Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сегодня впервые за столетие приходит законная передача полномочий от одного главы государства другому. Конечно, это непросто, и мы должны гордиться, что это происходит без переворотов, без путчей, без революций — происходит мирно, уважительно, достойно, — сказал он. — Такое возможно только в свободной стране, в стране, которая перестала бояться не только других, но и самой себя, собственной власти, освободившей граждан и давшей им свободы. Это, конечно, возможно только в новой России, которая научила людей свободно мыслить и жить. Да, мы писали историю новой России с чистого листа, что называется, методом проб и ошибок, было много нелегких испытаний, много трудностей, но сейчас всем нам есть чем гордиться — Россия изменилась. Изменилась потому, что мы берегли ее как зеницу ока и твердо защищали главное наше завоевание — свободу. Мы сохранили достойное место России в мировом сообществе, не дали стране скатиться к диктатуре, не допустили смуту, открыли путь к нормальному жизнеобеспечению людей, а успехи на этом пути — дело времени и напряженной работы.
Прощальные слова Ельцина прозвучали предостережением. Но человек, который в тот день вступал в должность президента, был решителен и сосредоточен, а когда взял слово, то заговорил о возрождении российского государства, о том, как важно знать историю, включая самые тяжелые моменты, и как важно относиться к истории с уважением. И хотя он вскользь упомянул о том, что нужно почтительно относиться и к демократическим достижениям, его основной посыл разительно отличался от речи Ельцина.
— Ради сегодняшнего торжественного события мы собрались сегодня здесь, в Кремле, в святом для нашего народа месте. Здесь, в Кремле, — средоточие нашей национальной памяти, здесь, в стенах Кремля, веками вершилась история нашей страны, и у нас нет права быть Иванами, не помнящими родства. Мы не должны забывать ничего, мы должны знать свою историю, знать ее такой, какая она есть, извлекать из нее уроки, всегда помнить о тех, кто создал Российское государство, отстаивал его достоинство, делал его великим, мощным, могучим государством. Мы сохраним эту память, и мы сохраним эту связь времен, и все лучшее из нашей истории мы передадим потомкам. Мы верим в свои силы, в то, что мы можем по-настоящему преобразовать и преобразить страну. […] Могу заверить вас, что в своих действиях буду руководствоваться исключительно государственными интересами. Считаю своей святой обязанностью сплотить народ России, собрать граждан вокруг ясных целей и задач и каждый день и каждую минуту помнить, что у нас одна Родина, один народ, у нас с вами одно общее будущее.
Среди тех, кто аплодировал ему из первых рядов, была и Семья — те самые официальные лица, которые помогли Путину прийти к власти. Там находился и Александр Волошин, в прошлом — талантливый экономист, а теперь — руководитель администрации президента. Рядом с ним сидел плотный хриплоголосый Михаил Касьянов. Этот чиновник из команды Ельцина на пике своей карьеры возглавлял министерство финансов и распоряжался выплатами внешних стратегических долгов России, а когда в канун Нового года Ельцин передал правление Путину, последний, во исполнение пакта о преемственности между ним и Семьей, сделал Касьянова премьер-министром, а позже, в мае, утвердил Волошина главой администрации.
Никем не замеченные, затерявшиеся в толпе официальных лиц были здесь и люди Путина из КГБ, которых он привез из Петербурга. В те дни о них почти никто ничего не слышал. Это и были те самые силовики, которые готовились продемонстрировать свою власть: вначале — в союзе с чиновниками Ельцина, а затем — и самостоятельно. Уже вскоре после инаугурации они ясно дали понять, что десятилетие свободы, которым так гордился Ельцин, подходит к концу.
Среди связанных с КГБ бизнесменов присутствовал и Юрий Ковальчук — физик, владелец контрольного пакета акций петербургского банка «Россия», учрежденного коммунистами на закате СССР. Был в зале и Геннадий Тимченко — предположительно бывший агент КГБ, который тесно сотрудничал с Путиным в северной столице, занимался экспортом нефти. Закаленные в жестоких битвах за наличность в Санкт-Петербурге, теперь они готовились удовлетворить свои аппетиты и в Москве. В безликой толпе затерялись и никому не известные коллеги, с которым Путин начинал службу в Ленинградском КГБ и которых он назначал своими заместителями, став директором ФСБ в 1998 году. На них тогда мало кто обратил внимание.
Среди этих соратников был и кряжистый Николай Патрушев — опытный шпион, который, по словам бывшего кремлевского чиновника, попался с поличным на организации взрывов жилых домов в Рязани. Патрушев сменил Путина на посту директора ФСБ, когда тот стал премьер-министром, и оставался в этой должности до конца его второго президентского срока. С 1994 года, задолго до карьерного взлета Путина, он занимал высшие должности в ФСБ в Москве. Патрушев был старше Путина всего на год, в конце семидесятых годов они вместе работали в контрразведке КГБ. Когда Путин стал вице-мэром Петербурга, Патрушев в новоиспеченном петербургском ФСБ возглавил отдел борьбы с контрабандой, а группа бывших кагэбэшников из числа людей Путина приступила к захвату главного канала контрабанды в городе — Балтийского морского пароходства и стратегического морского порта. Вскоре Патрушева перевели в Москву, где он быстро вырос до главы ФСБ. Изрядно пьющий, он изящно сочетал этику безжалостного капитализма и страсть к накоплению богатств с амбициозными планами по возрождению Российской империи.
— Он — простой парень, советский человек старой формации. Он хочет вернуться в Советский Союз, но только при капитализме. Капитализм для него — средство восстановления имперской мощи России, — сказал близкий к Патрушеву человек.
Близкий соратник Путина с этим согласился:
— У него всегда были очень независимые и смелые суждения.
Иными словами, Патрушев всегда был провидцем и идеологом возрождения Российской империи.
— Он — очень сильная личность. Один из тех, кто действительно верит в возрождение империи, и он заразил этими идеями Владимира Владимировича, — заявил один из приближенных.
Патрушев складно сочинял программные тексты, расписывая геополитические амбиции России, однако цели у него оправдывали любые средства. Он не умел разговаривать без мата, а если вы не матерились в ответ, он просто переставал вас уважать.
— По-другому он не понимал, — сказал его приближенный. — Он не мог говорить или вести себя иначе. Он приходил