Ухожу, не прощаюсь... - Михаил Андреевич Чванов

Весь мой заранее продуманный монолог (я знал, как надоедают на вулканостанции всевозможные экспедиции и туристы, знал, как трудно на ней с транспортом, — а всем помоги, как будто у вулканостанции и других забот нет, как помогать всем, и потому заранее продумал: сказать прежде всего, что я здесь не в первый раз, на кого сослаться, про кого как бы между прочим спросить) рассыпался, я ожидал чего угодно, но только не этого, что о нас вообще не сообщат.

— У Пашенко это иногда бывает, — все с той же безмятежной улыбкой вдруг выручил меня сам же Степанов. — Забывает. Да у нас вчера и связи с институтом не было. А я только что приехал с Толбачика. А что у вас за дело?

Я торопливо стал объяснять. Видимо, это у меня получилось довольно внушительно, — недаром репетировал заранее, — потому что по фамилии Степанов из «районных великанов самый главный великан» в почтительном поклоне навис над моей тщедушной фигурой:

— Владимир Витальевич Степанов. А это — заместитель по хозяйственной части, Иван Кузьмич Шуренков, — представил он преющего в официальном костюме и галстуке, несмотря на жару и пыль, мужчину… — А это, — повернулся он к взъерошенному, в спадающих штанах, второму своему спутнику, — лаборант-наблюдатель Владимир Федорович Танюшкин.

Взлохмаченный и возбужденный Владимир Федорович Танюшкин недовольно, что я так некстати вмешался в разговор, стрельнул глазами, хмуро сунул мне руку и собрался было с новой силой доказывать что-то заместителю по хозяйственной части, но Степанов опередил его:

— Так чем, по-вашему, я могу быть полезен?

— Нам нужно совсем немного, — заторопился я. — У вас работают люди на Апохончиче, под Безымянным. Нам необходимо несколько раз взять у них анализы крови — в разное время дня, на восхождении, до, после, после работы в вулканической загазованности, кто продолжительное время работает в зоне действующих вулканов, кто — нет. Параллельно мы будем брать кровь у себя.

— А зачем это? — насторожился Степанов.

— Сравнение анализов может дать любопытную картину. Об адаптации человеческого организма к условиям вулканической загазованности, к вулканическому высокогорью. У нас разработана очень простая и удобная в полевых условиях методика, по которой можно судить, чем могут кончиться дальнейшие перегрузки для конкретного человека: или они закаливают его, или ему грозит нервный и физический спад. Мы проверяли ее в тайге, в горах, а теперь вот решили еще раз «обкатать» применительно к вулканам. Кстати, она очень заинтересовала медиков, работающих по программе вашего института.

— Нашего института? — почему-то еще больше насторожился Степанов.

— Основная наша работа в экспедиции Эммана, но и у ваших людей интересно взять хотя бы несколько серий анализов. — Я не мог понять, почему вдруг изменился Степанов, куда исчезла его доброжелательность.

— И вы будете на основании этого делать заключения о профессиональной пригодности или непригодности наших работников? — совсем холодно спросил он. — Вы что, от медицинской группы отдела техники безопасности института?

— Нет, что вы. — Все еще недоумевая, я понял одно, что нужно как можно скорее открещиваться от медиков, работающих по программе института вулканологии, неожиданному контакту с которыми мы несколько дней назад так обрадовались, мало того, всевозможная помощь со стороны института была обещана благодаря им. — У нас своя, чисто научная программа. И, разумеется, никаких выводов делать о профессиональной пригодности или непригодности не входит ни в наши обязанности, ни в наши планы.

— Кровь из вены будете брать?

— Нет, из пальца.

— Ну, тогда можно, — все еще настороженно сказал Степанов. — Только под Безымянным у нас уже никого нет. Да и на Апохончиче лишь помощник лаборанта.

— Ну, и вторая просьба, — не дал я ему опомниться. — По возможности помогите с транспортом. Только до Апохончича. А оттуда до Безымянного, а потом до Эммана мы сами доберемся.

— С транспортом? — Степанов опять нахмурился. — А почему Пашенко вас сразу к Эмману не забросил? У него там столько вертолетов.

— По программе экспедиции нам нужно начинать с Ключей.

— И много вас? Сколько груза?

— Всего семь человек. И килограммов двести груза.

— Двести? — усмехнулся Степанов.

— Ну, триста пятьдесят-четыреста.

— Уже четыреста, — покачал головой Степанов. — Ну, это для нас не проблема… Ладно, транспорт будет. Или вертолет, вот Федорыча все равно нужно туда закинуть, или машина.

— Вот большое спасибо!

— Только ни дров, ни воды на Апохончиче нет, — сухо добавил Степанов. — Сразу предупреждаю, на нас не рассчитывайте.

— Это я знаю. Я уже бывал на Апохончиче.

— Вот и хорошо.

— Но на Апохончиче раньше был родничок.

— Пересох. Где вы устроились?

— Да пока нигде. Мы только что из аэропорта. Остальные с грузом еще там.

— Гостиница у нас занята… Вот это вас устроит? — показал он в сторону старенькой шатровой палатки в углу двора.

— Вполне. В крайнем случае свои палатки поставим.

— Тогда устраивайтесь. Вечером подойдете, после пяти где-то. Может, к тому времени будет известно насчет вертолета. Правда, плохо с горючим… Ну, до вечера! А в аэропорт у нас сейчас машина пойдет. Кузьмич, скажи, чтобы забрали ребят.

Они втроем пошли дальше по тропке, Владимир Федорович Танюшкин снова принялся в чем-то горячо убеждать завхоза, а мы с Семеном Петровичем отправились к дырявой шатровой палатке,

И тогда тут стояла такая же. Неужели та же? Не может быть.

Надо же, я снова на этой поляне, и так же сверкает Ключевской. Вон там, широко разбросив руки, мы лежали с Римтасом в высокой траве. Надо будет бросить ему открытку. Пусть наши пути разошлись. Но все равно — надо быть выше этого.

После пяти, как договорились, я пошел к Степанову. На всякий случай прихватил немного чесноку: я знал, какая это здесь редкость, и, собираясь в дорогу, специально взял побольше.

В белом двухэтажном домике вулканостанции, спрятавшемся в тенистых зарослях японской березы, как и восемь лет назад, было чисто, гулко от тишины — все в поле — и уютно. Разувшись на крылечке, по скрипучей лесенке я поднялся на второй этаж. Степанов был в своем кабинете.

— А-а, садитесь, — поднял он голову от каких-то хозяйственных бумаг, задвинув их в стол. — Вертолета, наверное, не будет. Нет горючего. Завтра пойдет машина. В девять будьте в полном сборе.

— Большое спасибо!..

— Еще чем могу быть полезен?

— Все, спасибо! Там уж как-нибудь сами. И так неловко, я ведь знаю, все к вам с просьбами. Но уж раз зашел разговор, не могли бы показать карту того района? У нас очень плохонькая. И немного проконсультировать.

— Пожалуйста. Только с собой, сами понимаете, дать не могу, а минут через пятнадцать ухожу.

— Да мне всего минут на пять. Только сравнить со своей.