Принеси мне их сердца - Сара Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты?
Он усмехается.
– До ее смерти мне было наплевать на то, что какие-то незнакомые сироты умирают на улице от голода. Я был юн и эгоистичен.
– Ты был ребенком…
– Невежество не оправдывает жестокость, – обрывает он. – У меня были мои игрушки, пудинги и лошади. Мне не было дела до внешнего мира.
– Но она умерла, – добавляю я.
Люсьен кивает.
– Когда ее не стало, я отправился на улицы города. Но теперь все изменилось. Если бы я потерялся на Параде Зеленалия, отец не стал бы меня искать. Он был слишком поглощен собственным горем, чтобы заботиться обо мне. Нанял Малахита мне в охрану, в страхе и меня потерять из-за ведьм. Просто зациклился на этом. Но чем больше времени я проводил на улицах, те яснее осознавал, что другие люди теряют сестер каждый день, причем из-за всяких глупостей – вроде нехватки хлеба, отсутствия одежды или холода. Из-за того, что можно предотвратить. И я начал воровать. Ну, правильнее было бы сказать, я смотрел, как воровали другие оборванцы. И начал копировать их. А потом стал копировать лучших. А потом и сам стал одним из лучших.
Он убирает с глаз мокрые от пота волосы.
– А ты? Как ты этому научилась?
Меня охватывает порыв рассказать ему правду. Но вместо этого я пожимаю плечами.
– Моя история куда менее трагична. Когда я росла, мне было нечем заняться. Собирая красивые вещи, я чувствовала себя лучше. Короче говоря, меня научил эгоизм.
– Как и всех нас, – шепчет он в ответ. Спустя мгновение я замечаю у него в руках странно знакомую хрустальную шпильку.
– Где ты ее взял? – Я тянусь к ней, но он поднимает руку повыше. Я подхожу ближе, отчаянно пытаясь выхватить заколку, но он держит ее так, что мне не дотянуться. Я придвигаюсь так близко, что чувствую жар от его груди, гладкость его кожи.
– На Приветствии, – ухмыляется он сверху вниз. – Когда столкнулся с тобой.
Я подпрыгиваю, но он поднимает ее выше, и наши грудные клетки соприкасаются, когда я падаю вниз. Кровь приливает к щекам, и я выпаливаю:
– Как ты это сделал – там же было столько народу?
– Я тебе говорил – я стал одним из лучших.
– Ты явно не видел леди И’шеннрию в гневе, – заявляю я. – Иначе обмочился бы. И тут же вернул эту шпильку обратно.
– У И’шеннрии их десятки. Я отдам ее той девчушке, – настаивает он.
– Той, которой отдал золотые часы?
– Той самой. Хоть она и выглядит робкой, зато отлично умеет торговаться на черном рынке Ветриса. Золото, которое она получает от продажи моих побрякушек, помогает маленьким сиротам выжить.
– А я-то думала, откуда в Ветрисе такая здоровая популяция оборванцев, – задумчиво отвечаю я. Он сгибает руку и предлагает мне локоть, как господин даме.
– Еще одна небольшая прогулка по городу, в таком случае? Обещаю, что к комендантскому часу будем дома.
Я смеюсь.
– Ты лжец. Весьма обаятельный лжец, но все равно лжец.
Он закатывает глаза и идет вперед. В один призрачный, поцелованный лунным светом миг я прогуливаюсь с Люсьеном рука об руку, разгоряченная танцем, опьяненная собственной человечностью. И опьяненная иллюзией свободы, которую ощущаю под этим звездным небом, в лабиринте городских улиц. Мысль забрать его сердце всплывает раз или два, но я загоняю ее внутрь, отказываясь рушить это мгновение. Всего одно мгновение человеческого бытия – неужели я прошу слишком многого?
То же самое я говорила себе перед танцем на параде. Я начинаю жадничать. Пока я восхищаюсь его хищным профилем, таким гордым и сильным, голод не желает, чтобы я его игнорировала.
Знал бы он, что ты такое, разрубил бы тебя на части своим белым мечом. И охотился бы, как охотится на других монстров.
Я резко вынимаю руку из его руки. Это правда. Принц убил бы меня, если бы знал, чем я являюсь. Меч у него на поясе холодно поблескивает, когда он поворачивается ко мне, приподняв одну бровь.
– Что-то не так, леди Зера?
– Я… я просто вспомнила, – оправдываюсь я, – кто мы такие. Вы кронпринц, а я леди. Притворяться неправильно…
Лицо Люсьена мрачнеет.
– Притворяться? Так вот что это, по-твоему, было? Я не играю. – Его взгляд прожигает насквозь. – А ты?
– Нет, – начинаю я. – Просто это…
Он резко наклоняется ближе. Его запах – с примесью пота и ароматом ночного воздуха – кружит мне голову, проникая до костей и воспламеняя их. Он квинтэссенция человека. Такой темноволосый, стройный и высокий, его губы так близки и так привлекательны. Поцелуй. Каково это – целовать принца, юношу, хищную птицу? Быть так близко к кому-то, нежной с кем-то, после трех лет пустоты, наполненной лишь болью и сожалениями?
– Если бы я поцеловал тебя здесь и сейчас, – шепчет он, и его голос отдает грохотом в моей груди, – это не было бы игрой.
Он преодолевает оставшееся между нами расстояние, и голод набрасывается на меня из пустоты.
Мой! – визжит он, удлиняя мои зубы и затуманивая красным взор. – Наконец-то он мой!
Собрав последние осколки здравого смысла, я отталкиваю его руками. Люсьен отшатывается, и жар между нами тут же превращается в холод.
– Я… – Я сглатываю горечь сожаления и облегчения одновременно, благодаря богов за то, что маска скрывает мое лицо и острые зубы. – Я не могу. Это неправильно.
Принц Люсьен выглядит ошарашенным – не из-за того, что я его оттолкнула, а скорее из-за собственного поступка. Он смотрит на свои руки, словно желая убедиться, что они точно принадлежат ему. И прежде, чем я успеваю придумать шутку, чтобы залатать прореху, воздух разрывает пронзительный крик. Люсьен поворачивает голову в сторону источника звука – он доносится из близлежащего заброшенного дома.
– Только не рынок, – шипит он сквозь стиснутые зубы и бросается в полуразрушенный деревянный дверной проем. Взволнованная и обеспокоенная, я спешу за ним. Весь дом обуглен – жертва давнего пожара. Крики доносятся откуда-то снизу, я растерянно оглядываюсь, пока Люсьен не открывает люк, больше напоминающий груду обгоревшей древесины. Он ныряет вниз, и я следую за ним в плохо освещенный, облицованный кирпичом тоннель. Крики становятся громче, к ним добавляется грубая ругань приказов. Лязг оружия.
Происходящее так неожиданно и пугающе – настолько сюрреалистично, что Люсьен достает свой меч, а я свой. Минуту назад все было мирно, не так ли? В лесу Ноктюрны время словно застыло,
