Гостиница - Владимир Васильев (Ташкент)

Девчонка кивнула.

— Что с ним? — одновременно повернулись к Девчонке оба врача, каждый имея в виду своего пациента.

— Он — мессия и был распят, — объяснила она.

— Как это? — воскликнули оба лекаря.

— А вот так, на хресте, — чуть покачиваясь, показала Девчонка, расставив ноги и разведя руки, изображая букву «Х».

— И кот — мессия? — уточнил ветеринар.

— Ага, кошачий, — подтвердила Девчонка, пьяно хихикнув.

Кот утробно завопил, когда его принялись ощупывать, и Мальчик, открыв глаза, произнес довольно внятно:

— Осторожней! Ему же больно!.. Только обязательно вылечите его, пожалуйста! Он должен жить… Это очень важно…

— Разумеется, — заверил ветеринар, — только нужен рентген.

— Пренеприятная рана, — вздохнул хирург. — И ваши конечности не помешает просветить, молодой человек.

Медсестра открыла небольшой белый чемоданчик с переносным рентгеновским аппаратом и, взяв легким движением одну руку мальчика, поднесла ее к экрану внутри чемоданчика. На экране появилось увеличенное изображение внутреннего состояния поврежденной кисти.

Девчонка присела на диван рядом с Мальчиком и оберегала его вторую руку. Мать с ужасом смотрела из-за спины врача на разодранные ткани ладони. Лицо ее было белее костюма.

— Боже! Как я боялась именно этого! Как я пыталась оградить его от контактов с фанатиками… И все-таки они добрались до него!.. Не уберегла…

Девчонка зачарованно смотрела на Женщину.

— Кто это сделал?!.. Где?!.. Как?!.. — устремила она горящий взгляд к Девчонке.

Та не отвела глаз, но и не ответила ничего.

— Говори же! — потребовала госпожа Мэр. — Ты сама-то кто?.. Ах, да, помню… Ты уже год в розыске!.. Где ты скрывалась? Полиция и родители с ног сбились…

Девчонка только криво усмехнулась при упоминании о родителях и продолжала молчать.

— Не трогай ее, мама! — вмешался Мальчик, морщась от боли. — Я все прекрасно помню и знаю сам… Фанаты тут ни при чем…

— Но кто же тогда мог распять тебя, если не религиозные фанатики? — воскликнула, ничего не понимая, мать.

— И кота, мама, и кота!.. — усмехнулся Мальчик очень по-взрослому, что не укрылось от материнского взора, и очень встревожило ее — судьба сына взрывом вырывалась из-под ее контроля. — Уверяю тебя — тут приложил руку некий весьма изощренный философ…

Мужчина в проеме двери чуть насторожился.

— Кто же это?! — нетерпеливо воскликнула мать, горя нескрываемой жаждой мести.

— Предтеча, мама, — посмотрел ей в глаза сын, — мой предтеча, который был так же непорочно зачат своей матерью, как я тобой… Хотя ты никогда мне об этом не говорила…

— Но… — вскинула она руки.

— Я понимаю твои мотивы, — остановив ее взглядом, продолжил он. — Но эта «святая ложь» на какое-то время сделала меня безоружным перед ним… Я не смог перехватить инициативу в философском споре. А это, — горько усмехнулся он, показав глазами и головой на руки, — это, всего лишь, один из моих неуклюжих аргументов в этой схватке интеллектов… Я был вынужден противопоставить словам действия… И спор еще не закончен…

— О боже! — испуганно воскликнула мать. — И когда же он закончится?!

— Да никогда, мама, — заверил ее сын. — Это вечный спор.

— Добра и Зла, — попыталась она вникнуть.

— Нет, — покачал головой Мальчик, — Любви и Свободы… Или, может быть, Созидания и Разрушения…В том-то и проблема, что это спор Бытия с самим собой…

— Ничего не понимаю, — призналась Женщина. — Зачем же распинать?! — Ну, ежели на большее интеллекта не хватает…

— Извините, — вмешался хирург, — вынужден прервать ваши философские экзерсисы, хотя они явно благотворно действуют на психическое состояние пациента… Срочно нужно в клинику! Требуется ювелирная работа, чтобы сохранить руки… Здесь нет условий.

— О-о-ох… — схватилась за грудь мать.

— И мне тоже, — сообщил ветеринар, рассматривая на экране внутренности кота, засунутого в чемоданчик и подающего оттуда тревожные вопли. — Здесь не только кисти, но и вся его, так сказать, трансмиссия, требует срочного оперативного вмешательства.

— Так скорей же! — заторопилась госпожа Мэр.

— Носилки! — крикнул хирург в дверь.

Оттуда появилась парочка дюжих молодцев с носилками наперевес.

Они с помощью медсестер и Девчонки аккуратно уложили Мальчика на носилки, укрепив на груди его перебинтованные руки.

— Боже! Что это на тебе? — только тут заметила мать чужую одежду на сыне. — Ужас какой!

— Нештячней шмоток не раскопала, — объяснила Девчонка. — Его шкурки порезали. Распинали голым. Нам надо было побыстрей линять, пока не кончились фантограммы.

— Фантограммы? — удивилась госпожа Мэр.

— Я отдал им фантомат, — объяснил Мальчик с движущихся носилок, — за кота.

— Но как их найти?! Это же нестерпимо! Таких подонков надо держать в тюрьме! — воскликнула она.

— Лучше не вмешивайся, мама, пока это возможно, — попросил Мальчик. — Когда говорят философы, власть должна молчать…

— Хороши разговорчики! — покачала головой госпожа Мэр. — Бывало в пылу таковых по полчеловечества с лица Земли смахивалось… И я должна молчать?!..

— Молчи, женщина, когда джигиты разговаривают, всегда долдонит мой батяня, утюжа мать по пьяне, — вставила Девчонка.

— А ты зачем идешь? — удивилась госпожа Мэр. — Оставайся здесь. Поговорим, когда я вернусь.

— Нет, мама, — воскликнул сын, — я хочу, чтобы она была со мной… Если вы, конечно, не возражаете? — повернулся он к Девчонке.

— Не боись, малыш, — улыбнулась она, — я с тобой.

Мать удивленно посмотрела на эту замарашку, вдруг возымевшую странную власть над ее сыном. Возражать она не посмела — не в служебном кабинете.

Они поднялись на крышу небоскреба. Вертолет стоял на посадочной площадке метрах в пятидесяти от большого бассейна с телескопической вышкой для ныряния, которая сейчас была опущена. Вода в бассейне была синяя-синяя, как глаза у госпожи Мэр, а стенки — белые, как ее костюм.

Отсюда не было видно ничего, кроме ослепительного шпиля Гостиницы. Город исчез. И было в этом что-тонереальное. Особенно для Девчонки, привыкшей за последний год к жизни в подземелье…

То, что происходило в этот день и на следующий, покрыто туманом. Операция под наркозом, после наркотическое забытье. Изредка всплывают на мерцающем экране лица мамы, бабушки, девчонки, врачей…

Ясность пришла с последующими событиями…

Первое, что увидел Мальчик, проснувшись, было лицо Девчонки, внимательно его разглядывавшей. Длинные волосы ее, раньше забранные в хвост или узел на затылке, а то и распущенные, теперь были заплетены в две косы с большими белыми бантами. От этого лицо ее сделалось совсем детским и немного торжественным.