ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР - Александр ХАРЬКОВСКИЙ

Китайскому писателю было неуютно в собственном доме: братья не всегда его понимали. Ерошенко чувствовал это и всем сердцем тянулся к Лу Синю. Как раз в это время У Кэ-ган познакомил русского гостя с опубликованной незадолго до того лусиневской "Подлинной историей А-кью", и Ерошенко показалось, что он начинает понимать душу китайского писателя. Но поговорить с Лу Синем ему все время не удавалось – тот был круглые сутки занят. Утром, сидя в плетеном кресле, он просматривал газеты и отвечал на письма, днем работал в министерстве, вечером преподавал в университете, ночью, надев халат, садился к столу писать.

Ночь для Лу Синя была заполнена радостью творчества, и как ни хотелось Ерошенко поговорить с ним, он, конечно же, не решался отвлечь писателя от его занятий. К тому же и сам он тоже работал ночами: писал при зеленой лампе, хотя ему, разумеется, свет был не нужен. Но лампу он всегда зажигал, словно приглашал Лу Синя зайти к нему на огонек. И вот однажды ночью Ерошенко услышал, как заскрипела дверь его комнаты. По походке он узнал Лу Синя.

(5) "Государство цветов" – образное название Китая.

(6) Лу Синь – псевдоним писателя. Настоящее имя – Чжоу Шу-жэнь. Чжоу Цзо-жэнь – литератор, переводчик с немецкого, японского и русского языков. В 20-е годы сотрудничал с Лу Синем. В 30-е годы запятнал себя работой на японских оккупантов.

– Добрый вечер! – Ерошенко услышал усталый, с хрипотцой голос – видимо, Лу Синь прочитал сегодня несколько лекций. Писатель тяжело опустился в кресло, закурил сигарету и сказал:

– Я давно хотел расспросить вас, дорогой Эро-сан, вашей жизни. Если это, конечно, удобно.

– И мне очень хотелось рассказать вам о себе, Лу Синь-сэнсэй.

Ерошенко начал свой рассказ с того, как он ослеп, затем перешел к учению в школе, работе в оркестре и путешествию в Англию.

Лу Синь внимательно слушал, тихо покашливая, и непрестанно курил. Особенно взволновал его рассказ об аресте и высылке Ерошенко из Японии. Когда гость рассказал, что в разговоре с таможенником не стал отрицать своего интереса к большевизму, Лу Синь спросил:

– Почему же вы так ответили, ведь это для вас было небезопасно?

– Я был в своем, русском Владивостоке. И пусть японцы захватили его и даже переименовали в город Урадзиво, они должны были бояться меня, а не я их.

– Так, так, – подтвердил Лу Синь. – Японская пословица в таких случаях советует: "Садясь на чужого коня, помолись предварительно Будде".

Ерошенко радостно рассмеялся в ответ: он понял намек Лу Синя – незадолго до их встречи Народно-революционная армия ДВР разбила белых под Волочаевкой и вела успешное наступление на Приморье.

С той поры Лу Синь и его русский друг не раз беседовали по ночам. Иногда в их разговорах принимал участие У Кэ-ган или кто-либо из гостей Лу Синя. Один из них впоследствии вспоминал, что такие беседы длились нередко за полночь. "При этом совсем не чувствовалось, что Лу Синь – китаец. Он умел так проникаться настроением, мыслями собеседника, что совершенно перевоплощался. Даже на шутки Ерошенко он отвечал тоже японскими шутками…". Так и не освоившийся в Китае, Ерошенко чувствовал себя в доме Лу Синя естественно и свободно.

Японию, замечал Лу Синь, Ерошенко искренне любил и говорил о ее бедах так, словно высказывал свое собственное горе. Видимо, Лу Синь и его русский друг немало беседовали об этой стране. Говорили они и о Советской России, которая очень интересовала Лу Синя и к которой он чувствовал большую симпатию (7). Однако объяснить его дружбу с Ерошенко только этим нельзя. В 20-е годы в Пекинском университете, бок о бок с Лу Синем, работали и другие русские – китаеведы А. Ивин, Б.Васильев, писатель С. Третьяков. Но близок он был только к Василию Ерошенко.

К сожалению, об отношениях Лу Синя с Ерошенко еще мало известно. Ерошенко не оставил воспоминаний о своей жизни в Пекине. Более того, возвратившись из Китая на родину, он в разговорах никогда не упоминал о своей дружбе с китайским писателем, видимо считая даже само такое упоминание нескромным. К счастью, Лу Синь в своем эссе "Праздные мысли на исходе весны" поведал читателю о своем русском друге. Он вспоминал свои беседы с Ерошенко:

" – Господа капиталисты все больше превращают рабочих в машины, – сказал как-то Ерошенко. – Они не только эксплуатируют их, но и навязывают им свои мнения, взгляды, заставляя с покорностью работать на себя. И я опасаюсь, Лу Синь-сэнсэй, как бы будущие ученые, чтобы парализовать рабочих в их борьбе, не изобрели специальное лекарство.

Я вздохнул, чтобы Ерошенко понял, что я разделяю его страхи, и сказал:

– Конечно, досточтимые господа и мудрецы, которые им служат, мечтают о золотом веке, когда они с помощью каких-либо технических средств смогут превратить рабочих в своих механических рабов. К счастью, у человека нет такого нервного узла, как у гусеницы, чтобы одним уколом можно было парализовать его волю, поэтому этим господам приходится обманывать людей…

Когда в 1915 году, – продолжал Лу Синь, – помещик Юань Ши-кай решил объявить себя императором, то его ученые американские советники написали: "специфические черты характера китайцев таковы, что Китай может быть только монархией". К счастью, ваша страна недавно отказалась от такой "специфики"".

Во время этих встреч Ерошенко бывал счастлив. И хотя были они не частыми – Лу Синь много работал, – слепой писатель всегда чувствовал, что рядом с ним большой настоящий друг.

Однажды заметив, как грустит Ерошенко, невесело наигрывая на гитаре, Лу Синь сказал:

– А почему бы вам не пригласить сюда приятеля из Японии? У нас в доме всегда найдется место для гостя.

– Да вы просто ясновидец, Лу Синь-сэнсэй, – ответил Ерошенко.

Как раз в это время в Китай собирался токийский знакомый поэта, студент Фукуока Сэйити; японец спрашивал, может ли он погостить в доме Лу Синя. Теперь Ерошенко мог позвать приятеля к себе. Подзаработав уроками английского языка и дождавшись каникул, Фу-куока Сэйити приехал в Пекин.

На вокзале Ерошенко его не встретил. Взяв рикшу, Фукуока отправился в дом Лу Синя. Приехав, он представился Чжоу Цзо-жэню и тихо, на цыпочках, вошел в комнату слепого. Японец хотел сделать сюрприз другу, но Ерошенко, повернув к нему голову, сказал:

– Фукуока, – это ты. Подойди сюда – я уже давно тебя жду. Извини, что не пришел тебя встречать на вокзал.

– Эро-сан, дорогой, как вы меня узнали? – отозвался Фукуока. – А встреча… вы, наверное, сочли, что для меня будет небезопасно свидание с человеком, высланным из Японии?

– Ты прав. В Пекине полно японских шпионов. Но это не значит, что мы просидим все дни дома. Не так ли?