ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР - Александр ХАРЬКОВСКИЙ

Оказавшись в Китае, Ерошенко сразу же попал в поле зрения великого китайского писателя Лу Синя. Русский изгнанник еще только приехал в Харбин, а прогрессивный пекинский журнал "Синь циннянь" ("Новая молодежь") уже поместил на своих страницах его сказки "Тесная клетка" и "На берегу" в переводах Лу Синя. 22 октября 1921 года, когда Ерошенко был уже в Шанхае, вышло из печати литературное приложение к пекинской газете "Чэньбао", целиком посвященное русскому гостю: Ху Юй-чжи знакомил читателя с судьбой слепого писателя, а переведенная Лу Синем сказка "Сон в весеннюю ночь" – с его творчеством.

Что же привлекло внимание Лу Синя к судьбе русского скитальца? Словно отвечая на этот вопрос, Лу Синь писал в 1925 году: "Пока г-на Ерошенко не выдворили из Японии, я не знал ни его имени, ни фамилии. Произведения его я прочитал уже после того, как он был выслан. Из статьи г-на Кана в "Иомиури симбун" мне стали известны более подробно обстоятельства позорного изгнания слепого русского писателя из Японии. Тогда-то я и перевел его детские сказки и пьесу "Персиковое облако". Дело в том, что тогда я думал только об одном: мне хотелось, чтобы был услышан страдальческий крик гонимого, чтобы у моих соотечественников пробудилась ярость и гнев против тех, кто попирает человеческое достоинство, и, право, не больше. Я вовсе не собирался протягивать руку за редкостным заморским цветком и пересадить его в благоухающий искусствами цветник "Государства цветов"" (5).

"Я люблю этого наивного поэта Ерошенко", – писал Лу Синь еще за полгода до встречи со своим будущим русским другом. Узнав, что Ерошенко оказался в Шанхае, Лу Синь принял горячее участие в судьбе изгнанника. Из дневника китайского писателя следует, что в ноябре и декабре 1921 года он обменялся письмами с шанхайским товарищем Ерошенко Ху Юй-чжи и писателем Мао Дунем.

Видимо, Лу Синь беспокоился о слепом писателе: он понимал, что над головой Ерошенко снова собираются тучи. Ерошенко жил в Шанхае под надзором полиции. Ему снова грозила высылка. Только куда? Ведь из британских и японских владений его уже изгнали. Быть может, власти посадили бы его в тюрьму… И Лу Синь пригласил Ерошенко немедленно переехать в Пекин.

24 февраля 1922 года Ерошенко уже выходил из поезда на Пекинском вокзале. Его встречали младший брат Лу Синя Чжоу Цзо-жэнь (6) и друг китайского писателя Цянь Сюань-тун – оба профессора Пекинского университета, куда по их рекомендации был приглашен и Ерошенко.

– Добро пожаловать, дорогой Эро-сан! – приветствовал Ерошенко Чжоу Цзо-жэнь на эсперанто.

– Здравствуйте. Кто вы? – настороженно спросил писатель: всю дорогу он чувствовал, что за ним следят, и опасался случайных знакомств.

– Ваши друзья, Эро-сан. Ваши друзья, – успокоил его Чжоу Цзо-жэнь.

Он представил Цянь Сюань-туна, сказал, что здесь они по просьбе Лу Синя, который, к сожалению, не смог прийти.

– Мой брат и я приглашаем вас пожить у нас в доме, – сказал профессор Чжоу. Ерошенко широко улыбнулся: теперь он среди своих. Он понял, что друзья решили укрыть его от преследований.

– Как вам нравится у нас, в Китае? – спросил Цзоу Цзо-жэнь русского гостя, когда они вышли на привокзальную площадь. Ерошенко, боясь, что их могут услышать, сдержанно ответил:

– Мне здесь все нравится, но только не рикши: не могу привыкнуть, что один человек ездит на другом, как на скотине.

– Понятно, – рассмеялся Цянь Сюань-тун. – Но если не взять рикшу, нам придется идти пешком – в Пекине еще нет трамваев.

– А ведь рикш придумали не китайцы, – сказал Цжоу Цзо-жэнь. – Само это слово японского происхождения, по-китайски оно звучит "янчэ" – "Заморская коляска". А ввел в употребление двухколесную коляску с тянущим ее человеком один разбитый параличом европеец.

– Вот видите, – обрадовался Ерошенко, – а мы с вами здоровые люди. Поэтому предлагаю идти пешком. Я хотел бы познакомиться с Пекином.

Оба китайца нехотя двинулись в дорогу: путь предстоял неблизкий. К тому же дул обычный для этого времени года ветер с песком.

– А ведь вам как профессору университета будет положен персональный рикша, – сказал Цянь Сюань-тун. – Что же, вы откажетесь от него? Но тогда этот человек останется без хлеба, умрет с голоду его семья.

– Нет, почему же, – замялся Ерошенко, – мы будем ходить с ним рядом… разговаривать. Он будет учить меня говорить по-китайски.

– Наш друг просто не знает местных условий, заметил Чжоу Цзо-жэнь. – Когда в одном городе провели трамвай, то рикши легли на рельсы: трамвай лишал их работы, а для рикши это равносильно голодной смерти.

Так, беседуя, все трое дошли до тихого пустынного переулка Бадаовань, где стоял дом Лу Синя. Писатель купил его, продав дом в Шаосине, и поселил здесь всю семью: мать, жену, обоих братьев с их женами, свояченицами и детьми.

Приведя гостя, Чжоу Цзо-жэнь ознакомил его с будущим жилищем. Лу Синь с матерью и женой жил в доме, окна которого выходили в сад. В строении поодаль обитали его братья и их семьи. Работал писатель во флигеле для гостей, неподалеку от которого поместили и Ерошенко, так что окна его комнаты были расположены как раз напротив кабинета Лу Синя.

– Я не знаю, как смогу объясняться с вашей семьей, – смущенно сказал Ерошенко, – ведь я совсем плохо разговариваю по-китайски.

– О, пусть это вас не беспокоит, – ответил Чжоу Цзо-жэнь. – Мы со старшим братом говорим на эсперанто. Впрочем, если вам угодно, можете разговаривать с нами и по-японски. И не только с нами. Моя жена Хато Нобуко – японка, так же как и ее сестра. Свободно болтают по-японски все пятеро ребятишек, мои и младшего брата. Кстати, разрешите познакомить вас со старшим братом. Он только что вернулся с работы.

Лу Синь протянул Ерошенко руку и приветливо сказал:

– Здравствуйте. Давно ждал вас и рад, что вижу, наконец, живым и здоровым.

– Спасибо… – В Лу Сине Ерошенко сразу же почувствовал друга. – Спасибо, что пригласили в дом человека вам еще совсем незнакомого.

Глядя на усталого от скитаний писателя, Лу Синь сказал:

– Дорогой Эро-сан, я читал ваши сказки и знаю кое-что о вашей судьбе. Наверно поэтому мне кажется, что мы с вами знакомы уже давно.

– И мне тоже, – радостно отозвался Ерошенко.

Лу Синь сделал все, чтобы жизнь гостя в его доме была интересной и приятной. Слепому помогал студент У Кэ-ган, который читал ему книги, составлял вместе с ним конспекты будущих лекций. Члены семьи Лу Си-ня, и прежде всего его старушка-мать, тоже отнеслись к Ерошенко с большим участием.

Особенно подружился Ерошенко с четырехлетним сыном Чжоу Цзо-жэня. Завидев гостя, мальчик кричал: "Эротинко!" – он не выговаривал трудную для китайца русскую фамилию. Дети вообще так и льнули к этому доброму человеку. Но даже жена Чжоу Цзо-жэня относилась к Ерошенко неплохо, хотя тот был гостем Лу Синя, которого она ненавидела и всячески изводила. Лу Синь по этому поводу грустно шутил: "Трачу энергию девяти волов и двух тигров, чтобы хоть немного переделать членов своей семьи".