил.

— Дед, Болтун: один у вас на хвосте.

— Уходим вправо, — приказал Дед. Самолеты начали защитный балет, давая мне время приблизиться и завершить начатое. Я стал было считать свои победы, но остановился на трех. Сейчас для этого не то время и не то место.

В следующие несколько минут все смешалось: карусель самолетов, дым, пламя и пронизывающие небо трассеры. Я сбил еще двух, а Шельмецы и бомберы тоже внесли свою лепту, потому что в конце концов немцы прекратили атаки и улетели, так и не подбив ни одного бомбардировщика. Дальнейшее казалось очень простым, пока вокруг нас черными пухлыми облачками не стали рваться первые зенитные снаряды. Когда на земле взялись за дело большие 88-миллиметровые зенитки, истребители остались без работы.

— До встречи на другом берегу, — вышел в эфир Рози. — Мы над исходной точкой, а тут вы нам ничем не поможете.

Мы перестроились и стали смотреть, как бомбардировщики вышли на боевой курс, двигаясь строго по прямой от исходной точки на цель сквозь невинные на вид облачка разрывов, начиняющих воздух осколками стали. Этим храбрым парням оставалось лишь держаться и принимать трепку, пока бомбардиры не прицелятся и не сбросят на цель смертоносный груз.

— Где Бугер? — спросил Проповедник, когда мы перестраивались. — Кто-нибудь видел Бугера?

— Он ушел вниз, — отозвался Чокнутый Джо. — И парашюта я не заметил…

В наступившую после его слов секунду молчания мы с ужасом увидели, как над целью взорвалась «крепость». Судя по всему, зенитный снаряд угодил им в открытый бомболюк. Выживших с этого самолета мы тоже не увидели.

Меня уже начало мутить от происходящего, когда Проповедник заметил еще одну волну истребителей:

— "Мессеры", подходят с четырех часов, пятьдесят миль.

Бомберы сбросили груз, и я на несколько секунд прервал слежение за небом, чтобы посмотреть, как палочки бомб начали падение сквозь мили воздуха, чтобы в конце концов поразить цель. Это называлось "точное бомбометание". Точностью считалось попадание в пределах полумили от цели, в данном случае небольшого подземного завода синтетического горючего. Ни один из взрывов не породил огненный шар, и мне осталось лишь надеяться, что результат стоил заплаченной за него цены. В наши дни мы послали бы беспилотный истребитель или крылатую ракету и поразили бы цель единственным точным попаданием. Освободившись от груза, бомбардировщики развернулись и начали маневры уклонения от настойчивого зенитного огня, после чего они смогут присоединиться к нам для обратного полета к безопасному воздушному пространству.

Пока к нам приближалась новая волна Bf-109, я надеялся, что это окажутся те самые неопытные пилоты, которых мы заметили раньше. Но когда увидел маркировку самолетов, то понял, что нам не повезло. JG-52 стала ужасом на восточном фронте, где на ее счету было около десяти тысяч побед. В конце войны несколько эскадрилий были переброшены на западный фронт. Я уже сталкивался с этими парнями — они были профессионалами.[8]