Хюгге от коал. Жизнь среди деревьев - Даниэль Клод

В дальнем юго-восточном уголке Виктории – в густых, темных лесах Гиппсленда, где деревья когда-то вырастали до 100 метров в высоту, – местные жители гунайкурнаи отлично лазали по деревьям.

«С помощью томагавков они делают зарубки на коре, – писал в своих наблюдениях Джон Балмер, руководитель миссии Лейк-Тайерс на Гиппслендских озерах в 1870-х годах, – а затем взбираются по ним, как по ступеням, на высокие прямые деревья. Иногда они использовали ленту из волокнистой коры (янгоро): опоясывали ею дерево и опирались на нее спиной. Это облегчало вырезание зарубок».

Один человек забирался на дерево, а остальные ждали внизу.

«После долгих усилий они добирались до вершины дерева, иногда до высоты, вызывающей головокружение, при этом они сохраняли спокойствие и хладнокровно убивали добычу, – пишет Балмер. – Часто бывало так, что медведь забирался на отдельно стоящую ветку, и тогда ее нужно было перерубать, чтобы животное упало вниз, где с ним расправлялись другие члены общины. Несколько раз я видел, как после всех их усилий медведь прыгал на другое дерево, и людям приходилось проделать все то же самое еще раз или остаться ни с чем. Обычно они выбирали последнее».

Казалось, что коалы сидели на деревьях, словно ожидая, когда их «сорвут», однако их было не так легко поймать, при этом их было не так много, как других, более аппетитных животных, привлекающих охотников и хищников. В 1830-х годах исследователи заметили представителя народа дхаравал из южной части Сиднея, он охотился на коал с длинным тонким шестом с петлей, сплетенной из коры. Когда мужчина взобрался на дерево, коала попыталась укрыться на самых высоких ветках, слишком тонких, чтобы выдержать вес взрослого человека. Тогда охотник использовал длинный шест и попытался накинуть петлю на шею коалы. Животное сопротивлялось и пыталось снять петлю лапами. Затем охотник забрался выше, дерево наклонилось под его весом, но он продолжал попытки, пока ему наконец не удалось затянуть петлю на шее коалы. После чего он принялся тащить ее за собой вниз по дереву, держась подальше от когтей разъяренного животного.

Однако, как только они достигли земли, коала освободилась и прыгнула на ближайшее дерево, готовая снова вырваться на свободу, но ее сбили с ног томагавком, брошенным со значительной силой и точностью, как умели охотники дхаравала.

* * *

Иногда пишут, что охота коренных народов сдерживала или даже подавляла численность коал.

Существует история, основанная, главным образом, на рассказе Гарри Спичли Пэрриса (1885–1964), чей отец переехал в Австралию из Англии и занял около 80 акров земли на реке Гоулберн в Виктории в конце 1860-х годов. В 1930 году Пэррис опубликовал отчет, созданный по воспоминаниям местных поселенцев о критических изменениях, наблюдавшихся в этом районе до него и на протяжении его жизни. Он отметил, что в 1870-х годах леса из эвкалипта камадульского, окаймляющие реку, были густо населены коалами. Однако один из первых европейских поселенцев в этом районе, Уильям Дэй, приехавший в 1854 году, утверждал, что вообще не видел коал в течение первых трех лет пребывания, хотя, кажется, пожилые жители видели пару коал в других местах в этом районе.

«В течение месяца, – писал Пэррис об этих первых наблюдениях, – в этом районе были сотни медведей, что указывало на миграцию».

Далее Пэррис указывал, что до 1854 года в нижнем течении Гоулберна не было коал, несмотря на то, что они в изобилии водились в близлежащих районах: Гиппсленде, Верхнем Гоулберне и Данденонгских хребтах. Изначально Пэррис не верил, что охота коренных народов как-либо повлияла на коал. Он подозревал, что, скорее всего, причиной сокращения численности могли стать болезни. Но, написав об этом несколько лет спустя, Пэррис уже знал, что коренные жители действительно охотились на коал и ели их, что заставило его предположить другую причину упадка популяции.

«Количество медведей увеличивалось по мере уменьшения численности коренного населения, и в пятидесятых и шестидесятых годах [XIX века] они распространились на значительной территории», – утверждал Пэррис.

Пэррис, как и многие австралийцы, был обеспокоен судьбой коал, и он не единственный, кто связал судьбу вида с сокращением численности коренного населения. Пэррис хотел, чтобы коалы были вновь завезены в район Верхнего Гоулберна и охранялись, при этом его интерпретация воспоминаний местных обрела собственную жизнь и нашла отражение в литературе. С того дня в статьях по изменениям численности коал цитировали Пэрриса как неопровержимое доказательство того, что охота коренных австралийцев когда-то привела к резкому сокращению популяции, что, следовательно, поддерживало идею о том, что «чума» коал требует постоянной выбраковки и охоты для поддержания природного баланса.

Если когда-нибудь требовались подтверждения сомнительного и неуместного использования письменного слова в качестве «исторического доказательства», то лучшим примером служит статья бедного Гарри Пэрриса, призывающая нас заботиться о «самом любимом из диких животных».

* * *

Насколько многочисленны были коалы в лесах до европейской колонизации? Сократилась ли их численность из-за охоты местных жителей? Или аборигены, охотясь на коал, заменили крупных сумчатых охотников, таких как сумчатый лев или сумчатый волк? Это важный вопрос, который определяет то, как мы наблюдаем за популяциями коал, как обращаемся с ними и контролируем их численность. Являются ли они видом, который «необходимо» контролировать или их нынешний цикл подъемов и спадов просто артефакт жизнестойкого вида, пытающегося восстановить экологическое равновесие в разрушенном и продолжающем разрушаться ландшафте?

Бессистемные отчеты первых европейских исследователей и поселенцев безнадежно искажены собственными предубеждениями и культурными традициями. Они часто не видели того, что было прямо перед ними. А из-за потери столь значительного культурного контекста трудно интерпретировать устную историю коренных австралийцев. Существуют ли какие-то другие источники доказательств распространенности коал до европейской колонизации и их роли с точки зрения охоты для местного населения?

Мне приходит в голову мысль о том, что артефакты коренных народов в коллекциях наших музеев могут дать какие-то подсказки. Если бы деятельность коренных австралийцев значительно повлияла на популяцию коал, это отразилось бы на орудиях труда, украшениях и произведениях искусства, которые они изготавливали, используя кости, зубы, мех и кожу животного. Я ищу в местных коллекциях музеев Виктории артефакты, в описаниях которых упоминаются поссумы, коалы, вомбаты и кенгуру. Существует 62 артефакта, в описании которых присутствуют кенгуру, и 55, где упомянуты поссумы, но почти ни одного с вомбатами или коалами.

Единственный предмет, имеющий отношение к коалам, который я нахожу в музее, – это «джимбирн», повязка на голову, сделанная примерно в 1885 году. Когда-то эти повязки были богато украшены: в области висков, обшитых мехом поссума, висели нити из зубов кенгуру, сзади свисал хвост собаки динго, в повязку вставляли перья орла, страуса эму и какаду, а также