Код Маннергейма - Василий Горлов

— Ну ты и дура! — Настя не на шутку разозлилась. — Мы тебе кто — просто так погулять, что ли, вышли?

— Анька, прекращай заниматься самоедством. Давай лучше попробуем вместе разобраться в наших проблемах. — Николай примял специальной металлической лопаточкой-топтушкой тлеющий в трубке табак: — Итак… По неизвестным причинам убивают Анькиного деда. Но перед этим он успевает рассказать о документах Маннергейма, которые буквально накануне передал на хранение своему юристу. Приехав из Финляндии, Анна рассказывает об этом мне и отдает документы, собираясь на съемки в Выборг. Я привожу бумаги в дирекцию, чтобы отдать их Анне. Она прячет дневник и письма в свою ячейку, чтобы почитать их ночью во время дежурства. Предварительно она делает копии и просит меня забрать шкатулку из карельской березы с собой. Через час, когда я на «развозке» добираюсь домой, меня при входе во двор бьют по голове. При этом пропадают шкатулка и копии писем. Чуть позже кто-то проникает в квартиру Анны и, очевидно, не найдя документы — их там просто нет, не обращая внимания на одурманенного Тимофея, устраивает пожар. Кстати, непонятно, зачем он это сделал — чтобы сильнее напугать нас, что ли?..

— Может быть, — согласилась Анна.

— Далее неизвестный — назовем его для простоты «охотником», — не обнаружив искомое в двух местах, устраивает обыск в здании дирекции, плохо, но все же охраняемом. Он вскрывает Анькину ячейку и, наконец, получает столь желанные документы.

— По-моему, я поняла, для чего этот ублюдок-«охотник» устроил пожар. Когда ночью дежурная бригада выезжает на происшествие — в редакции ведь никого нет, делай, что хочешь. — Анна посмотрела на Настю и Николая.

— А как «охотник» попал в здание компании?.. Тетки-милиционерши, конечно, спят, но дверь-то закрыта. А они спросонья жутко вредными бывают — своих-то не очень пускают, — поделилась сомнениями Настя.

— А зачем ему дверь? — возразил Николай. — С тыльной стороны есть пожарная лестница. Решетки только на окнах первого этажа. Лето, все стеклопакеты настежь открыты. Забраться внутрь — дело пяти минут.

— Но я же никому, кроме тебя и Насти, не рассказывала о документах?..

Анна недоуменно уставилась на Николая. Тот, посасывая трубку, осторожно заметил:

— Хорошая моя, если охотник находится рядом с дичью, ему не нужно ничего рассказывать… Есть некто, кто был рядом с тобой и в Финляндии, и здесь, в Петербурге. Прости за этот вопрос, ты не знаешь, где эту ночь провел Стасис?..

— Стасис? — переспросила Анна растерянно, щеки ее порозовели. — Я знаю, он был на гонках на Заячьем острове. Правда, он куда-то уезжал и привез мне потом букет роз, но… Нет, Стасис не мог этого сделать. Я это не потому говорю, — она еще больше покраснела, — что он мне нравится. Он на такое не способен, он хороший…

Неловкое молчание нарушил Николай:

— Прости меня еще раз, но ты ведь его совсем не знаешь…

Обиженно примолкшую Анну поддержала Настя:

— Женщины чувствительнее мужчин и многие вещи открывают интуитивно. Наверное, Анна права: если она считает, что Стасис — не «охотник», значит, так оно и есть.

— Нет, Стасис не мог этого сделать! — уже увереннее повторила Анна.

Николай внимательно рассматривал темно-вишневый чубук своей трубки. Доводы девчонок не казались ему убедительными.

— Тогда — кто же?

— Я не знаю. Но это не он, — упрямо повторила Анна.

Огорчать Анну ему не хотелось, да и доказательств не было.

— Ладно, неизвестный «охотник» — кто бы он ни был — получил желаемое. А вот оставит ли он нас теперь в покое — большой вопрос.

— А я вообще не могу понять — зачем ему с таким риском добывать эти письма? — спросила Настя.

— Всего Маннергейм отправил три письма, предупредив адресатов, что только вместе они смогут отыскать спрятанное. Два из них Анна привезла из Финляндии, а третье, видимо, уже было у «охотника». Теперь, имея на руках все три, он сможет расшифровать послание маршала и найти место, где зарыто Нечто.

— Господи, прямо «Таинственный остров» какой-то — шифры, сокровища… Не хватает только хромого Сильвера и попугая, который кричит: «Пиастры, пиастры!»

В этот момент зачирикал Анькин мобильник.

— Да, — ответила она и, искоса взглянув на Николая, ушла разговаривать в комнату.

«А вот и хромой Сильвер!» — усмехнулся про себя Полуверцев.

Ну что ж, подозрения по поводу Стасиса придется проверять самому, влюбленная Анька здесь не помощница. Есть у Николая возможность получить исчерпывающую информацию, правда, очень не хочется ею пользоваться.

Продолжая разговор, он объяснил Насте:

— Сокровища-то вряд ли, но, похоже, Маннергейм зарыл что-то очень ценное — судя по тому, как действует этот «охотник».

— Да уж, — поддакнула Настя, воровато подцепив из блюда ложку плова.

— Поешь еще, не мучайся, — предложил Николай.

— Не могу я, — сокрушенно покачала Настя головой, — И так уже… — Она выразительно похлопала себя по бокам.

Николаю нравилась эта очень яркая и талантливая девушка. Еще два года назад она была сущим щенком — умненьким, задорным, неуклюжим. Может быть, ощущая свою женскую непривлекательность, она старательно отодвигала взросление, оставаясь озорным и веселым подростком. И вдруг — это действительно случилось вдруг и сразу — к Насте пришла любовь. Не несчастная безответная влюбленность, а взаимное, полноценное чувство. С Настей произошла удивительная метаморфоза: прямо на глазах из гадкого утенка она превратилась, как и полагается, в красивого лебедя.

Нет, конечно, она не стала похожа на супермодель, но ее проснувшаяся женственность восхищала обаянием и прелестью.

Николай поинтересовался:

— Анна там вас не очень стесняет? Мы с Еленой могли бы пожить в Юкках и уступить ей эту квартиру.

— Нет, что ты! Я так рада, что она поживет с нами, у нас ведь две комнаты, и одна пока совершенно свободна, — как-то чересчур важно и значительно заявила Настя.

«Ага, — понял вдруг Николай, — значит, вот почему мы так похорошели. Да, Насте беременность явно к лицу».

Но с вернувшейся в комнату Анной он благоразумно не стал делиться своей догадкой. Узнав о том, что подруга ждет ребенка, Анька бы точно отказалась от ее помощи.

Анна старательно хмурилась, но оттаявший взгляд и непроизвольно всплывающая на губах улыбка красноречиво сообщали, с кем она только что говорила.

Настя заговорщицки ей подмигнула, а Николай все-таки счел нужным напомнить:

— Анна, я правда рад за тебя, но будь, пожалуйста, осторожна.

Она улыбнулась:

— Не беспокойся, со мной все будет в порядке. Я же уже взрослая и очень осторожная.

Нетерпеливо, дважды, звякнул дверной звонок — так обычно извещала о своем приходе Елена.

— Фу, как у тебя накурено, — сказала она, отдав ему в прихожей универсамовские пакеты с продуктами, и, заметив чужую обувь, спросила: — У нас гости?

— Да, Анька с подружкой пришли меня навестить.

— А еда-то дома есть, раненый мой? Или девицы сидят голодными?

— Обижаешь, любимая, сделан плов. Кстати, дожидается тебя горячим.

Елена отправилась на кухню поздороваться с девчонками. Те, немного смущенные, засобирались.

— У нашей парадной чуть ли не толкаются бамперами два джипа. Один — старенький «Ниссан», но уж больно гордо поглядывает его водитель на соседа из навороченного «Лендровера».

— Это мой… — счастливо вздохнула Настя, — Без средств, но с амбицией. За это и люблю.

Елена увела Аньку в комнату — обсудить какие-то особые женские секреты.

Настя напоследок вновь запихнула в рот ложку плова.

— Слушай, а что вы теперь с Анькой намерены делать?.. — спросила она.

— Попробую разузнать про третьего адресата Маннергейма — литовца. Есть у меня один очень информированный знакомый. Ну а дальше — война план покажет.

В коридоре Анна, чмокнув Николая в щеку, со вздохом сказала:

— Ну вот, так толком ничего и не обсудили. Не сердись, пожалуйста, но это правда не Стасис. А кто он, этот «охотник», мы обязательно выясним — никуда ему от нас не деться.

«Лучше б не знать этого никогда», — подумал Николай и вернулся к жене.

То, что Елена сегодня какая-то странная, он заметил еще у порога. Обычно, вернувшись с работы, она первым делом забиралась в холодильник, доставала оттуда палку копченой колбасы или кусок вяленого мяса, быстренько отрезала несколько ломтиков, съедала, и только после этого, заморив червячка, могла существовать в привычном вечернем домашнем ритме.

Но сегодня насупленная жена лишь лениво ковыряла вилкой в тарелке с пловом.

— Что случилось, любимая? Ты, часом, не заболела?

Она передернула плечами, как от озноба:

— Да нет, ничего, — и, постепенно втягиваясь, стала рассказывать: — День сегодня какой-то дурацкий. Толпы народу везде, милиции полно, многих останавливают. Что-то в городе случилось, что ли?