Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя обсуждать подобные клише национального характера было обычным делом, небольшое число более смелых мыслителей углубились в противоречивую тему эмоций, вызванных травмой: тех, причины которых были явно связаны с происходящими на службе событиями. Поскольку эмоций, спровоцированных этими ощущениями, можно было избежать или спровоцировать их в разной степени, требовалось понять их обязательные условия. Обсуждение механики эмоций в «Риторике» Аристотеля позволяет понять, что военные мыслители думали о чувствах, вызванных войной [Gross 2008]. Определив, кто испытывает эмоцию, нужно, как утверждал Аристотель, с целью понять каждую отдельную эмоцию и управлять ею выявить три аспекта: 1) душевное состояние человека, испытывающего эмоцию; 2) по отношению к кому (или чему) человек испытывает эмоцию; и 3) по каким причинам человек испытывает эту эмоцию. Если применить аналитическую методологию Аристотеля к военным источникам, становится очевидно, что эмоции офицеров и солдат, позитивные и негативные, возникали по трем основным причинам: во-первых, из-за работы (или нарушений работы) военной системы (методов найма, удержания, продвижения и продления контракта); во-вторых, из-за качества условий лагерной жизни (доступности укрытия, одежды и пищи); и в-третьих, из-за отношения сослуживцев, которое выражалось в их словах и действиях.
В отношении военной системы офицеры и солдаты в равной степени страдали от несоответствующих жалованья, отставок, наград или продвижений. В мемуарах от 1764 года о состоянии французской пехоты после Семилетней войны автор жаловался, что
…большинство [бедных] офицеров подавлены, удручены, не уверены [abbatus, decourages, incertains] в своей судьбе и боятся за будущее; те, кто благодаря помощи друзей может получить честную отставку или кто обладает некоторым имуществом или товарами дома, оставляют службу; остальные, без каких-либо ресурсов или защиты, остаются и ведут пустую жизнь без энтузиазма и надежды; замечания, которые они высказывают в тавернах и кофейнях, показывают их безразличие и отвращение к своему положению[213].
Бесправие в военной системе, связанное с деньгами и фаворитизмом, вызывало у менее состоятельных офицеров-дворян множество негативных эмоций, а затем отвращение и апатию, самое неестественное состояние для пылких французов.
Реформы герцога де Шуазёля были направлены на борьбу с этим типом неравенства через возложение на государство обязанности контролировать капитанство. Однако эту эмоциональную бурю испытывали многие младшие офицеры. Граф де Мельфор писал о «всеобщем недовольстве» (mecontentement general) в младших чинах и отмечал то же отвращение и безразличие, вызванное излишними негативными эмоциями по отношению к военной системе. «Лишив капитанов возможности управлять своими людьми, – утверждал он, – вы лишили их уверенности, которую они имели в них и к которой они привыкли. Чем больше чести им приносила эта уверенность, тем больше они боятся потерять ее, и эта утрата, которую они посчитают унижением, иссушит их душу и остудит пыл»[214]. Мемуары других авторов показывали, что младшие офицеры и те, кто происходил родом из менее состоятельного дворянства, испытывали эмоции, связанные с виктимизацией и принижением, что выражалось в словах «испуганный», «униженный» и «подавленный» (abattu).
Навязывание искаженной военной системы также было ужасной ношей, которая повлияла на офицеров в эмоциональном плане, особенно на тех, кто считал себя частью noblesse du coeur. Офицер-рекрутер по фамилии Буше написал министру войны в 1747 году незадолго до окончания Войны за австрийское наследство, чтобы выразить свои истинные чувства в отношении своей должности. С учетом сомнительных методов призыва и нелегкой судьбы, которая ожидала солдат, Буше описывал жестокость своей работы и ее негативное влияние, которое она оказала на него:
Я беру на себя смелость, Месье, признаться вам, что [моя работа] – одна из самых sensible катастроф моей жизни. Я не создан для этой работы; после всего великодушия, которое вы проявляли ко мне до настоящего момента, я обязан вам хотя бы выполнением этой унизительной работы; вы просили меня, и я охотно выполнял ее. [И все же] позвольте сказать вам, что, хотя мое жалкое состояние вынудило меня согласиться на должность сержанта-рекрутера, я испытываю отвращение к этому делу[215].
Солдаты были еще более подвержены виктимизации со стороны военной системы. Они терпели перебои с жалованьем и пенсионным пособием или их отсутствие, а также подвергались принудительной мобилизации и удержанию в армии. Многие военные реформаторы говорили о несправедливости последнего и его эмоциональном влиянии на солдат, а также о роли в другой «эпидемии» армии – дезертирстве. Шевалье де ла Рошламбер объяснял, что
…это наибольшая возможная несправедливость для человека, которого призвали на определенное время службы с обещанием отпустить, а в конце он не только чувствует себя обманутым, но и пойманным в ловушку, став солдатом на 15–20 лет. Это приводит людей в отчаяние [desespoir] и заставляет дезертировать из армии или отвращает их от мысли, что все молодые люди должны принять участие в пяти-шести кампаниях[216].
Анонимный автор утверждал, что отсутствие фиксированного срока службы (или нарушение оговоренного срока) вызывало болезни у солдат, заражая болезнями принижения, такими как апатия (ennui) и слабость (langueur)[217]. Недоступность лечения в Доме инвалидов, даже для солдат с длительной историей службы, вызывала у них эмоциональные переживания. «Сегодня, удивленные своим положением, солдаты больше не испытывают счастья, они считают, что остались без поддержки и ресурсов, они боятся будущего, и можно увидеть отвращение [dégout], которое переполняет их»[218].
Гибер, говоря об эмоциях, критиковал верхушки военной системы в своем смелом осуждении политического режима в “Essai general de tactique” («Общее эссе о тактике», 1770). В силу безнравственной монархической культуры испуганное Французское государство укрепляло не в военной сфере конструктивные эмоции, а скорее порочную слабость, которая делала
…наше военное устройство таким несовершенным и разрушительным. Именно эта слабость, неспособность создать армию из граждан, должна компенсироваться созданием большой армии. Именно эта слабость, не зная, как наградить свою армию честью, платит им золотом. Именно эта слабость, неспособная положиться на храбрость и надежность своих людей, потому что люди рассержены и несчастны, должна покупать продажные отряды. <…> Наконец, именно эта слабость занята истреблением боевых добродетелей в нациях, даже не развивая их в своих солдатах, потому что боится, что подобные добродетели распространятся на всех граждан, которые однажды восстанут в армии против тех, кто их угнетал [Guibert 1977: 64].
Вместо политической революции или учреждения всеобщей воинской повинности, которую поддерживали Гибер и Мориц
