Оазис грез - Филип Шелби

– А что думаете вы? Дэвид не двигался.

– В министерстве кому-то заплатили, чтобы выкрасть эту фотографию.

– Можно ли узнать, кто это сделал?

– Невозможно. Неизвестно даже, с чего можно начать поиски. Возможно, это сделал чиновник, но таких сотрудников переводят на другие места или повышают в должности каждые два года. – Дэвид помолчал. – Невозможно узнать, где он находится в настоящее время. Или даже жив ли он вообще.

– Что вы имеете в виду? – спросил Арманд.

– Если бы я занялся этим делом и пошел бы на риск подкупить кого-то выкрасть мне фотографию из паспортного отдела, то я бы пожелал, чтобы вор передал ее мне лично. Иначе обязательно возникнет возможность шантажа. Но в этом случае вор увидит мое лицо дважды: на фотографии и в реальной жизни, когда он будет передавать фотографию мне. Это делает меня еще более уязвимым. Единственно когда я могу почувствовать себя в полной безопасности, это тогда, когда с вором произойдет не бросающийся в глаза несчастный случай со смертельным исходом. Я уверен, – закончил свою мысль Дэвид, – что в каком-то из номеров газеты Валлетты «Глоуб энд мейл» появилась заметка о таком несчастном случае. Я распорядился проверить это предположение.

Оба мужчины понимали значение слов Дэвида. Майкл Сэмсон, кто бы им ни оказался, значительно более опасный человек, чем простой похититель денег в белом воротничке. Если он убил один раз, чтобы оградить себя, он, не колеблясь, сделает это опять, особенно если его выследят и загонят в угол.

– Что вы будете делать дальше? – спросил Арманд.

– Ничего. Ничего не буду предпринимать, пока не выясню, что стоит за слухом, о котором рассказал нам аббат.

Арманд нетерпеливо махнул рукой:

– Убить меня не так-то просто. Со мной Салим и остальные няньки, которых ты приставил. Нет, Дэвид. Я хотел бы, чтобы ты продолжал заниматься Сэмсоном. Где-нибудь должна быть его фотография или, в самом худшем случае, должен существовать кто-то, кто даст нам его описание. Включи свои драгоценные компьютеры, пусть они покопаются в накопленных в них сведениях.

– Вы уловили какой-нибудь запах, правда, Арманд? – тихо спросил Дэвид. – Что именно?

– Я склоняюсь к мысли, что у нас имеются две различные нити. Первую представляет Пьер, на нее нам указал Александр. А теперь мы наткнулись на вторую, на Майкла Сэмсона. Дэвид, думаю, что если мы потянем эти нити каждую в отдельности, то обнаружим, что они переплетаются…

Не все пассажиры круизного судна «Афина» захотели побывать в «Казино де Парадиз». Некоторые сели на автобусы, стоявшие в доках, чтобы совершить трехчасовую экскурсию по городу, а некоторые проводили время по своему усмотрению, посещая лавки, которые были рассыпаны по порту и набережным. И только несколько человек избрали вариант, который не входил в стоимость туристского пакета: обед в яхт-клубе Бейрута, трехъярусном комплексе, построенном на холмах на триста ярдов выше бухты и кораблей, с поездкой после обеда на фуникулере к статуе Святой Девы. Алехандро Лопесу ничего не стоило внести добавочную плату.

Как и подозревал Лопес, еда в клубе оказалась посредственной. Ясно, что ни правление, ни шеф-повара не придавали большого значения туристам. Но теперь у него появилась возможность осмотреть стекло от пола до потолка, которым был отгорожен обеденный зал, и определить его толщину. Получив такие сведения, он сможет решить, патроны какого калибра легче всего пробьют его и какой возникнет угол отклонения этой пули.

После кофе Лопес поехал на фуникулере, держа в ладони секундомер. Он два раза нажимал на кнопку секундомера, когда поднимался, а после прогулки вокруг статуи нажал три раза, спускаясь вниз. Лопес уже знал, что последний спуск фуникулера по расписанию бывал ночью, после чего все вагончики возвращались в депо, находящееся рядом с гаванью для яхт. Он знал также, что на карнавальную ночь туристы не станут кататься в этих вагончиках, а бейрутцы покинут свои дома, чтобы отпраздновать это событие. Единственная его задача будет заключаться в том, чтобы незаметно проскользнуть в трамвайчик, что будет сделать нетрудно, учитывая его возраст и халатное отношение обслуживающего персонала.

Что же касается самого выстрела, то Лопес не сомневался, что сумеет произвести его. Конечно, фуникулер будет находиться в движении, но ветра в это время практически не бывает. Вагончик не будет трясти, пока его колеса не коснутся площадки следующей эстакады, то есть не окажутся на шестьдесят футов ниже того места, с которого собирался выстрелить Лопес.

Скользя мимо яхт-клуба, Лопес последний раз взглянул на зеркальное стекло и стол, за которым будет сидеть его цель. Шестьдесят ярдов оптимальное расстояние для его ружья. Но Лопес отдавал себе также отчет в том, что его самым эффективным оружием станет внезапность. По берегам гавани стояло много высоких зданий. Вполне естественно, что полиция предположит, что роковой выстрел был произведен с суши. От зеркального стекла ничего не останется. Только стекло могло бы подсказать, откуда в действительности прилетела пуля. Даже если они окажутся ловкими и удачливыми, размышлял Лопес, и каким-то образом додумаются до фуникулера, то и тогда даже самое тщательное обследование не принесет успеха, оружие не будет найдено. Бухточка для яхт, ее грязная мутная вода, проглотит ружье, будто оно никогда и не существовало.

Вся атмосфера дышала карнавалом. Спускаясь зигзагами с горы, Катя заметила, как изменяются улицы. Красные, зеленые и белые полотна – цвета ливанского флага – протянулись между верхушками фонарей. Наклейки с изображением национального символа страны, кедра, появились в витринах магазинов. На перекрестках столпились мелкие торговцы, их тележки забиты миниатюрными флажками, майками с надписями и всякой всячиной. Политики тоже пользовались моментом, чтобы рекламировать себя. Стены здания залепили огромными плакатами с портретами кандидатов. Катя заметила, что среди них особенно выделялся Луис Джабар.

Майкл подкатил свою маленькую спортивную машину «эм джи» через Гранд-Корниш к центру города. Разглядывая сверкающую иллюминацию карнавала, Катя задавалась вопросом, куда они направляются. Майкл позвонил ей во время обеда и спросил, свободна ли она в послеобеденное время. Будет кое-что такое, заметил он, что ему хотелось бы ей показать. Сюрприз.

Майкл въехал на огромную площадь, на которой выделялись три скульптурные фигуры с вызывающе воздетыми к небу руками.

– Как называется это место?

– Площадь Мучеников, в память всех тех, кто пал в битвах за эту страну.

Это место напомнило Кате площадь Вашингтона в Нью-Йорке, являвшуюся местом встречи разношерстной публики, населявшей Гринвич-Виллидж. Помимо этого места, везде движение было ужасным.

Майкл вел Катю по улице, его приветствовали студенты, на майках которых были нарисованы эмблемы Христианско-арабского колледжа. Он представил Катю, но она быстро потеряла нить разговора, когда с английского перешли на французский, а потом на арабский. Катя обратила внимание на то, что на многих студентах были надеты тяжелые золотые распятия. Она спросила об этом одного из студентов.

– Это – символ нашей приверженности, – объяснил тот. – Приверженности себе и нашим арабским братьям. Благодаря своим пожертвованиям, Майкл Саиди позволил нам уже сейчас, пока мы еще учимся, делать свой собственный вклад.

– Я не поняла. Что именно он сделал возможным?

– Многое! Бейрут – это не только богатые люди. Есть тут и бедные, которые нуждаются в пище, одежде, медицинском обслуживании. Благодаря Майклу мы можем оказывать им различную помощь.

В другом месте площади Майкл остановился возле турецкого кафетерия, где двое престарелых мужчин сидели за чашечками размером с наперсток и курили кальян. По их фескам, обернутым широкими белыми полосками, Катя распознала мусульман-друзов.

Оба мужчины приветствовали Майкла как своего давно пропавшего сына. Они подвинулись, освобождая место для него и Кати, и настояли, чтобы прибывшие выпили с ними кофе. Катя согласилась выпить кофе, но любезно покачала головой, когда ей предложили деревянный мундштук от трубки с кальяном. Завязался оживленный разговор на арабском языке. Один из мужчин похлопал Майкла по плечу и на некоторое время отлучился. Возвратясь, он привел с собой дюжину детей, хорошо одетых и только что умытых, которые толпились вокруг него. Сначала дети стеснялись, но Майкл угостил их конфетами, и они тут же облепили его.

Старик дотронулся до руки Кати.

– Дети Майкла, – объяснил он на ломаном английском. – Хорошая жизнь для них теперь.

Когда они освободились от этого сердечного приема, Майкл сказал Кате:

– Как любой другой большой город, Бейрут подобно магниту притягивает другие, более бедные части страны. Зачастую не просто муж или отец приезжает сюда, снимается с места вся семья. Все для них становится более трудным, особенно поиски места для жилья. Семьи распадаются, дети оказываются на улицах.