Прометей: Неандерталец (СИ) - Рави Ивар

Чтобы крепко стянуть вязанку камыша в двух местах, мне пришлось распустить свой пояс и связать его с нарезанными полосками шкуры. Из моей накидки для этого ушло почти треть шкурок, но погода становилась все теплее, и этой потерей можно было пренебречь.

В итоге получилась вязанка камыша длиной в три метра и, примерно, в метр объемом. Несмотря на объем, наш «плот» был очень легким. Вместе с плотом мы поднялись на двести метров вверх по течению, чтобы при переправе учитывать течение реки.

Санчо заартачился, отказываясь входить в воду и цепляясь за хлипкую камышовую конструкцию. Еще при пересечении пролива мне пришлось долго уговаривать его, но тогда мы сидели на бревнах. Сейчас предстояло находиться в воде, гребя ногами.

Почти час я потратил на то, чтобы убедить неандертальца. Плюнув на него, я столкнул камыш в воду, предварительно закрепив свое оружие сверху «плота». И Санчо нее выдержал. Он зашел по пояс в воду, боясь, что я отплыву без него. Показав как держаться, и предупредив его, чтобы он не отпускал камыш, я начал толкать вязанку в глубину. Когда дно ушло из-под ног дикаря, он судорожно всхлипнул и чуть не запаниковал, но подъемная сила воды подняла его тело. Сделав еще шаг, я почувствовал, что глубина больше моего роста и поплыл, стараясь без спешки работать ногами.

Мы медленно продвигались вперед, сносимые течением к морю. Когда мы проплыли около пятидесяти метров, река сильно снесла нас к морю. Я пожалел, что не поднялся выше по течению, но в этот момент мои ноги коснулись дна.

Восточный берег был пологий, глубина здесь была меньше. Метров за пятьдесят до берега я смог встать на ноги. Через десяток метров и Санчо смог встать на ноги, выразив свою радость щенячьим поскуливанием.

Дальше было проще, мы толкали вязанку с оружием и припасами, а последние десять метров шли практически по колено в воде.

Вязанку пришлось развязать, чтобы вернуть свой пояс. Полоски из шкур я также навесил на неандертальца, который тут же ими подпоясался и теперь напоминал старьёвщика. Мне не терпелось проверить свою догадку, поэтому я не стал задерживаться, чтобы согреться у костра. Через километр пути равнина стала ниже и еще через несколько сотен метров мы дошли до края соляного поля. Сомнений не было — гряда, которая была передо мной в паре километров, ограничивала одну сторону моей старой бухты, где я провел два года.

К самой гряде мы подошли через полчаса. Уйдя влево, мы спустились в равнину и через десять минут уже карабкались по осыпи наверх. А еще пять минут спустя, пройдя по широкой просеке через кустарники, мы стояли у места, где два года простояла моя палатка. Капсулы не было, видимо, Тиландер ее забрал, в чем я не сомневался. Американец не из тех людей, которые будет разбрасываться таким добром. Первая часть моего пути домой была завершена. Дальше должно быть легче. Потому что один раз этот путь я уже проделал. Правда, тогда это заняло месяц, мы плыли по плоту, сокращая дистанцию, где только можно было. Сейчас этот путь предстояло сделать пешком. Можно, конечно, построить плот и повторить прежний путь в относительной безопасности. Но это отсрочит мое отплытие на серьезный срок. А пешком я смогу дойти раньше, чем высохнут деревья для плота.

— Санчо, ночуем здесь. Тут я прожил два года и отсюда меня похитили твои соплеменники, — сказал я.

Неандерталец стал заниматься костром, уловив главное из моей речи. Пока он возился с костром, я вернулся в рощу. За полгода след от капсулы не пропал. И, хотя трава пробивалась через утрамбованную весом корабля землю, отчетливо выделялся след, где ранее стояла капсула. У меня было ощущение, что я вернулся в домик, где когда-то жил. Кусты, деревья, каменная гряда, все казалось родным.

Вернувшись к пляжу, я, пользуясь временем отлива, быстро выкопал яму-ловушку для рыб. Я не стал укреплять берега, с утра мы двинемся в путь, и поэтому ловушка в долгосрочной перспективе не рассматривается. У нас с собой был небольшой запас жареного мяса, который сейчас подогревал Санчо, и несколько вяленых рыб. Я напился холодной воды из ручья и наполнил свою фляжку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Время близилось к вечеру, когда мы наелись и прилегли на молодой травке. Вспомнив, что в последние месяцы ел всё без соли я, преодолев лень, поднялся. Санчо дернулся вслед, но я его осадил:

— Отдыхай, я вернусь быстро.

Я прошел до обрыва и, спустившись в долину, снова поднялся по холму к солончаку. Несколько выбеленных скелетов животных, пришедших за солью, стали добычей хищников. Уже набрав соль и возвращаясь обратно, я заметил черную точку в долине. Точка двигалась в мою сторону. Поднявшись на обрыв, я присел, старательно вглядываясь. Расстояние было слишком велико, чтобы понять, человек это или животное. Через полчаса стало ясно, что это животное, скорее всего крупная антилопа.

Я сходил за Санчо, который оживился при виде антилопы. Мы наблюдали за животным, которое в гордом одиночестве медленно брело в нашу сторону. Когда антилопа дошла до обрыва и полезла по склону к солончаку, нашим глазам предстала ужасная рана. Весь левый бок был располосован, словно по ней проехалась газонокосилка.

— Пошли, Санчо, добыча сама пришла к нам в руки, — схватив копье, я стал спускаться по каменной гряде.

Неандерталец, шумно дыша, следовал за мной. Когда мы поднялись на холм и вышли на солончак, антилопа лежала на соли раненым боком. У нее даже не хватило сил подняться, а, может, людей она не считала за врагов. Ударом копья я прекратил мучения животного. От ее раны отвратительно несло. Когда мы перевернули животное, я увидел сотни мелких белых червей, которые сновали между лохмотьями разорванных мышц. У меня даже возникло сомнение, стоит ли есть такое мясо, но неандерталец не разделял моих тревог. Сноровисто и деловито он начал свежевать добычу, нисколько не смущаясь от противного запаха.

Чтобы избежать возможного отравления я запретил брать мясо с левой стороны, вырезая только лучшие куски из неповрежденных частей тела. Вырезав примерно килограммов тридцать мяса, мы вернулись к своему костру. До самой ночи продолжался процесс готовки мяса, которое после окончания процесса я уложил в ручей для лучшей сохранности. За время готовки количество мяса уменьшилось на пару килограммов, но я закрыл на это лаза — неандерталец нуждался в калориях.

Утром, быстро перекусив, мы начали собираться в путь. Мясо утрамбовали в рюкзачки, я снова наполнил фляжку, и мы тронулись в путь. Обойти вторую гряду не было возможности, пришлось лезть прямо на нее. Взобраться на гряду оказалось куда легче, чем спуститься. С внешней стороны она была более отвесная, и нам пришлось пройти на север поверху несколько сот метров, прежде чем выдался относительно пологий участок.

Отойдя на полкилометра, я остановился. Было мучительное ощущение, что этих мест я больше никогда не увижу. Именно здесь я впервые ступил на землю, спас Нел и её братьев, познал любовь молодой кроманьонки. Здесь я впервые убил человека и здесь же построил плот, который унес меня на восток. Именно здесь я научился смотреть на жизнь по-другому, переосмыслил многие вещи и понял, что главное в жизни мужчины — его семья. И к этой семье направлялся я в сопровождении неандертальца, также ставшего практически членом моей семьи.

— Санчо, вперед с песней! — скомандовал я и зашагал на восток, приближаясь к полоске пляжа.

Со времен морского путешествия помнил, что вдоль побережья было множество мелких речушек и родников. Всё побережье было усеяно глыбами, но и на берегу тоже были каменные нагорья. Остановились на полчаса только для того, чтобы перекусить. С каждым пройденным километром, у меня возрастало желание ускориться и перейти на бег.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Первая ночевка была у обрывистого берега, где, по-видимому, неоднократно до нас останавливались люди. Об этом свидетельствовали кости животных и следы двух костров. Ночью слышался вой и хохот гиены, но вблизи хищников не наблюдалось. Меня удивляло столь малое количество хищников. Раньше я считал, что первобытные люди сплошь и рядом становились добычей больших кошек. Но реальность оказалась иной: в мире, где стада животных бродили по всей планете, человек оказался невостребованным блюдом.