Ночной карнавал - Елена Крюкова

Помню. Моя мать была…

Поцелуй меня в щеку. Идем обедать. Великая трапеза. Вытирай рот салфеткой. На ней стихи. Начертаны цветным мелком. О Великая Царица, о, благословенна будь. Обозри любимы лица. Обозри печальный путь. Обозри века ужасны, где, в огне чужой печи… О, молчи. Молчи. Молчи.

Великие княгини возьмут тебя в Театр на торжественный спектакль. Пчелиное жужжанье люстр. Пылающие лампионы. Красивый балет. Ах нет, это опера, я перепутала. В опере ведь поют?.. Ты что, Царица, как Васька Юродивый. Совсем рехнулась. Из ума выжила. Седые космы висят, мотаются метелью. А на дыбу тебя?! А в застенок тебя?!.. А на плаху… На плаху я сама посылаю. Вождя разбойников в клетке везут. Лицо красно; распарено страхом смерти; орет, ревет как медведь, и руки-ноги в цепях, и когтями прутья рвет, и огнь и дым изрыгает. А я смеюсь заливисто. Потом как помрачнею. Брови сведу. Подступиться боятся. Трусят. В штаны накладут.

Не богиня… не гадина… не убийца… не прелюбодейка… чужого не возжелала… хлеб свой со слезами грызла, подмерзший, ледяной… и зачем только я еще жива… и отчего же мне не дадена золотая голова… Я бы гладила ее медные блики; золотые — ниткой — швы. Я б отбрасывала с лика пряди золотой травы. Что поешь, медведица?! Крепка железная клетка, Царица прокаженных, Владычица проклятых?!.. Что толстые прутья лапами трясешь… Выбежать на волю хочешь?!.. Я б ощупывала ночами гудящий золотой котел: вот она, корона, вот оно пламя, вот он, золотой престол. Вот она, золотая слава — по трактирам, на путях; вот они… Эй, ты!.. Долго еще тут будешь квакать!.. Кукарекать!.. Бедняжечка… бедолажечка… в клеточке везут… штыками в бока тыкают… ребро прободенное болит… из ладоней брусничный сок капает… А хорошо бруснику под водочку, Сергунька!.. Ох, хорошо, Ивашка… А еще лучше — кус селедки да шмат ржаного, да кольцо луку, да чтоб шарманщик заиграл «Разлуку».. Вот они… Вот они, стакашки, наливай да разбивай чашки… эх, отменно… закусить… р-раз в глотку… ее казнят, казнят за дело… а не путайся с Сатаною, не играй с ним в прятки, не заводи шашни….. вот они…

Вот они, скипетр и держава — в крепко сцепленных костях.

Накинь мантию на мой скелет. Пустые глазницы ясно глядят.

Теперь-то я все вижу. Вижу. Вижу.

— Эй! Пташка! Собирайся! Я сдержал слово! Теперь ты моя. На три дня, как и обещал!

— А почему не на всю оставшуюся жизнь, жадина?

Мадлен соскочила с кресла. Она спала. Опять спала. Зачем она спит днем? На ходу? Чуть присев, притулившись? Мадам будет бить ее за то, что она много спит.

— Куда мы идем сегодня?

Она потерла щеки ладонями. Расцарапала ладонь алмазиком, торчащим в мочке. Зевнула. Граф нетерпеливо дернул ее за руку.

— Не собирай сумку. Иди в чем есть.

— В чем мать родила?.. — хихикнула Мадлен.

— Я предпочел бы. Шутки в сторону. Я все тебе купил, что надо. Я не могу больше похищать тебя на час, на два. Я решил тебе кое-что подарить.

— Подарки! — взвизгнула Мадлен и повисла у графа на шее. — Я люблю подарки! Что ты мне подаришь?.. а я тебя за это поцелую… везде, везде…

— Я вывезу тебя в свет, — холодно сказал граф, обдавая ее кипятком взгляда. — Попробуй только там отчебучить номер. Веди себя прилично. Не кури. Не сори. Мороженое из ложки не прихлебывай. Канкан не танцуй. Посреди залы приема на паркет не ложись нагишом. Это высший свет Эроп. Это твои сны. Три дня ты будешь жить в своей мечте. Три дня. Это мой подарок.

— Три дня, — повторила Мадлен, как заводная игрушка, — три дня.

Она помолчала. Занавеси в будуаре отдувал ветер с берегов Зеленоглазой. На улице, под окном Веселого Дома, продавщица креветок кричала: «Отборные креветки!.. Самые лучшие!.. Свежайшие!.. Из лагуны!.. Цвета коралла!.. Вкуса амброзии!.. Купите, господин, купите, госпожа!.. Недорого!.. Пять монет!.. Райское наслаждение!..»

— А там, где мы будем жить… в том отеле… там в ресторане подают креветок к столу?..

— Ты будешь жить у меня, — ледяное лицо графа плыло по времени застылой лодкой, — мои мать и сестра уехали. Невесты тоже нет в Пари. Я разогнал женщин. Ты одна осталась у меня. Моя царица. Мой птенчик.

Корка льда на его лице не таяла. Мадлен испуганно помотала головой. Накрутила прядь волос на палец.

— Я не поеду с тобой. Ты злой.

— Я люблю тебя.

Он шагнул к ней. Они обнялись. Он подхватил ее на руки.

— Ты была с художником, — зло зашептал он. — Ты была с сапожником; ты была с кем угодно. Но я не кто угодно. Я граф. Во мне течет кровь графов Анжуйских. Я влюбился в девку, и я хочу вывезти ее в свет как царицу. Пусть все завидуют мне. Я тоже хулиган, как и ты. Давай похулиганим всласть. Надуем всех.

— Давай, — радостно согласилась она. — Начнем!

Он кинул ее на кровать. Разделся в мгновение ока. Упал на нее.

— Ты упал на меня как снег, — шепнула она, застонав под его тяжестью.

Они вышли из Дома мадам Лу поздно, когда вечерело, просадив на объятья, крики и восторги впустую, прокутив, проев и пропив один из драгоценных купленных трех дней подаренной свободы.

Что такое высший свет, Куто?

А это так, Мадлен; это то, что люди изобрели себе, чтобы понять, кто и зачем стоит на лестнице ближе к Богу. Кому поют песни шестикрылые серафимы.

На какой лестнице, Куто?..

На той, что приснилась Иакову. Она розовая и сияющая. Вся залита Солнцем. И Ангелы стоят по обеим сторонам, вдоль перил, увитых плющом и розами и листьями винограда, стоят и машут опахалами, листьями папоротника, кружевами, чтоб возбудить ласковый ветер и охладить потные щеки усталого путника, спящего под смоковницей. Ангелы поют колыбельные песни. А один Ангел машет павлиньим пером. А на ступенях лестницы стоят Величества, Высочества, Сиятельства, Светлости, Милости, Превосходительства, Преосвященства, Высокоблагородия. Их лица источают свет и сияние. Развеваются под ветерком благородные космы. Сверкают высочайшие лысины. Ордена на мундирах. Ожерелья на голых грудях. Это знать всей земли; а ты дочка простонародья. Так шагни шаг и окажись на ступенях лестницы. Задери юбку и покажи всем им свою золотую туфельку, вызолоченную дешевым сусальным золотом, купленную в лавке старухи Дюпле. И лицо задери. Кверху, к небу. Пусть увидят короли и принцы, какие у моей девчонки синие глаза.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ

Солнца! Солнца люстр в полнеба!

Они полыхают жаром и радостью над моей головой, и я задираю голову и гляжу на них; о, как вы ослепительны, сверкающие Солнца, я пью ваше золотое молоко ослепшим от счастья лицом. Где я? Какая честь мне: кто взял меня сюда, в царство Солнц? Граф купил мне немыслимый наряд, у меня никогда такого не бывало: платье из сплошных кружев, чисто-белое, как свежевыпавший снег… очень открытое платье, декольте едва прикрывало кончики грудей, ключицы и гортань розовели от стыда; я не могла привыкнуть, что на обнаженную меня смотрят сотни чужих глаз, это было странно, ведь я спала с сотней чужих тел и не плакала.