Собрание сочинений: В 6 т. Том 2. Суперсыщик Калле Блумквист - Астрид Линдгрен

Между тем ожидаемый вопль со стороны Белых Роз не состоялся по той простой причине, что они даже не заметили исчезновения шкатулки. Под конец терпение Сикстена лопнуло, и он послал Бенку с грамотой к Белым Розам, чтобы заставить их пробудиться и обратить внимание на то, что произошло.

Грамота звучала так:

Где Белой Розы тайная шкатулка, ах,Где все секретов письмена?Там, где Прерия кончается, стоит дом,А в том доме есть покои, а в одном из них —Угол, в углу — бумаги лист,На той бумаге — карта,На той карте… да, вот именно, да-да!О Белые блохи…Ищите, ищите в этом домеДо последней крохи!

— Никогда в жизни я туда не пойду, — сказала сперва Ева Лотта.

Но, подумав немного, она сказала самой себе, что ведь не может же она все оставшиеся ей дни жизни держаться подальше от Прерии — самого лучшего на свете места для игр. Весной или осенью, летом и зимой — Прерия всегда равно привлекательна, равно полна возможностей! Если Еве Лотте нельзя никогда больше играть в Прерии, уж лучше идти в монастырь.

— Я пойду с вами, — сказала она после короткой борьбы с собой. — Лучше перестать бояться, пока это не превратилось в навязчивую идею.

И на следующее утро Белые Розы, поднявшись ни свет ни заря, чтобы не рисковать и не быть застигнутыми врагом во время своих поисков, отправились в Прерию. На всякий случай Ева Лотта не упомянула дома, куда направляется. Она тихонько выбралась за калитку сада и присоединилась к Андерсу и Калле, которые уже ждали ее некоторое время.

И Прерия вовсе не нагоняла ужасный страх, как думала Ева Лотта. Она раскинулась перед детьми, тихая и мирная, как всегда, а ласточки с веселым свистом быстро проносились в воздухе; бояться было нечего. И Господская усадьба выглядела почти гостеприимно, словно и не была бедной, заброшенной, необитаемой, а была настоящим домом, где люди еще как следует не проснулись. Вскоре они, вероятно, широко распахнут окна, а утренний ветерок будет колыхать шторы. В комнатах зазвучат веселые голоса, а из кухни послышится уютный звон посуды, и это будет означать, что пора завтракать. Здесь, в самом деле, нечего было бояться.

Но когда они вошли в двери, их встретил лишь мертвый дом. Дом с паутиной по углам, оборванными обоями и разбитыми оконными стеклами. И слышались здесь, разумеется, только их собственные голоса.

«О Белые блохи… ищите в этом доме до последней крохи!» — приглашал их предводитель Алых, и они сделали все, что в их силах. Искать им пришлось долго, потому что дом был большой, комнат много, много и углов, но в конце концов поиски их увенчались успехом — почти так, как и рассчитывали Алые. Потому что теперь Белых Роз надо было оставить с носом: так решил Сикстен.

Бумага действительно представляла собой карту, и нетрудно было понять, что изображает она сад почтмейстера. Там был жилой дом, и гараж, и дровяник, и уборная, и все-все; а одно небольшое место было обведено кружком и стояла надпись: «Копать здесь!»

— Вот уж не скажешь об Алых, что они очень находчивы, — заметил Андерс после того, как некоторое время изучал карту.

— Нет, ясное дело, это все кажется каким-то дурацким, — согласился Калле. — Все это так по-детски просто, что почти стыдно за них. Думаю, мы, вероятно, все же отправимся туда и будем копать.

Да, им нужно было пойти туда и копать, но сначала надо было сделать кое-что другое. Ни Андерс, ни Калле не были здесь с той достопамятной среды. Тогда их прогнал отсюда дядя Бьёрк. Не пойти ли им на всякий случай и не взглянуть ли на то самое место, раз уж они все равно здесь?

— Только не я, — выразительно произнесла Ева Лотта.

Она лучше умрет, чем пойдет еще раз по тропке, по той узкой тропке в орешнике. Но если Андерсу и Калле хочется, пожалуйста, она не будет им мешать. Сама же — останется здесь. Только они придут потом за ней.

— Да, мы вернемся через десять минут, — обещал Калле.

И они пошли.

Оставшись одна, Ева Лотта начала обследовать комнаты. В своей фантазии она обставила весь дом и населила его большой многодетной семьей. Ведь у самой Евы Лотты ни братьев, ни сестер не было, а лучше маленьких детей, по ее мнению, ничего на свете нет.

— Вот здесь будет столовая, — думала Ева Лотта. — Здесь — стол. И их так много, и все теснятся вокруг стола. А Кристер и Кристина дерутся, и их выставляют в детскую. Бертиль такой маленький и сидит на высоком детском стульчике. Мама кормит его, однако, ой, как он весь перемазался. Взрослая сестрица Лилиан, она так красива, у нее иссиня-черные волосы и черные глаза, а вечером ей предстоит бал. Здесь, в гостиной. Она будет стоять здесь под хрустальной люстрой в белом шелковом платье, с сияющими глазами.

Глаза у Евы Лотты засияли, и она вообразила себя взрослой, сестрицей Лилиан…

Старший братец Клас как раз сегодня возвращается из Упсалы[31], где сдал экзамен. Отец семейства, заводчик, так радуется его приезду, он выглядывает из окна в ожидании сына.

Ева Лотта величественно надула живот и вообразила себя заводчиком, который стоит у окна в ожидании сына.

Ой, смотрите, вот он как раз и идет! Как хорошо он выглядит, хотя мог бы быть чуточку помоложе! Прошло несколько секунд, прежде чем Ева Лотта вернулась из своего воображаемого мира и поняла, что это вовсе не старший братец Клас приближается к дому большими быстрыми шагами, а настоящий человек из плоти и крови. Она чуточку смущенно засмеялась про себя. Подумать только: а что, если бы она закричала ему: «Привет, Клас!» Он поднял голову и увидел ее в окне. Он вздрогнул, этот старший братец Клас; казалось, он вовсе и не подозревает, что это заводчик стоит в окне и смотрит на него. И он заторопился. Он так заторопился…

Но, внезапно остановившись, он повернул назад! Да, он повернул назад! Ева Лотта во всяком случае не хотела его смущать. Она снова направилась в столовую, чтобы посмотреть, съел ли Бертиль свою кашку. Он еще не съел ее, и взрослой сестрице Лилиан пришлось немного помочь ему! Она была так занята этим, что даже не заметила, не слышала, как открылась дверь. И громко вскрикнула от удивления, когда увидела, что в комнату вошел старший братец Клас.

— Добрый день! — сказал братец Клас, или как там его звали.

— Добрый день! — ответила Ева Лотта.

— А мне показалось, что я увидел здесь старую знакомую, — сказал старший братец Клас.

— Нет, это всего-навсего я, — возразила ему Ева Лотта.

Он испытующе посмотрел на нее.

— А мы разве раньше не встречались, ты и я? — спросил он.

Ева Лотта покачала головой.

— Нет, думаю, нет, — сказала она. — Не помню, чтобы мы встречались.

«Среди тысяч других я бы узнала его», — сказала она однажды. Но тогда она не знала, что внешность человека может так неузнаваемо измениться, если сбрить усы, а длинные развевающиеся волосы превратить в короткий торчащий ежик. Кроме того, человек, которого она однажды встретила на узенькой тропке и образ которого навечно запечатлелся в ее памяти, был одет в зеленые габардиновые брюки, а ей не хватало воображения представить его себе одетым как-то по-другому. Старший же братец Клас был в сером костюме в мелкую клетку.

Посмотрев на нее беспокойным взглядом, он спросил:

— Ну и как же тебя звать, маленькая фрёкен?

— Ева Лотта Лисандер, — ответила Ева Лотта.

Старший братец Клас кивнул головой.

— Ева Лотта Лисандер, — повторил он.

Ева Лотта представления не имела, какое это счастье, что она не узнала старшего братца Класа. Даже злодей не станет без крайней необходимости причинять зло ребенку. Но этот человек решил спастись любой ценой. Он знал, что некая девочка по имени Ева Лотта Лисандер может уничтожить его, и готов был сделать почти все что угодно, только бы помешать ей. Но вот она стоит здесь, эта Ева Лотта Лисандер, которую он, казалось, узнал в окне, лишь только увидел ее белокурые волосы, стоит здесь и совершенно спокойно говорит, что никогда прежде не видела его. И он почувствовал облегчение, такое великое облегчение, что готов был закричать. Ему не надо заставить замолчать навсегда этот маленький болтливый ротик, причинивший ему столько забот. И не надо жить в постоянном страхе, что он встретит однажды в соседнем городке, где он жил, внезапно вынырнувшую Еву Лотту Лисандер, которой вполне могло вздуматься посетить этот городок. И которая вполне могла указать на него пальцем и сказать: «Вот убийца!» Но она не узнала его, она больше не была свидетельницей, она никогда больше не сможет выдать его. Он испытал такое облегчение, что даже обрадовался. Как хорошо, что не удалось его покушение на ее жизнь с помощью отравленной плитки шоколада, о котором столько писали в газетах.