Пациентка - Родриго Кортес

Уже на второй день после показательной казни мэра до него дошло, что эта шлюха, жена полицейского и мать двоих детей, — на самом деле приз, который он сумеет заполучить, лишь когда исполнит все. Именно с ее помощью господь вел его все эти дни и недели, заставляя подниматься все выше и выше, к пониманию того, как этим почти библейским городком завладевает грех.

Он искал Нэнси Дженкинс, а столкнулся с необходимостью карать сеющих грех проституток. Он гнался за ней, а в результате осознал, что ступенькой выше стоят истинные противники слова божьего — вроде как ни в чем не повинные сутенеры. Он хотел только ее, но господь и в этот раз вразумил его понять, что в основе всего этого греховного бизнеса лежат безобидные глянцевые журнальчики и якобы медицинские товары для удовлетворения ненасытных шлюх — розовые и мерзкие.

Только благодаря своей жажде наказать ее Салли понял, что в конечном итоге грех по всей земле рассевают такие внешне приличные господа, как тележурналист Марвин Гессель. Только из-за нее он поднялся еще на одну ступеньку понимания и разглядел за Марвином — Висенте Маньяни, а за ним — истинного производителя греха — самого мэра Хьюго Тревиса.

И не только разглядел; Салли его покарал!

Волей господа эта как бы самая обычная шлюха вела его все выше и выше, и он уже чувствовал: еще немного, и он узнает, кто стоит над мэром. Только бы господь дал ему достаточно терпения и воли! А потому каждый вечер, окончив смену, Салли выезжал в город, ставил машину на стоянку, пешком подбирался к ее дому и часами лежал с биноклем в кустах, изучая каждый ее шаг, каждый жест, каждое движение бровей. Он уже чувствовал это мощное дыхание больших, по-настоящему больших перемен.

В конце концов, отчаянно цепляясь за семью, Нэнси вызвала Джимми на серьезный разговор.

— Это все Висенте, — прямо заявила она. — Я знаю.

Джимми побледнел и с трудом проглотил ставший в горле колом кусок цыпленка.

— Не говори ерунды. Это все твои болезненные фантазии.

— Джимми, — покачала головой Нэнси, — мы не спим с тобой уже второй месяц. Это ненормально.

— Ты же сама не хочешь, — густо покраснел муж.

— Да, — охотно согласилась она. — Мне в последнее время не хочется, но я женщина, и с нами это бывает… Беда в том, что у тебя почти ничего не получается!

Джимми, наливаясь яростью, побагровел и зло откусил шматок белого цыплячьего мяса.

— Нет, я тебя не виню, — сразу же поправилась она. — Просто я думаю, что тебе стала вредна эта работа, особенно при этих Маньяни. Я не знаю, почему, но это так…

Джимми поперхнулся, закашлялся, вскочил из-за стола и помчался к ванной, но на полпути остановился и, сверкая белыми от бешенства глазами, развернулся к ней.

— Я не собираюсь все время слушать всякий бред! И вот что… давай-ка разведемся по-хорошему! Пока это еще возможно.

По спине у Нэнси промчался огненный шквал.

Господи! Как же он ей нравился таким — яростным и неукротимым! Она попыталась хоть как-то это выразить и даже начала что-то лепетать, но Джимми влетел в ванную и громко, на весь дом хлопнул дверью.

«С Висенте пора кончать, — с болезненной ясностью осознала она, — непонятно, как, но пора… или никакой семьи у меня не будет!»

Когда ей стало окончательно ясно, что никакой реакции на отправленное в Вашингтон письмо с признаниями покойного Хьюго Тревиса не будет, Нэнси пришла в колумбийский район и обратилась к первой же попавшейся проститутке.

— Мне нужен Карлос.

Проститутка оторопела.

— А зачем вам Карлос, мэм?

— Дело есть, — коротко ответила Нэнси.

— Педро, — позвала проститутка одного из покуривающих неподалеку парней. — У мэм дело есть к Карлосу. Подойдешь?

Парень выбросил сигарету, смачно сплюнул и вразвалочку подошел. Смерил Нэнси уничижающим взглядом и усмехнулся.

— Не по адресу. Я таких не знаю.

— А если я дам денег? — вытащила Нэнси из сумочки аккуратно сложенные пополам десять сотенных бумажек.

Парень удивился, взял деньги, зачем-то их понюхал и довольно зажмурился.

— Новенькие… где взяла? У мужа из зарплаты вычла?

— Нет, — замотала головой Нэнси. — В оружейном магазине украла.

Парень оторопел.

— Так ты что — та самая девка, что в заложницах была?

Нэнси кивнула.

— И теперь мне нужен Карлос.

Парень с полминуты молча жевал губами, а потом кивнул.

— Я попробую. Приходи завтра сюда же. Но смотри, если копов на хвосте притащишь, пеняй на себя.

Нэнси счастливо вздохнула. Это было хоть что-то.

Она пришла, как сказали, на следующий день и на то же самое место, но ни парня, ни проститутки не увидела. С полчаса постояла, пытаясь сообразить, следят ли за ней агенты Бергмана, и, отмахиваясь от приставаний нагловатых латиноамериканских подростков, ушла и на следующий вечер пришла снова. Она ходила и ходила — день, два, три, пять, а на шестой один из тех же самых подростков произнес главное:

— Завтра утром приходи на речку. Дикий пляж знаешь?

Нэнси на секунду оторопела и тут же кивнула.

— Вот туда и придешь. В семь утра. И чтоб не опаздывала.

Нэнси разулыбалась.

— Не опоздаю.

Салли следил за ней неотступно. Все шесть дней невидимой тенью он находился где-нибудь рядом — то в машине за поворотом, то сидел в дешевом баре на другой стороне улицы. Дважды его обыскивали переодетые в штатское копы, дважды его приняли за полицейского стукача и едва не порезали. Один раз довольно крепко «поучили», выведя на задний двор бара и сунув для большего понимания мордой в помои. А потом ему просто повезло: даже не думая, что сегодня что-нибудь произойдет, Салли хорошенько обвалялся в пыли, испачкал брюки томатным соусом, немного выпил и заблаговременно засел, а точнее, залег в кустах неподалеку. И господь явил свою силу.

«Приходи на дикий пляж завтра утром, — сказал подросток. — Ровно в семь…» — и Салли понял: это Знак.

Нэнси провертелась без сна всю ночь. Она понимала, что семьдесят девять тысяч, которыми она располагала после выплаты за услугу сутенера, не такие уж и большие деньги для Карлоса. Но также она знала, что вряд ли все колумбийские проститутки, вместе взятые, зарабатывают за неделю больше. Все-таки это деньги, и неплохие.

Она сотни раз прокрутила в голове все возможные варианты развития разговора, к утру совершенно извелась и все равно прибыла на пляж совершенно растерянной и неготовой к такому разговору.

Некоторое время она просто сидела на прохладном с ночи песке, затем начала прогуливаться, а затем ее вдруг тронули за плечо.

— Привет, малышка.

Нэнси обернулась, и все внутри нее буквально заледенело: прямо за ней стоял тот самый мужчина, что выволок ее на крыльцо оружейного магазина и наглядно продемонстрировал копам, кто умрет первым в случае штурма.

— Здравствуйте, Карл ос, — сказала она.

— Что хочешь?

— Убейте Висенте.

Брови Карлоса взлетели вверх.

— А ну-ка повтори…

— Я хочу, чтобы вы убили Висенте Маньяни, — внятно повторила Нэнси. — И я готова за это заплатить.

— И сколько?

— Все, что взяла в магазине, — с готовностью выпалила она. — То есть, кроме одной тысячи.

Карлос вдруг улыбнулся и полез в карман, и Нэнси напряглась.

— Вот, держи твою тысячу, малышка…

Она недоуменно посмотрела на деньги и узнала свою зеленую резиночку, которой неделю назад перетянула эту самую пачку. Протянула руку, взяла и тоже улыбнулась.

— Тогда восемьдесят тысяч ровно.

Карлос стремительно погрустнел.

— Не выйдет, детка. Даже если бы меня не пасли копы; даже если бы ты сама не была женой копа; даже если бы ты предложила вдесятеро больше… ничего не выйдет.

— Но почему?

— Потому что раньше надо было думать, малыш, — печально усмехнулся Карлос. — А теперь что ни сделай, все будет хуже. Имей это в виду и прощай.

— Но…

— Все, я сказал! — резко осадил ее Карлос. — Конечно, за хороший заказ спасибо, но если бы я мог убить Висенте, я бы сделал это уже с месяц назад. А теперь поздно. Висенте стал мэром, и за ним теперь — закон.

Он развернулся, медленно пошел к зарослям терна, а Нэнси стояла и остро ощущала, как с каждым его шагом уходят прочь и все ее надежды.

Когда до Салли дошло, с кем разговаривает эта шлюха, его словно прошибло током. Только теперь он понял, что мэр города, как бы велик он ни был, — всего лишь орудие в руках тех, кто по-настоящему планирует расползание греха по всей божьей земле! И только теперь он понял, как мудро поступил господь, когда отвел его руку от Висенте Маньяни — фигуры гораздо более крупной, потому что его черед, как и черед Карлоса, наступал только сейчас.

Он прикинул, куда отправился Карлос, и положил бинокль прямо в топкую, липкую грязь. Не слишком гибкой, но весьма настырной ящерицей прополз около двух сотен футов, выбрался к зарослям терновника, припал к земле и прислушался. Говорили совсем рядом, но Салли не понимал ни слова — говорили на испанском.