ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР - Александр ХАРЬКОВСКИЙ

И вот Хиноко осталась одна, последний ребенок в семье. Но и она с каждым годом таяла, как свеча.

" – Видимо, и Хиноко родилась под несчастливой звездой. И имя у нее несчастливое. Быть может, нам переменить имя девочки? – часто с беспокойством говорила мать отцу.

– Все мы родились под несчастливой звездой. Все мы несчастливые. Но причина нашей несладкой жизни понятна! – отвечал с грустью отец.

При этих словах глаза его загорались гневом, и он грозно сжимал кулаки".

Однажды одна богатая женщина, увидев Хиноко, пришла в восторг. Она захотела удочерить девочку и предложила родителям отдать ей дочь. Мать и отец согласились, ведь дома Хиноко ожидала голодная смерть. Но девочка наотрез отказалась: "Если я не смогу больше жить с папой и мамой, то лучше умру". И тяжело заболела.

Как-то она спросила:

" – Папа, а есть такая страна, где нет бедных, где все дети едят досыта и живут в сухой теплой комнате и где вода не течет с потолка и ветер не дует в щели? Есть ли где-нибудь такая страна?

– Да… – наклонив голову и задумавшись, промолвил отец. – Такая страна есть. Это – Страна Радуги.

– А мы, папа, сможем поехать туда, в эту страну?..

– Попасть в эту страну нелегко: для этого нужно пройти по мосту из радуги… Но не обязательно всем туда идти. Когда ты станешь большой и будешь изо всех сил работать, и наша страна станет таким же краем счастья, как Страна Радуги".

После этого разговора три дня шел дождь и Хиноко страдала без солнца, а цветы рядом с ее постелью опустили головки, словно догадываясь, что жить девочке остается недолго. Но вот показалось солнце, и через все небо перекинулся многоцветный мост радуги, причем один конец его подходил прямо к окну.

" – Неужели я могу сегодня попасть в Страну Радуги?! Да, нужно пойти сейчас, немедленно, вряд ли представится другой такой случай", – думала Хиноко.

Она встала с кровати, подошла к окну. Чудесный мост засветился еще ярче, переливаясь разноцветными красками. Нежные цветы манили девочку к себе, звали: "Добро пожаловать, Хиноко!"

Взобравшись на подоконник, Хиноко осторожно шагнула на радужный мост. Он не прогнулся. И Хиноко уже смелее сделала шаг, другой, третий и пошла, тихо считая: "Раз, два, три…"

… Вот и Страна Радуги. Хиноко оглянулась назад и крикнула в восторге:

– Мама, я здесь, в Стране Радуги!..

"Склонившись над кроватью, мать посмотрела на девочку. Ее лицо, навсегда застывшее… выражало радость, которую ничто уже не смогло стереть с него.

– Хиноко! Хиноко! Хиноко! – несколько раз позвала мать. Ответа не было. Слабый милый голос Хиноко не прозвучит уже в этом холодном мире.

– Она улыбается, – сказала мать. – Она попала, наверное, в Страну Радуги. Живи же счастливо и радостно!..

– Что случилось? – спросил отец, увидев поникшую фигуру жены…

– Это уже пятый, – оказала в отчаянии мать, указав на Хиноко. – Я дала жизнь детям не для того, чтобы они умирали с голоду. Это жестоко и безнравственно… Мы, рабочие, не имеем права рожать детей. Не думай, что я перестала тебя любить. Я люблю тебя, как и прежде, но все наши дети умерли от голода. С меня достаточно…

Маленькая белая роза у постели Хиноко источала нежный аромат, словно прощаясь со своей короткой жизнью".

""Страна Радуги", – писал товарищ Ерошенко Ф. И. Шоев, – это тихая сказка, песня о детях японских бедняков, чьи сердца увядают, как розы, срезанные с куста, для кого смерть иногда – высшее благо".

…Страна мечты сливается у Ерошенко с миром небытия. Но он желает утвердить Страну Радуги на земле и поэтому стремится в новую Россию. Либо возвратиться домой, на обновленную землю, либо умереть – не об этом ли желании узнаем мы из сказки Ерошенко?

(2) Приморье летом 1921 г. входило в состав Дальневосточной республики (ДВР), "буферного государства", созданного большевиками по указанию В. И. Ленина для того, чтобы предотвратить войну Советской России с Японией, войска которой высадились в Приморье и оккупировали его совместно с белогвардейцами. До осени 1921 г. между войсками ДВР и оккупантами поддерживалось перемирие. В ноябре белогвардейцы перешли в наступление против Народно-революционной армии, занимавшей позиции по р. Уссури.

(3) Цензура так "выполола" текст сказки, что Такасуги, готовя ее издание для трехтомника, вышедшего в 1959 г., дополнял его по китайскому переводу, вошедшему в сб. "Сказки Ерошенко" (под ред. Лу Синя).

(4) Тян – ласкательный суффикс.

Глава VI. КИТАЙ (1921 – 1923)

Когда Ерошенко кончил читать в украинском клубе в Харбине "Страну Радуги", ему задали только один вопрос: собирается ли он в Советскую Россию.

– Да я готов туда всей душой, – простодушно ответил Василий. – Собственно для этого я и приехал в Харбин.

Зал в ответ неодобрительно промолчал. Здесь собрались в основном украинцы-самостийники, враги советской власти, выброшенные Красной Армией за пределы страны. Они тоже хотели вернуться "домой", но не в ту страну, о которой мечтал Ерошенко, а в царскую Россию, на гетмановскую Украину.

Василий ушел из клуба один. На душе у него было тяжело. В Харбине, среди соотечественников, он почувствовал себя более одиноким, чем, например, в Токио или Киото. Вокруг него подчас звучала русская и украинская речь, но для Ерошенко это был чужой город: по главной улице Харбина ходили, позвякивая наградами, царские генералы, тут и там слышались команды – казалось, город населяли одни военные. Советский писатель Сергей Третьяков, посетивший эти края в начале 20-х годов, метко назвал Харбин "Белогвардейском" (1).

Но и в этом белом Харбине был красный остров: на заводской окраине под защитой рабочих действовал Совет профсоюзов, выходила газета "Трибуна". К ее редактору, старому большевику Н. Н. Матвееву-Бодрому, Ерошенко пришел за помощью. Николай Николаевич знал уже обо всех злоключениях русского слепого писателя и приветливо его встретил:

– Очень рад, садитесь. Но почему вы пришли именно ко мне? – Матвеев-Бодрый лукаво подмигнул двум сопровождавшим Ерошенко японцам в студенческих куртках, словно вопрос этот относился и к ним.

– А к кому же еще? – простодушно улыбнулся Василий. – Вы, большевики, здесь сила.

– Вот то-то и оно, – подтвердил Николай Николаевич, обращаясь к японцам. – Есть вещи, которые видны даже слепому, а некоторые зрячие их видеть отказываются. А вам, дорогой Ерошенко, я всячески постараюсь помочь, хотя, увы, пока еще не все в наших силах. Вы ведь знаете, какое здесь положение?

Ерошенко знал. Между Японией и РСФСР находился "красный буфер" – Дальневосточная республика. И хотя во главе ее стояли большевики, они по тактическим соображениям своих связей с Москвой не афишировали. Вот почему, выполняя просьбу Ерошенко, Матвеев-Бодрый обратился к руководителю Русско-Азиатского банка Остроумову: Восточно-Китайская железная дорога, которая вела из Китая в Советскую Россию, находилась в ведении этого банка.