Чёрно-белый танец (СИ) - Кистяева Марина

— Да я…. Знаешь, Андрюш, я не знаю, как реагировать на всё это, — призналась Дарья. — Я свыклась с мыслью, что Балканов причастен ко многим моим несчастьям. А теперь обвинять человека, которого нет…. Это как-то не по-христиански.

— Ты православная?

— Я давно не была в церкви. Хотя, думаю, не помешало бы её посетить. Может, на душе станет легче, — она слабо улыбнулась. — Как ни крути, как не кричи об аскетизме, который наступил среди нашего общества, в глубине души мы все верим в Бога. Мне иногда кажется, что православие мы впитываем с молоком матери. Это заложено в нашем менталитете, и от этого никуда не денешься. Просто кто-то признается, а кто-то нет. Кто-то желает вспоминать, а кто-то нет. Это зависит от человека.

— А ты у меня, оказывается, маленький философ.

Андрей поцеловал Дашу в макушку.

— Перестань. Я серьезно. А ты разве не веришь в то, что кто-то большой и всемогущий наблюдает за нами сверху?

— Это трудный вопрос, — из груди Андрея вырвался вздох. — Мужчины в подобных вещах более скептичны. Мы материалисты. Мы предпочитаем верить в то, что можем попробовать, пощупать, увидеть, сделать своими руками. А религия…, - он пожал плечами. — Я никогда особенно об этом не задумывался, как-то не до этого было. Моя мама была атеисткой, отец…. Отец, пожалуй, верующий человек. У него дома, во Флориде, в спальне, находится икона, что согласись, не совсем приемлемо для американских жителей, да и для многих жителей больших городов. Но мы никогда не затрагивали эту тему.

У Даши мелькнула мысль, что она практически ничего не знает об Андрее. Он для неё по-прежнему оставался человеком-загадкой.

— А вы близки с отцом? — спросила она.

Андрей не сразу ответил. Зачерпнул носком туфли прибрежный песок, понаблюдал, как многочисленные песчинки соскальзывают назад.

— Когда-то были. Но после смерти мамы и его переезда в Америку, наши пути-дороги разошлись, и мы стали меньше общаться.

— И ты его не часто видишь?

— Нет.

По тому, с какой неохотой и лаконичностью отвечал Андрей, Даша сделала вывод, что не следует продолжать тему. Придет время, и Андрей сам всё расскажет.

Просто она стремилась в разговоре уйти от темы о Балканове. Она ей была не приятна.

— Пойдем домой, — предложила Даша.

— Ты замерзла?

— Нет, просто что-то хочется домой. К тому же, кто-то пообещал закончить работу над проектом.

Андрей состроил гримасу.

— Ох, уж мне этот проект…. Хорошо, пойдем. Слушай, а чья сегодня очередь готовить ужин?

— А ты как думаешь?

Глава 20

Лена ворвалась в их размеренную жизнь несколько дней спустя.

— Подруга, я, конечно, понимаю, что у вас своеобразный медовый месяц, но тебя за язык никто не тянул. Ты сама нас пригласила, и мы уже почти в Абрикосовке.

— Ты с Сергеем?

— А с кем же ещё? На данный момент, это мой единственный мужчина. И позволь заметить, любимый мужчина.

— Да разве я имею что против? Я только рада. Приезжайте. Мы вас будем ждать.

— Э, подруга, постой вешать трубку. Ты мне лучше скажи, как у вас дела?

— Чудесно.

— Ну, очень содержательный ответ.

— Ленка, что ты от меня хочешь? Приедешь, и поговорим. Я по тебе соскучилась.

— Я тоже, милая, я тоже. Ты про Балканова знаешь?

— Да. Димка сообщил.

— Димка? Ничего себе! — Лена для усиления эффекта присвистнула в трубку. — А малый исправляется. Слушай, он мне почти начинает нравиться.

— Ленок, я тебя прошу, не начинай всё сначала.

— Ладно, ладно, молчу. Но учти, я молчу только потому, что разговариваю с человеком, который ещё недавно находился на больничной койке.

— Акт милосердия? — усмехнулась Дарья.

— Можешь, считать, что так.

— Спасибо, подружка, удружила. А если отбросить шутки в сторону, то я не знаю, как мне относиться к смерти Балканова. Правда, звучит ужасно?

— Нормально звучит.

— Всё слишком просто. Мне даже не вериться. Иногда я думаю, а вдруг это чей-то злой розыгрыш? Кто-то решил пошутить и выдумал эту историю?

— Н-да, — Лена протяжно вздохнула. — Что тебе сказать, Изорская? Ты явно ещё не поправилась, раз несешь подобную чушь. Балканов мертв, следствие закрыто. Вас больше никто не будет тревожить. Радоваться надо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Чему радоваться? Погиб человек!

— Слушай, Изорская, я что-то не пойму, ты, когда такой доброй стала? Один мудак, прости за выражение, пытался тебя убить! Из-за него ты потеряла ребенка! А теперь ты ударилась в философствование! Заканчивай! Что случилось, то случилось! И нечего рассуждать! Что не делается, то к лучшему! И не вздумай мне читать мораль! Не поможет.

Её Ленку нельзя переделать. Если Даша признавалась, что порой не могла определиться, сделать выбор, принять решение, то у Лены всё было куда проще. У неё не существовало такого понятия, как «не знаю». Или «да», или «нет», третьего не дано. Она всегда поступала так, как ей было удобно в конкретном случае, и не мучилась сомнениями. Что сделано, то сделано, назад дороги нет.

— Вы когда приедете? — Даша решила сменить тему. Ей надоело, что её постоянно критикуют. Ну, не могла она переделать себя! Да, вот она такая, и измениться у неё не получается!

— Убегаешь от разговора? — догадалась Лена, но развивать тему не стала. — Скорее всего, завтра. Мы сегодня переночуем в гостинице, а завтра утречком к вам в гости наведаемся.

— Вы можете остановиться у нас. Места хватит.

Лена игриво засмеялась.

— Ну, уж нет, подруга! В кои веки я получаю в единоличное довольствие Серёгу, и хочу этим воспользоваться в полной мере!

Тут Даша её понимала. И даже очень.

— Отлично. Тогда мы вас будем ждать. Только смотрите, сильно не увлекайтесь!

— А что? — в голосе Лены послышались игривые нотки. — Имеем право.

— Имеете, имеете, никто не спорит. Только тогда нас не надо было предупреждать и грозиться, что вы приедете в гости.

— Изорская, не ворчи. Если что-то измениться, я тебе звякну.

Андрей, услышав, что завтра к ним нагрянут гости, обрадовался.

— Целую вечность не видел Климова. По телефону мы созваниваемся, но разве разговор по телефону можно сравнить с общением в живую? Привет, как дела, и всё. А Ленок молодец, — он добродушно усмехнулся. — Не думал, что Серега второй раз решит жениться. После неудачного брака он начал мыслить как закоренелый женоненавистник.

Они сидели на диване. Включили стерео, и теперь по комнате разливалась спокойная музыка.

Даша улыбнулась и запустила руку в волосы Андрея. Он не стригся, и волосы у него значительно отросли. Даше нравился беспорядок на его голове. Мысленно она сравнивала Андрея с героями приключенческих фильмов. У тех зачастую неизменным атрибутом авантюризма выступали отросшие, спадающие на ворот рубахи, волосы.

— Ты плохо знаешь Лену. Она у меня девушка решительная. Если уж надумала, кого на себе женить, то в лепешку расшибется, но своего добьется.

Андрей взял ладошку Даши, и, поднеся её к губам, стал легонько покусывать кончики пальчиков.

С тех пор, как Дашу выписали из больницы, они не занимались любовью. Врач предупредил, что лучше воздержаться от половой жизни, по крайней мере, в течение первого месяца. Организм Даши должен восстановиться.

В первое время так и было. Дашу не интересовало ничего, об интимной стороне жизни не стоило даже упоминать. Но после того, как они приехали в Абрикосово, она всё чаще стала ловить себя на мысли, что ей хочется прикасаться к Андрею, хочется чувствовать его прикосновения. Она видела, как темнеют его глаза от желания, когда она находилась рядом с ним, но из-за опасения навредить Даше, он не делал попыток сблизиться в интимном плане.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что ж, тогда мне только остается пожелать Климову счастья, — Андрей коротко хохотнул.

— Что здесь смешного, Загоронов? Лена — моя лучшая подруга, и я не допущу, чтобы ты думал и отзывался о ней в неуважительном тоне! — Даша сделала попытку вырвать руку.