Струны - Дэйв Дункан

— Дзинь!

Злой, распаленный спором Седрик даже не замечал, что на одной из стен стерилизационной камеры есть коммуникатор. Резко развернувшись, он с удивлением увидел красный шлем, красную форму — и хорошо знакомую ухмылку Барни Багшо.

— Знаешь, Шпрот, а ведь без этих пузырей тискаться гораздо приятнее.

— Мотай отсюда, я занят.

Багшо упрямо набычил лысую массивную голову:

— Ты не занят, а сошел с ума. Ты прекрасно знаешь, что бабушка пытается с тобой связаться. Никто, повторяю, никто и никогда не заставляет Матушку Хаббард ждать. Если ты сию же секунду не опомнишься, она из твоих яиц яичницу поджарит.

Седрик узнал комнату, откуда разговаривал Багшо, — приемная, примыкающая к кабинету доктора Фиша.

Бейкер уже ушел в купол, охранники неуверенно переминались около люка.

— Идемте, принцесса, — сказал Девлин. Элия еще крепче вцепилась в руку Седрика.

— Идите вперед, сэр. — Седрик говорил совершенно спокойно, но для этого ему потребовалось собрать всю силу воли. — Дайте мне две минуты, я разберусь с этой проблемой, а затем присоединюсь к вам — вместе с Ее Высочеством. — Девлин окинул Седрика испепеляющим взглядом, после чего повернулся и вышел из стерилизационной камеры; чуть помедлив, за ним последовали и охранники. Седрик взглянул на коммуникатор, хотел было заговорить, но не успел.

— Слушай, парень, — торопливо начал Багшо, — это очень важно. Экклес собирается взорвать сегодня бомбу.

— Пускай себе резвится.

— Это очень опасно, к тому же вся информация будет совершенно переврана. Мы не можем ее остановить, зато имеем шанс сразу же следом запустить по той же самой сети WSHB истинный вариант истории. Возможность редчайшая, нам ее обеспечил Фиш, ты не представляешь, чего это ему стоило. Но времени очень мало. Ты должен получить инструктаж, и как можно скорее, еще до начала передачи. И не забудь сегодня причесаться.

Желудок Седрика болезненно сжался.

— Но почему обязательно я?

— Так уж получается, Шпрот. Дважды за два дня?

— Нет, нет и нет! Этой комедией я сыт по горло! Я не понимаю ровно ни хрена ни в выступлениях по телевизору, ни в связях с прессой, ни в этом вашем скандале с Пандорой. Бабушка просто еще раз выставит меня полным идиотом, как вчера. Скажи ей, пусть поищет другого фраера.

Безбровые глаза Багшо сузились:

— Последний человек, заявивший твоей бабушке нечто подобное, получил целый мир в личное свое распоряжение.

— Сваливай! — хрипло выкрикнул Седрик. — Хотя, хрен с ним, скажи ей, что я выполняю ее же поручение, сопровождаю принцессу Элию. Мы быстренько взглянем на Саскачеван, а затем на какое-то время освободимся. — Седрик надеялся, что так оно и будет. Он хотел было упомянуть ленч, но благоразумно решил воздержаться. — Тут и делов-то минут на десять, а потом я сразу к ней.

— И ты дашь это интервью?

— Ни в коем случае! Я же говорил — мне надоело выставлять себя всему миру на посмешище. Пошли, лапочка.

— Подожди! — Багшо явно колебался, его глаза стрельнули куда-то в сторону.

Элия негромко вскрикнула — Седрик разжал руку и отпрыгнул на несколько метров, чтобы взглянуть на голограмму под другим углом. Ну и конечно — вот он, доктор Фиш, прячется на самом краю поля зрения. Скорчив хитроумной парочке физиономию, Седрик вернулся к Элии.

Багшо помрачнел:

— Такты что, Шпрот, влюбился? Гормоны резвятся? Это она, что ли, превратила тихого, положительного мальчика в высокомерного нахалюгу? У тебя течка!

— Да, — согласился Седрик, — у меня мартовский гон, хоть и в августе. У меня течка. Я влюбился. До безумия. Я ничего не соображаю. Я вернусь минут через десять.

Он шагнул к выходному люку.

— А я ведь тоже любил. — Голос Багшо звучал совсем тихо, но что-то в нем остановило Седрика надежнее любого крика. — Можешь ли ты в такое поверить?

— Э?

— Помнишь, в вертолете, как я рассказывал тебе про обстановочку на Земле? — Теперь охранник говорил монотонно, без малейшего выражения, словно читал вслух скучную служебную инструкцию. — Я сказал тогда, что живу с экологичкой. Мы были вместе около года. Хорошая, совсем крошечная девочка, добрая, нежная и грациозная.., удивительно даже, что она нашла в таком, как я, тупоголовом громиле.

— И? — Спина Седрика похолодела от предчувствия.

— Она умерла.

На мгновение Седрик усомнился, но нет — такие не любят напрашиваться на сочувствие. Вряд ли Багшо раскрывает свою душу перед каждым встречным-поперечным, а уж притворно — об этом нет смысла и говорить. Тем более что тема прямо касалась его нежно лелеемой мужественности. Багшо считает себя крутым парнем и не может выходить из характера.

И Седрик поверил.

— Почему?

Багшо глубоко вздохнул, словно перед прыжком в обжигающе холодную воду..

— Ее убили. Изнасиловали, а затем убили. Я хочу справедливости. Мне нужна твоя помощь. Я буду очень тебе благодарен.

И это — человек, спасший Седрика от боевиков ЛУКа, человек, поймавший его при падении с семнадцатого этажа.

Не нужно, конечно, забывать, что в то же самое время это — человек, скинувший его с семнадцатого этажа, человек, который был обязан вывести его через парадную дверь гостиницы часом раньше, тихо и спокойно.

Что ни говори, а все-таки лестно, когда такой человек, как Багшо, просит тебя о помощи. Седрик взглянул на Элию, но та, погруженная в собственные страдания, не очень замечала, что происходит вокруг.

— Но почему я? — спросил он, не поворачиваясь к коммуникатору. — Почему именно я должен разыгрывать из себя идиота?

— Потому что ты идеально подходишь для этой роли. Да, вчера тебя подставили. Как ты думаешь, много людей поверит тебе сегодня?

— Да никто!

— Вот именно!

Седрик крутанулся волчком, его захлестнула волна холодной ярости:

— Так ты что же, хочешь сказать, что вчера меня выставили перед всем миром дубиной нетесаной нарочно и с единственной целью — чтобы никто не поверил мне сегодня?

— Я этого не говорил, но — возможно. Вполне возможно. Мы должны сообщить правду, но таким образом, чтобы правде этой никто не поверил. Это — капкан, Шпрот, и насторожить его должен ты.

— Потому что я ничего не знаю и не смогу разобраться в вашем вранье?

— Хочешь, мы покажем тебе голо? — Багшо рванулся вперед, словно намереваясь выскочить из коммуникатора. — Отведем тебя в морг, ощупывай трупы, нюхай кровь. Тебе что, крови хочется?

— Я хочу правду.

Да знает ли в Кейнсвилле хоть один человек, что это такое — правда?

— Ты получишь правду. И ты расскажешь правду. И тебе не поверят — в том-то весь и фокус. — Багшо сделал почти физическое усилие и снова взял себя в руки. — Послушай. За свою жизнь я уговорил, уломал очень многих девиц, но никогда и ни о чем не просил мужиков — с того, во всяком случае, времени, когда перестал писаться в кроватку. Теперь я прошу тебя об одолжении. Ну а если этого мало, если ты не хочешь помочь мне в моей мести — может быть, у тебя тоже найдется, что вспомнить, найдется счет, по которому нужно расплатиться?

Боже святой и правый!

— Гленда? — еле слышно спросил Седрик. — Да, — невесело улыбнулся Багшо. — Фиш научит тебя, как утопить Пандору Экклес. Утопить надежно, с концами.

Седрик попытался сглотнуть застрявший в горле комок. Гленда… Перед Глендой он в долгу.

— Десять минут.

— И ты дашь интервью?

Гленда, разрубленная на кусочки, упакованная в маленькие бумажные пакетики…

— И утоплю Пандору Экклес?

— С кирпичом на шее. Ты, своими собственными руками. Обещаю. Гленда!

— Я сделаю все, что вы там придумали, — решился Седрик.

Голограмма померкла.

Купол Дэвида Томпсона был даже больше, чем де Сото, а может, такое впечатление создавала его пустая под метелку площадка. Центральный колодец сочился тускло-красным светом, похожим на лучи закатного солнца, пробивающегося сквозь плотные грозовые тучи. СОРТы и прочие машины ушли уже исследовать новый мир, обманчиво хрупкие фермы подъемных и портальных кранов опустели и замерли.

Седрик немного постоял на выходе из стерилизационной камеры, давая своим глазам адаптироваться к полумраку. На этот раз операторы опустили всего один пандус — ну да, конечно, это же не Тибр, которому уделяли особое внимание. На наблюдательной площадке скучали двое охранников и… Бейкер, что ли? Нет, Абель будет пониже, он, вероятно, пошел осматривать этот самый Саскачеван.

— Бежим, — сказал Седрик. — Слетаем к колодцу, ты посмотришь вниз, скажешь: “Нет, не годится, цветовая гамма мрачновата”, — или что там еще полагается, а потом — со всех ног обратно, о'кей?

— О'кей, — кивнула Элия, не отрывая глаз от кровавого зарева. — Знаешь, я чувствую себя полной дурой. Хочешь — верь, хочешь — нет, но распускать нюни совсем не в моих привычках.

— Я знаю. Через несколько минут, когда все будет кончено и мы вернемся на это место, ты придешь в себя и забудешь обо всех страхах.