Зацепить 13-го - Уолш Хлоя

Вскоре он выбрал песню на пятой дорожке, и в салоне зазвучало знакомое гитарное вступление, временно отвлекая меня от тревожных мыслей.

Джонни прибавил громкость, и песня «The Middle» рок-группы Jimmy Eat World буквально оглушила меня. Вибрацию басов я ощущала костями.

Я любила эту песню и считала ее своим гимном.

Без шуток, я каждый день тонула в ее словах.

Если музыка способна исцелять разбитые сердца, слова этой песни врачевали мне душу.

Ифа подарила Джоуи на Рождество микс-диск, на котором была и эта песня. Брат явно не оценил подарок девушки, потому что месяц назад я совершила сестринский рейд в его комнате и стащила диск, а он до сих пор не хватился.

Диск постоянно был в моем CD-плеере, песня стояла на повторе, и я ее слушала каждый вечер перед сном.

Я сосредоточилась на словах, которые знала наизусть, и попыталась хоть как-то совладать с нервами, но панк-роковый бит лишь подхлестывал и опьянял моего трезвого водителя. С тех пор как мы выехали на шоссе, Джонни дал полный газ и только наращивал скорость.

Когда стрелка спидометра миновала цифру 120, я закрыла глаза и перестала дышать.

Прикрыв лицо ладонями, я смотрела в щели между пальцами и стонала всякий раз, когда в салоне мелькали фары машин, несшихся по встречным полосам.

— В чем дело? — Потянувшись к консоли, он прикрутил громкость. — Шаннон! — Его внимание металось между дорогой и моим лицом. — Ты в порядке?

— Ты слишком быстро едешь, — выдавила я.

— Расслабься, мы не нарушаем скоростной режим, — ответил он, но немного сбросил скорость. — И я опытный водитель. Со мной ты в безопасности.

— Хорошо, — пробормотала я, чувствуя, что мы по- прежнему несемся быстрее ста километров в час. — Но если ты еще сбросишь скорость, мне станет лучше.

Тяжело вздыхая, Джонни исполнил мою просьбу.

— Теперь довольна? — спросил он, постучав по приборной панели.

Я подалась вперед и взглянула на спидометр.

Восемьдесят километров в час.

— Да, — выдохнула я, и взвинченные нервы чуть расслабились. — Спасибо.

Откинувшись на спинку сиденья, я позволила себе взглянуть на Джонни.

Он смотрел на дорогу. Одна рука оставалась на рычаге коробки передач, локоть другой упирался в дверцу.

Словно почувствовав, что я за ним наблюдаю, Джонни глянул вбок и застукал меня.

Я слегка улыбнулась.

Он напряженно смотрел на меня и не улыбался.

Моя улыбка погасла.

Тихо зарычав от досады, он повернулся к дороге.

Джонни качал головой, бормотал что-то неразборчивое, сжимая руль.

Чувствуя себя отвергнутой, я сцепила руки на коленях и стала смотреть вперед, не решаясь снова взглянуть на него.

Остаток пути мы молчали, и только песни, звучавшие из колонок, пробивали эту гнетущую тишину.

— Послушай, — заговорил Джонни, когда впереди появились огни Баллилагина. — Я про то, что тебе рассказал. Про операцию. — Тон его был спокойным и даже вежливым. Ко мне он не поворачивался, лавируя по узким улочкам и переулкам. — Я был бы тебе благодарен за сохранение конфиденциальности.

Благодарен за сохранение конфиденциальности?

Его так смущает паховая травма?

Пожил бы с никчемным отцом, который умеет только просаживать пособие по безработице и брюхатить жену, при этом ныряя в постель с любой дурочкой, готовой на это.

Задетая этой фразой, я повернулась к нему и спросила:

— Джонни, ну кому я бы стала рассказывать?

— Своим подругам, — тут же ответил он и почти шепотом добавил: — Моим друзьям.

— Так знай, я никому не собираюсь рассказывать, — заявила я, разозленная и оскорбленная его недоверием. — Я не трепло.

Он еще крепче обхватил руль и не ответил.

Меня раздражал его изменившийся тон, ставший официальным, не говоря уже про то, что все последние пятнадцать минут он полностью игнорировал мое присутствие. Я повернулась к нему и рявкнула:

— И вообще, с какого перепуга я должна кому-то рассказывать?

— Потому что, — коротко бросил он, продолжая следить за дорогой. — Я знаю, как ведет себя большинство девчонок.

Большинство девчонок?

Если он считает, что я похожа на большинство девчонок, тогда зачем потратил кучу времени на разговоры со мной?

Зачем задавал мне столько вопросов, располагал к ответам, если считает, что я не отличаюсь от большинства девчонок?

Зачем вообще возиться со мной?

— Ты ведешь себя глупо, — пробормотала я.

— Я веду себя осторожно, — спокойно возразил Джонни. — Я вообще не должен был ничего тебе рассказывать. Я проявил идиотскую беспечность и теперь прошу войти в мое положение и держать язык за зубами. Шаннон, слишком многое поставлено на карту. Если история просочится наружу, это сильно испортит мне жизнь. Ты даже не представляешь насколько.

— Договорились, — сказала я, скрестив руки на груди.

— Договорились? — настороженно повторил он.

— Ты же слышал, — сухо ответила я, не глядя на него. — Договорились.

— Отлично. — Он тяжело выдохнул. — Спасибо… Я это ценю, — помолчав, добавил он.

И снова в салоне машины повисла густая, тяжелая, невыносимая тишина.

Такой поворот событий привел меня в замешательство.

Он что, играет со мной?

Для него это большая игра?

Получается, там, в школе, он манипулировал моими чувствами, разыгрывал доброту, создавал у меня ложное ощущение безопасности — давай, мол, узнаем друг друга получше?

Так заботливо вел себя со мной, так непринужденно болтал. А получается, лишь помахал у меня перед носом перспективой дружбы?

Со мной это происходило не впервые.

Я должна была бы это предвидеть и теперь злилась на себя за столь непростительную потерю бдительности.

Черт бы его побрал!

— Ты в порядке? — нарушил молчание он.

Я не ответила, поскольку не могла.

Я изо всех сил старалась не разреветься.

— Шаннон, я не… — начал Джонни и тут же умолк. Почесал подбородок и снова схватился за руль. — Я не… — сделал он еще одну попытку, затем покачал головой. — Забудь.

Я не собиралась допытываться и узнавать, чего там он не смог сказать.

Я не хотела этого слышать.

Мой «опытный водитель» стал источником досады и замешательства, и я, как могла, старалась от него отстраниться, так что сосредоточилась на его полном игноре и обуздании своих эмоций.

Если бы могла, выпрыгнула бы из машины, но на такой скорости я не обольщалась насчет своих шансов выжить после прыжка.

— О чем ты думаешь? — спросил Джонни, сворачивая влево, на проезд к моему дому.

Дорога тянулась вверх по крутому склону холма, где по обе стороны впритык стояли дома, несколько сотен. Мой был на самом верху.

Многие дома были заколочены, другие находились в жалком состоянии, с запущенными садиками, включая и мой. В другое время мне стало бы неловко перед Джонни, но сейчас я плевать хотела на его мнение.

— Хочешь знать, о чем я думаю? — спросила я, поворачиваясь и сердито глядя на него.

Джонни глянул искоса. В глазах — огонь и едва сдерживаемая досада. Он отрывисто кивнул и вновь повернулся к дороге.

— Прекрасно, — резко сказала я, ощущая знакомое жжение от подступающих слез. Сейчас я подробно расскажу ему, о чем думаю. — Я думаю, ты параноидально боишься, что люди узнают о твоей травме, потому что сам понимаешь, что тебе рано играть.

Слова вырвались изо рта раньше, чем я успела спохватиться.

Но вместо извинений, вместо попытки откатить назад я с жаром продолжала, потрясенная накалом своих эмоций:

— Ты отрицаешь необходимость выздоровления, а я знаю: тебе больно. В школе ты ходишь, прихрамывая. Задумывался об этом? Ты постоянно прихрамываешь. Другие, возможно, и не замечают, а я замечаю. Я вижу, как ты все время хромаешь! По-моему, Джонни, ты играешь со своим телом в опасную игру. Если бы твои врачи знали, сколько боли ты выдерживаешь на самом деле, они бы ни за что не разрешили тебе выйти на поле.

Я понятия не имела, откуда это все взялось, но слова неслись стремительным потоком, и я им не препятствовала.