Принеси мне их сердца - Сара Вулф

– Но в этом-то и загвоздка, не правда ли? Даже если я заполучу свое сердце обратно, предотвращу войну, если верну целых два детских сердца в пустые грудные клетки… на моих руках все равно останется кровь. Я не могу исправить то, что сделала. – Я заставляю себя поднять на нее глаза. – Так что не стоит. Не стоит беспокоиться о безопасности монстра. Бросьте меня волкам. Отправьте на растерзание стражникам. Только не просите ждать еще дольше – это гораздо более жестоко.

И’шеннрия смотрит на меня по-другому, так, как смотрела лишь на портрет лорда И’шеннрии. С нежностью. С болью. С сожалением. С теплотой. Взглядом, которого я недостойна.

– Ничего не имею против жестокости. – Ее слова полностью противоречат выражению лица. – Охота безопаснее. Можешь сходить на это тайное рандеву с принцем. Но ты не станешь забирать у него сердце. Это нужно сделать во время охоты.

– Почему? – возражаю я.

– Потому что я так сказала. – Она повышает голос, чтобы поставить меня на место.

Ощущение такое, будто кто-то вынул из меня внутренности и разложил их на горячих углях. Я разворачиваюсь и вылетаю из комнаты, в голове между насмешками голода, словно темные боги, сражаются страдание и ярость.

Я пытаюсь отвлечься чтением детской книжки, взятой из внушительной библиотеки особняка, но даже там оно настигает меня – изображение Бессердечных, с неестественно длинными конечностями, бегущих по лесу за ребенком, их глаза, дикие и выпученные, чернее ночи, белков не видно вовсе. Бессердечный, поглощенный голодом. Сплошные клыки и когти. Во всех этих шелках и притворстве я позабыла истину: по своей сути я чудовище с этой страницы, а они все лишь дети, которым следует от меня убегать.

И чтобы избежать участи монстра, я должна обречь на нее Люсьена. Интересно, будет ли он скорбеть? Изнывать от ярости, как я, после обращения? Превратится ли его жизнь в беспросветную тьму, которую он попытается прикрыть легкими словами и милыми шутками, как у меня? Проклянет ли он мое имя?

Будет ли ненавидеть меня так же, как я себя ненавижу?

Из окна я наблюдаю, как Перриот, мальчик из конюшни И’шеннрии, играет с двумя другими детьми, слугами из других особняков: они не голодают, как уличные бродяжки, но и одеты совсем не так, как знатные господа. Держась за руки, они кружат вокруг кожаного мяча, радостно во всю глотку распевая что-то вроде детской считалочки:

Раз – удар, два – удар,

целься в голову,

Раз – прыжок, два – прыжок,

двигай в сторону.

Скоро, скоро время

Наступит для костров.

Утопим злую ведьму,

Спалим ее рабов.

* * *

Пока восходит тройная луна и я принимаю ванну, Реджиналл, по указанию И’шеннрии, достает кое-что из ее гардероба, кое-что времен ее юности, – черный хлопковый наряд со штанами, просторными рукавами и длинной мантией, идеально скрывающий тело и при этом позволяющий человеку быстро двигаться. Но едва я начинаю интересоваться, где она такое отхватила, И’шеннрия тут же меняет тему. Как только она уходит, Реджиналл с блеском в глазах рассказывает, что наряд остался с тех пор, как служба в Диком дозоре была обязательной для всех юных аристократов, еще до Пасмурной войны. И’шеннрия была скаутом. И’шеннрия в Диком дозоре? Трудно представить элегантную И’шеннрию на островном континенте – Фералсторме, холодном и суровом, – где группка профессиональных рейнджеров ведет строгий контроль и учет всех магических созданий мира. Ее скаутский костюм едва на меня налезает. Я закалываю волосы сзади и набрасываю на плечи плащ.

– Не трогай его сердце. И не выдай свой статус Первой крови, – напутствует И’шеннрия на ступеньках особняка, поправляя мне капюшон. – Сможешь незаметно пересечь канал между районами, если пройдешь вдоль труб водяной почты.

– Для приличной леди вы ужасно осведомлены о тайных вылазках в Ветрис, – протяжно говорю я. Она отвечает слабой улыбкой, и мое мрачное настроение немного улучшается.

– Я не всегда была пожилой женщиной.

Она провожает меня, и я выхожу в сумерки, Близнецы дрожат в закатном небе, наливаясь красным. Голубой Гигант этим вечером бледно-лазурного цвета и гладкий, точно мед. Запутанный клубок медных труб водяной почты тянется через весь канал, отделяющий квартал знати от простолюдинов, приходится балансировать, перескакивать и нырять сквозь корни тысяч металлических деревьев. Магазинчики и лавки пусты, на ночь их завесили пестрыми одеялами. Работают только дома утех, да еще жрецы и жрицы Кавара в храме. Возле борделя охотится зазывала – и сегодня вечером он решает попытать счастья со мной.

– Ну же, госпожа, позвольте нашим симпатичным парням продемонстрировать вам, как целуются настоящие мужчины!

Я кричу в ответ:

– Нет, спасибо! Я берегу первый поцелуй для сногсшибательного красавчика по имени Успех!

Мужчина посмеивается, и я ухожу в сторону западной площади, где сияет храм Кавара. На его самом высоком шпиле – Глаз Кавара, что в лунном свете отбрасывает тень, скрывающую каждый мой шаг. Две жрицы в безупречных серых одеждах подметают лестницу, их шеи украшены медальонами с кристаллами, а лица невозмутимы. Они поглощены работой и выглядят такими… нормальными. Их кормит храм, одевает храм. Стражник-келеон, который присматривает за портретами Д’Малвейнов, – Норан? – его слова звучат у меня в голове. «Чтобы выжить в этом жестоком мире». По этой причине он служит королю. Неужели этими жрицами движет то же – просто попытка выжить? Мне знакомы демоны, скрывающиеся за маской спокойствия, – нетерпимость, ненависть. Или все дело в Гавике? Что научило этих жриц ненавидеть: религия или влияние эрцгерцога? Или неудержимая машина войны сотворена взаимными усилиями?

После скольких ордалий они так же прибирались? Сколько молитв спели, призывая погибель на головы почитателей Старого Бога?

Жрицы замечают мой взгляд и, широко улыбаясь, призывно машут рукой. Я разворачиваюсь и ухожу, хвост моей накидки волочится за мной по пятам.

До ушей доносятся звуки празднества, толпа выплескивается на улицы. Я с болезненным любопытством следую за людьми – очередная ордалия? Вскоре меня охватывает чувство, будто вокруг собрались все жители Ветриса – старые и молодые, пьяные и трезвые. Я ошиблась, это не ордалия: толпа поет, танцует, на всех разномастные белые маски, и щели для глаз очерчивает знакомый символ Кавара. Массивные барабаны на запряженных лошадьми повозках отбивают ритм, лютни напевают радостный мотивчик.

– Эй, леди! – звонко восклицает маленькая девочка, предлагая мне маску из корзины.

Я беру и спрашиваю:

– Что празднуем?

– Зеленалий почти пришел! – отвечает девочка. – Кавар благословляет водяные насосы, чтобы у нас был хороший урожай и