Моя судьба - Саша Канес

Я в очередной раз была потрясена и тронута заботой этого человека. По большому счету, я являлась для него исключительно обузой. Они могли с Лалитом спокойно продолжать работать и без меня. Наличие моего офшора, и даже его названия, не было столь принципиальным. Однако Семен зарегистрировал имя нашей фирмы как торговую марку и обратился ко мне с предложением сместить Егерева, занимающего формально должность генерального директора, с его поста. Сделать это не составляло никаких проблем, учитывая то, что у меня был контрольный пакет акций. Мы договорились уволить Егерева немедленно после того, как я вывезу свое семейство из Москвы и мы все почувствуем себя в безопасности.

Лалит сообщил мне, что он, разумеется, закрывает тему экспорта зерна из России, так как осознает, что и этот бизнес тоже является здесь бандитским и неуправляемым. А учитывая изменения, произошедшие в нашей компании, он вообще прекращает отныне здесь все свои дела и приложит дополнительные усилия к тому, чтобы перед Егеревым закрылся индийский рынок.

— И чай свой пусть берут в Цейлоне, на Шри-Ланке, — сказал он, вглядываясь в стоящую у меня на полке «Чалму Сингха».

И тут у меня появилась идея:

— Лалит! У меня есть для вас работа!

— Работа для меня у всех есть, уважаемая! А будет ли за эту работу оплата? Вот в чем вопрос! — засмеялся брахман.

— А зарплату таким, как вы, уважаемый господин Чатурвэди, пьющим брахманам лично не выдают. Деньги вручают женам…

— Горько плачущим возле проходной завода! — поддержала меня Анита.

— Ладно вам!.. Тоже мне, профсоюзный комитет! — парировал Лалит. — Излагайте, уважаемая, вашу светлую идею.

— Предлагаю вам, Лалит, пока вы думаете, как нормализовать ваш постоянный бизнес, зарегистрировать торговую марку «Чай обычный». Думаю, это название пока не занято, и вы не столкнетесь с особыми сложностями.

— Допустим.

— Мы с вами купим несколько центнеров самого лучшего чая и расфасуем их в роскошные пачки с голографической надписью «Чай обычный», после чего ввезем этот чай в Россию и продадим его без всякой рекламы по дешевке себе в убыток!

— И?! — хором спросили Анита и Лалит.

Они оба, как мне показалось, уже начали догадываться, что я предложу дальше.

— Мы подадим в суд на владельцев марки «Чалма Сингха» за антирекламу и потребуем экспертизы качества!

— Российские эксперты-дегустаторы за деньги выпьют настой лошадиного говна и подтвердят под присягой, что это лучше, чем бесценный «Императорский чай»! — усмехнулась Анита.

— Это, конечно, так… — задумался Лалит. — Но! Но мы найдем способ разбираться с ними не в Российской Федерации, а совсем в другом месте! Тем более что «Чай обычный» будет не российским, а мировым брендом — гордостью Гималаев и… окрестностей!

Тем не менее пачка с изображением нашего маленького ворсистого друга Манго Сингха была вскрыта. Чай, кстати, оказался по-прежнему вполне терпимым, и мы продолжили под него нашу интересную беседу.

— Что вы собираетесь делать после того, как…

— Заберу ребенка?

— Именно! — Лалит с явным отвращением отхлебнул горячего безалкогольного напитка.

— Свалю отсюда на неопределенное время вместе со всеми моими родными. Поеду к Большому Тао. Лене я больше не нужна, так что в Израиле меня никто не ждет. Россию я боюсь. Ключи от всего жилья вот — Аните отдам.

Та усмехнулась:

— Да, я привыкла занимать твое место…

— В тюрьме, — вздохнула я. — А я заняла твой дом на воле.

— Расслабься! Главное, попробуй найти мой загранпаспорт. Мне к Лалиту нужно ехать лечиться.

— Мы сейчас придумаем, как тебе сегодня вечером туда съездить и как объяснять маме, что тебе понадобилось лезть в мой рабочий стол.

— Так позвони ей сама! — пожала плечами Анита.

— Во-первых, там стоит определитель номера, и мама может увидеть, что я звоню из Москвы, а во-вторых…

— Что во-вторых?

— Мама по голосу поймет, что что-то не так…

— Ладно! Не к спеху! Чего мы вообще суетимся?! Ты же завтра утром улетишь, а вечером уже вернешься. Послезавтра вместе поедем — найдем!

— Надеюсь! — отозвалась я. — А нет, так новый паспорт сделаем! Добрые люди помогут!

В этот момент Лалит раздраженно опустил чашку в блюдце:

— Нет! Не могу я это пить! Никогда брахманы чая не пили и пить его не должны! Это все от проклятых англичан пошло! Привезли эту заразу из Китая и заставили нас, безропотных, растить эту ерунду! Если вам так уж необходимо пить что-то горячее, то будем варить грог!

— А рецепт грога, конечно, брахманы из Бхагават-Гиты вычитали! И пьют его со времен «Рамаяны»! — прыснула ему в лицо Анита.

Она встала, схватила Лалита Чатурвэди за уши, прижала к своей обширной груди и поцеловала в седую шевелюру.

— Алкаш ты мой родной! Чудо ты мое брахманское!

Анита повернулась в мою сторону. В глазах ее стояли слезы.

— Счастливая ты! У тебя есть семья: мама, дочка…

— Две дочки и сын!

— Тебе есть за что бороться и для чего жить! А у меня никого, кроме этой старой неруси, не осталось! — И Анита еще сильнее прижала к себе Лалита. Тот не сопротивлялся.

Перед тем как они ушли, я отдала им второй комплект ключей от своей квартиры. Дома у Лалита отключили горячую воду, и Анита попросила разрешения после того, как вернется из аэропорта, помыть у меня дома голову.

— Это твой ключ, и это твоя квартира, — ответила я на эту просьбу. — Во сколько рейс?

— Вылет в семь тридцать утра, — ответила Анита. — Мы приедем в аэропорт за два часа до вылета. То есть в полседьмого-семь я буду уже мыть голову здесь под душем, раз ты мне позволяешь…

— Отлично! — я показала ей большой палец. — Отправляешь в Женеву господина Чатурвэди, приезжаешь сюда, делаешь что хочешь и ждешь меня. К вечеру я вернусь из Волгограда, и мы еще как следует пообщаемся!

Волгоград

и не только

Господин Култыгов прибыл за мной на министерском «Мерседесе» ровно в шесть часов утра. Москва только начинала просыпаться, пробок не было, и за сорок минут мы домчались до подмосковного военного аэродрома. Истребителей я не увидела, зато повсюду громоздились тяжелые транспортные громады. Из бездонного брюха одного из «Илов» солдатики выгружали резную мебель красного дерева. Другой самолет привез китайские игрушки.

Переделанный под VIP-салон «Ту-134» Министерства по чрезвычайным ситуациям стоял на отдельной площадке в дальнем углу стоянки. Нас с Али-Хассаном подвезли прямо к трапу. Через десять минут самолет уже был в воздухе.

Али-Хассан сегодня был то ли очень озабочен, то ли просто не в духе. Он продолжал лучезарно улыбаться, был вежлив и предупредителен, но в отличие от первой встречи молчалив. В машине мы вообще не обмолвились и десятью словами. Сразу после взлета длинноногая блондинка в потрясающем синем костюме сервировала нам прекрасный завтрак с икрой и шампанским.

— Это не МИД! — улыбнулся Али-Хассан, чокаясь со мной ледяным «Родерером». — Это МЧС!

Подавая подогретые тосты и разливая кофе, сексапильная стюардесса, словно нарочно, то справа, то слева нависала над элегантным дипломатом своим роскошным тяжелым бюстом. Он в ее сторону даже не смотрел. Думал все время о чем-то своем. Когда дело дошло до кофе, он откинулся с чашкой в руках в просторном кожаном кресле и внезапно задал мне вопрос:

— Утомили вас, наверное, мои соплеменники?

— Я не делю людей по национальностям, — по инерции отреагировала я.

Я вообще не поняла, зачем он полез в эту скользкую тему. И так, кажется, всем все понятно!

— История каждой нации, — вздохнул Али-Хассан, — это история преступления и позора! Те, кто гордится делами своих предков, либо дураки, либо политики! Если верить исторической науке любой страны, каждый народ или благородно защищал свою исконную землю, или столь же благородно присоединял к своим владениям что-то там еще, неся при этом, разумеется, свет цивилизации. К чему вообще нужен прогресс, если прошлое настолько хорошо, что им следует гордиться?

Вопрос был явно риторический, и я на него отвечать не стала.

— А вот мой народ пас баранов и грабил на большой дороге. До ислама грабил просто так, а приняв новую веру, грабил уже во имя Аллаха! И сильно в том преуспел! Рассказать вам сказочку, уважаемая моя спутница?

— Время у нас есть, — кивнула я. Мне действительно стало интересно, что расскажет этот обаятельный чабан-международник.

— На историческую достоверность, кстати, сказочка эта не претендует. Она, как говаривал классик, — ложь!

— Но в ней намек! — отозвалась я.

— Правильно — добру молодцу урок! — Он допил кофе, поставил на столик чашку и продолжил: — Много-много лет назад поселились люди в самом сердце Аравийского полуострова. Это были те, кто не хотел, чтобы их узнавали и находили. И наверное, были у них на то причины, потому что иначе зачем селиться там, где нет воды и так мрачно и тоскливо, что даже верблюд тоскует, не находя для себя и колючек вдоволь. Там не росли колосья злаков. Там не было никаких полезных животных. Даже скорпионам было неуютно в этой пустыне всех пустынь. А люди там жили — жили тем, что забирали лишнее у купцов, идущих с караванами к Красному морю или обратно в Персию. А иногда они приходили на оазисы и брали там то, что им нужно было для себя. Другие арабы ненавидели их, называли бандитами и пугали рассказами о них своих непослушных детей. Каждый мулла в мечети проклинал их именем пророка. Но родился среди них великий человек. Звали его Ваххаб. Еще молодым он ушел из пустыни посмотреть другой мир и увидел базары и дворцы Персии и Турции, Греции и Передней Азии. Увидел он роскошь правителей и сонное довольство народов. И святой огонь ненависти поселился в его сердце. Он вернулся к своему народу и во имя Аллаха и Магомета, пророка его, благословил верующих на борьбу. Сказал он, что если в мире будет хоть один иудей, или христианин, или буддист, имеющий в достатке больше, чем беднейший из правоверных, то не должно погаснуть пламя беспощадной войны с неверными. И не на базаре, и не в духане место раба Корана, а в борьбе святой. И пусть горит земля под ногами неверных и рушатся жилища их. А тот мусульманин, что откажет братьям Ваххаба в чем-либо, не будет готов отдать на святое дело все, что у него есть, он хуже язычника и должен быть истреблен, как последняя собака! И теперь ни один мулла нигде в мире не посмеет назвать ваххабитов бандитами и ворами, но, наоборот, тайно или явно потребует от верующих помощи для воинов ислама!